Пушка Ньютона - Грегори Киз

– Сударыня, я хотел лишь сказать, что король волнуется о вас. – Он отвернулся к окну и совсем тихо произнес: – Многие испугались, что вас убьют или случится что-нибудь очень нехорошее.

– Но вы же видите, со мной все в порядке.

В карете на какое-то время воцарилось молчание, но вскоре Николас вновь повернулся к ней лицом. Его глаза сияли, но было в них нечто такое тяжелое, что они казались одновременно и ужасными, и прекрасными.

– Я хочу сказать вам, мадемуазель, – начал он, – что если какой мужчина осмелится к вам прикоснуться без вашего на то согласия, это будет означать только одно – я мертв, вознесся к Богу и потому не могу защитить вас. Я бы пожертвовал вечным спасением только ради того, чтобы вы не подвергались новым оскорблениям.

– Полноте, – смутилась Адриана, – полноте, Николас.

Они обменялись долгим проникновенным взглядом. Адриане казалось, что она летит вниз с огромной высоты.

– Вы меня не поняли, – после долгого молчания произнес Николас.

– Нет, Николас, думаю, что я очень хорошо вас поняла, – ответила она.

Было уже совсем темно, когда они подъехали к Марли. Адриане доложили, что король перед сном примет ее у себя в спальне. В дороге, как Николас ни боролся с собой, он все же уснул. Один из гвардейцев сообщил ей, что Николас не ел и не спал с момента ее похищения.

Путь в королевские покои лежал через огромную галерею. Адриана поразилась картине, представшей ее глазам. Галерея, как ковром, была устлана телами придворных. Они сидели или полулежали на полу, играли в карты. Людовик построил Марли как обитель уединения и покоя. И хотя король мог легко обходиться без придворных, сейчас казалось, что он не может существовать без них.

Ее появление привлекло внимание, и по галерее пронесся гул: ее поздравляли с благополучным вызволением из плена. Лица придворных изображали услужливую доброжелательность, и у Адрианы холодок пробежал по спине. Она почувствовала, как пристально вся эта толпа следит за ней, оценивает, строит предположения, как она себя поведет, и как это отразится на их жизни, и какую пользу можно извлечь из ее присутствия при короле.

– Благодарю вас, – отвечала на поздравления Адриана, делая реверанс. – Граф Тулузский и его егерь оказали мне неоценимую услугу, только благодаря им я сейчас стою перед вами.

Адриана сделала еще один реверанс и позволила своему эскорту препроводить ее к королевскому ложу.

Людовик в роскошном халате возлежал на постели, прикрытый до пояса богато расшитым покрывалом.

– Моя дорогая мадемуазель де Моншеврой, – приветствовал ее король сильным, уверенным голосом, – очень рад видеть вас живой и в полном здравии. Господь взыщет с меня за пережитые вами страдания. Молю вас об искреннем прощении.

– Я… Нет-нет, вам не надо молить меня о прощении, ваше величество, во всем, что со мной приключилось, нет вашей вины. Следуя воле Всевышнего, граф Тулузский и гвардейцы Швейцарской роты не позволили моей душе расстаться с телом.

– Вы не ранены? Вам не причинили никакого вреда?

– Никакого, кроме того, что задержали мое прибытие в Марли, ваше величество.

– Ах, Адриана, я мужчина и король великой Франции, но вы превзошли меня своей любезностью, – произнес Людовик и указал Адриане на маленький стульчик, приставленный к его кровати. – Присядьте сюда, я думаю, вы устали с дороги. Кроме того, мне нужно кое-что вам сказать, нечто такое, на что еще несколько часов назад, боюсь, у меня не хватило бы духа.

– Ваше величество…

– Я так много и многих потерял, Адриана, так далеко в прошлом остались мои славные, счастливые дни. Но я хочу, я должен вернуть эти дни. Я нужен Франции таким, каким был в молодости, тогда и сама Франция вернется к временам торжества и славы. Вы понимаете меня, Адриана?

– Понимаю, ваше величество, – ответила Адриана.

– Но я уже не тот, каким был, я стал лучше. Ментенон научила меня быть лучше себя самого. И хотя она вначале сама была просто моей любовницей, она научила меня расточительно менять любовниц по первой прихоти и капризу. – Людовик нахмурился. – Знаете, совсем недавно я собирался завести новую любовницу. И мой выбор пал на вас, Адриана.

– На меня, ваше величество?

– Да, Адриана. Вы так похожи на Ментенон. – Людовик приподнялся и сел в кровати. – Вы видите, как я изменился после смерти дофина? Огонь, который должен был убить меня, лишь пробудил во мне чудодейственную силу персидского эликсира. И сейчас, когда ко мне вернулось зрение, посмотрите, каким молодым я стал!

