Месть Бела - Джеффри Арчер

— Эй, перекормыш! Назови себя! И не вздумай врать!

Выдавший себя голосом стрелок затаился справа, располагаясь несколько выше Конана. До его укрытия примерно три длины меча. Добраться туда возможно за два с половиной удара сердца. Подтянуться на лианах, качнувшись, закинуть себя на верхнюю ветвь, по ней один шаг, толчок — и прыжком вламываешься в клубок из мелких сучьев, откуда и донесся голос.

Голос был женский. Что пока ничего не значило — мало ли Конану встречалось чудовищ, говоривших женскими голосами, ангельскими, певучими, хрустально чистыми. Но когда обладательницы голосов вылезали на свет божий... Хорошо, если только пугали своим видом, а то ведь и норовили...

— Короче говоря, иногда приходилось крепко поработать верным мечом...

— Позволю себе прервать твой увлекательный рассказ, дабы ты, получив передышку, промочил горло и увлажнил язык, ибо любому путнику нужен привал, а его лошади — водопой, и расскажу тебе историю, коя... — Симур махнул рукой. — В общем, пей и слушай. О женщинах и их голосах. Издревле старшие сыновья правителей Хорайи берут в жены старших дочерей правителей соседнего Хаурана. И наоборот. Тем самым крепились политические связи, тем самым страны оберегали себя от войн друг с другом. И вот очередной старший сын правителя Хорайи женился на очередной дочери владыки Хаурана. Как велось, жених впервые увидел будущую супругу на свадьбе. А впервые услышал ее голос, так уж получилось, лишь в волнующей тишине брачных покоев. При почти безупречных женственных формах голос у невесты оказался низким, басистым, мужским. Сын правителя так был поражен несоответствием, что не смог исполнить свой супружеский долг. И не только в первую ночь. Не мог и в последующие ночи. Чтобы ни делал, какие бы зелья ни пробовал. Только начнет исполнять, жена откроет рот, вырвется тяжелый, густой звук — и желание пропадает, будто косой подрезали. И сын правителя, которому в скором времени предстояло наследовать трон, отправлялся из спальни жены к сладкоголосым наложницам. Однако будущему монарху нужен законный наследник, он же живое подтверждение нерушимого союза Хорайи и Хаурана... а откуда ему взяться, если мужу милее невольницы?. Чем, ты думаешь, закончилась история?

— Жене, полагаю, отрубили голову, — предположил Конан.

— Ответ неверный. Хотя к тому и шло, — а также к войне между Хорайей и Хаураном. Но, на счастье, отличились главный визирь с дворцовым колдуном. Первый надоумил, а второй исполнил. На вымоченные в дарфарском алычевом уксусе листья белого лотоса колдун с одной стороны нанес отвар, изготовленный им по рецептам из древних манускриптов. Теперь такой лист оставалось лишь приложить к женскому рту, и он, крепко прилипая, не давал разжаться губам, не давал вырваться ни звуку. Так сын правителя зачал своего законного наследника. А визирь и дворцовый колдун получили столь щедрую награду, что я даже не хочу произносить какую именно, дабы не вызвать в самом себе зависть к чужому богатству.

— Мужьям многих женщин не помешало бы иметь под рукой такую колдовскую удумку, даже если у женщин этих ласкающе нежные голоса. Ведь иногда они очень много говорят. И много лишнего, — сказал Конан, при этом подумав, что Симур наверняка кое-что присочинил, а, может быть, и вовсе выдумал историю от начала до конца.

— Между прочим, — добавил Симур, — историю эту рассказал моей Локинии, сам Хауранский правитель, да-да, он уже взошел на престол. Год назад он с посольством наведался в Шадизар и тайно посетил заведение моей резвушки, прослышав, что нет ему равных в нашем городе. Твое горло отдохнуло? Тогда продолжай...

И Конан продолжил.

— В местах, откуда я родом, прежде называют себя, а потом требуют того же от других! — так обратился к незнакомке Конан из Киммерии.

Незнакомка, похоже, призадумалась. Медлила с ответным ходом. Наконец вновь зазвучал ее голос:

— А откуда ты родом?

— Оттуда, где не стреляют незнакомцам в спину, где выходят на бой лицом к лицу, где мужчины охотятся и воюют, а женщины сидят дома и ждут своих мужей.

— Ты из Большого гнезда?!

В ее возгласе варвар расслышал радостное удивление.

— Нет, — устало вздохнул киммериец. — Я из Киммерии. Имя мое Конан, а бог мой — Кром. А ты кто такая?

Опять последовало недолгое молчание.

— Меня зовут Апрея. Я молюсь, как и все люди мира, Азарху, богу, ушедшему на поклон. Я никогда не слышала ни о каком Кроме и ни о какой Киммерии. И я не знаю, что мне с тобой делать.

Конан усмехнулся — он, пожалуй, мог бы дать дельный совет, но не стоило забывать о луке и стрелах. Кстати, пока шел их с незнакомкой разговор, варвар повнимательней рассмотрел стрелу. Она была вдвое короче тех, которыми пользовались боевые лучники, и ее венчал деревянный наконечник. Впрочем, довольно острый наконечник, раз воткнулся в древесину...

— Может, ты спустишься пониже? — предложил киммериец. — Как считают у нас в Киммерии — не видя лица человека, принимаешь его за врага.

Конан думал, что последует предварительное глубокое раздумье, но неожиданно сразу, стоило его словам растаять в лесной гущине, зашуршали листья на потревоженных ветвях, и незнакомка явила себя. Она покинула укрытие, ловко и быстро прошла по зигзагу не слишком толстой ветви, ступая босыми ногами по мшистой коре, и присела на корточки напротив Конана. Они двигалась и сидела, удерживая равновесие без помощи рук и лиан. Руки ее были заняты луком, — маленьким, похожим на детский, с тетивой из человеческого волоса. Теперь Конан мог, выхватив меч и шагнув вперед по своей ветви, достать острием до лесной женщины. Но лучше бы она не вынуждала его к этому, потому что лучница оказалась вовсе не чудовищем с прелестным голосом, какие давеча припомнились варвару.

Конан не дал бы ей больше пятнадцати зим, но, быть может, в этих краях возраст отражается на женщинах по-иному. Лесная лучница невысоким ростом и худощавостью походила на кхитаянку, однако от жительниц восточной страны ее отличали бледно-розовый, а не желтый, цвет кожи, большие глаза на миловидном лице и белокурые волосы, заплетенные в косу. Коса была скручена на затылке и заколота расщепленными палочками. Девичью красу прикрывала куртка, скроенная из шкурок мелких зверьков, да еще короткие, до колен, матерчатые штаны с неровными и разлохмаченными нижними краями.

При всем при том, то есть при луке, изготовленном для немедленной стрельбы, при ножнах на поясе и выпущенной как повод к знакомству стреле — лесная женщина не казалась Конану грозно воинственной и надменно независимой, как какая-нибудь амазонка...