Адриана почувствовала, как лоб у нее покрылся испариной. Король ничуть не изменился с тех пор, как она видела его в последний раз, если не считать того, что глаза его казались сосредоточенными на чем-то очень далеком и отстраненном. Она не понимала, о чем он говорит.

Растерявшись, Адриана молчала. Людовик взял ее за руку.

– Я понимаю, это невероятно, и вы чрезвычайно удивлены. Должен признаться, что последние годы я чувствовал себя значительно моложе своих лет, но и думать не смел, что увижу себя двадцатилетним юношей, и вот пожалуйста! Сейчас время необычайных чудес! И мои новые помолодевшие глаза смотрят на вас, Адриана, и видят не просто другую Ментенон. Вы красивы и добры, при этом всегда улыбаетесь. Вы невероятно облагодетельствуете меня, двор и Францию, если согласитесь стать моей супругой и королевой. И как королева подарите Франции нового наследника.

Адриана чувствовала, что не в силах сдержать слезы, и они катились по ее щекам, обжигая. Но она плакала беззвучно. Стоявший в другом конце комнаты Ботем отвернулся, лицо его исказилось от сострадания. Адриана не могла бы сказать с полной уверенностью, кому предназначалось сострадание камердинера – королю или ей.

Если Людовик и видел ее слезы, то ничего не сказал по их поводу. Он продолжал смотреть куда-то вдаль, мимо нее, с ожидающим выражением на лице. Она молчала до тех пор, пока не почувствовала, что может говорить совершенно спокойно.

– Я согласна, ваше величество. Я никогда бы не смогла сказать вам «нет».

По крайней мере теперь она попала в самый центр событий, жизни.

20. Тич

Рассвело, и обнаружилось, что берег исчез из виду. Бен протер глаза, от усталости и бессонной ночи их жгло так, словно кто-то швырнул в них песком. Бен не замечал нежной прелести наступившего утра, он видел только края огромной синей тарелки и себя, плавающего посередине.

От баталий минувшего дня болело все тело, а голова напрочь лишилась способности соображать. Ночью Бен не сомкнул глаз, в воспаленном мозгу беспрестанно всплывали картины пережитого кошмара, но у него уже иссякли слезы, чтобы выплакать горе, и не было сил, чтобы молиться о спасении.

Бескрайние просторы моря действовали успокаивающе. Здесь Брейсуэлу не подкрасться незамеченным, Бен увидит этого дьявола, как только тот появится на горизонте. Вряд ли Бен сможет остановить его, но по крайней мере смерть не застигнет его врасплох.

Бену казалось, будто из него вынули душу, он никак не мог поверить, что Джеймс мертв. Он не мог осознать этого и совершенно ясно представлял, как Джеймс смеется, разговаривает, сердится. Джеймс остался для него живым, таким, каким Бен знал его всю свою жизнь. Ночной кошмар с Брейсуэлом казался наваждением. Несколько последних месяцев – ложью, иллюзией, и только Джеймс был настоящим, а потому живым.

Утро заставило Бена четко осознать, что он обязан немедленно вернуться в Бостон. Джеймс мертв. А что если Брейсуэл убьет отца и мать? Что станет с Джоном Коллинзом? Бен окажется самым последним трусом, если сбежит сейчас, спасая свою жалкую жизнь. Ведь Брейсуэл предупредил его, что убьет Джона, и потому Бен должен вернуться назад в город.

Бен встал, кое-как распрямив затекшие ноги, поднял парус.

Без компаса, не видя берега, он представления не имел, куда же направить лодку. Но берег, даже невидимый глазу существует, до него можно добраться. Если он будет держать курс на север, то, скорее всего, выйдет к мысу Код. Если на запад, там тоже земля. И только если плыть на восток, есть опасность потеряться в открытом море…

Где восток, он, слава богу, знал! Поразительно, как человек тупеет после одной-двух бессонных ночей. Бен с трудом принялся поднимать парус.

Он уселся на корме и беспрестанно вертел головой, подскакивая, – не появилась ли на горизонте земля? Он не замечал ни солнечных бликов на морской глади, ни того, как становится теплее с нарождающимся новым днем, ни того, как спокойно и легко покачивается на волнах лодка. «Как Брейсуэлу удалось остаться в живых?» – недоумевал Бен. Крафтпистоль направляет контролируемый взрыв свечения и флегмы, вырывается пламя, похожее на разряд молнии. «Летучий» фонарь, который Бен изобрел, должен был вызвать взрыв внутри крафтпистоля. Взрыв ненаправленного действия. Для Брейсуэла это должно было обернуться похуже удара молнии.