Как понять ребенка - Валявский Андрей Степанович

Вспоминается юноша-одиннадцатиклассник, задававший вопросы по поводу своей персоны более двух часов. В заключение встречи он сказал: «Как ни странно, все, что Вы мне обо мне рассказали, правда. К сожалению, я Вам должен сказать, я -еще хуже. Но тогда возникает вопрос ,что мне делать дальше?» Этот юноша сумел подняться до формирования серьезнейшего признания, но у него не хватило сил придти во второй раз для продолжения разговора.

После 12-ти лет такие, как он, активно интересуются собственной личностью, накапливая к 17-ти годам багаж знаний о себе по результатам общения и конфликтов со взрослыми или сверстниками. Вот почему после 12-ти лет они активно бомбардируют друг друга знаменитыми детскими вопросами: «Кто ты?.. Какой у тебя цвет волос, глаз?.. Твой любимый цвет?.. Твои друзья?.. Твой любимый артист?.. Песня?..» Однажды в Ленинграде я увидел в продаже такой вопросник с пустыми листами для заполнения, оформленный типографским способом. Дети вглядываются в ответы друг друга, как в зеркало, пытаясь увидеть свое отражение. Желая разглядеть себя как можно лучше, они тянутся за такими ответами к взрослым. С каждым днем после 12-ти лет их все больше интересует не похвала - пища для гордости, а правда - пища для смирения и для критического осмысления себя, своих поступков. Оказавшись после 12-ти лет, как витязи на распутье перед камнем, без видения себя со стороны, они не знают, куда идти: «Пойдешь налево - коня потеряешь, пойдешь направо - голову потеряешь...» Что значит «коня потерять, а что - голову? И есть ли иной путь?» Только взрослый сможет и должен ему подсказать: «Есть! Самый прямой и самый трудами - переступить через камень». На камне не написано, что это - символ тебя самого, надо переступить через себя, преодолеть себя. В этой критической точке твоей жизни тебе дается право стать участником изменения себя, и тебе даются на это сипы. Ты становишься сознательным участником перепрограммирования себя, делания себя, если скажешь себе: «Я не хочу быть таким, как сейчас, хочу быть другим». Надо с формулировать, а следовательно, осознать и запечатлеть в памяти, что тебе в самом себе не нравится и каким ты видишь себя в будущем. К этому новому образу твоего «Я», может быть, будет пропадать за очередным валуном, помни, что это временно, если сил не будет идти дальше, вспомни народную пословицу: «Человек - лучшее лекарство для человека», и поищи этого Человека среди друзей, учителей, взрослых, родителей Ты не первый и не последний идешь по великому каменистому обрывистому пути преодоления себя. Значит, всегда есть с кем посоветоваться. Незримо для тебя, кто-то чуть впереди, кто-то чуть позади карабкается за тобой, и ему, может быть, еще хуже, а кто-то рядом или над тобой. Надо только позвать, и незримое проявится.

Трудно современному юноше или девушке додуматься до этого самому, когда оказался почти уничтоженным институт крестных отцов и матерен. Кровные отец с матерью отвечали прежде всего за земное развитие ребенка, а за духовное становление - крестные. Ребенок знал, к кому можно пойти за советом в трудную минуту и, смиряясь, шел за этим советом. Обычай давал право обратиться к более объективному судье, чем кровно заинтересованные родители. Но тот же обычаи обязывал взять и исполнить совет, за которым ты пришел. Слово крестного было выше слова родительского. А если ты его не исполнил, то тогда: «Зачем же ты пришел, и я тебе - не крестный».

Дети интуитивно тянутся к родным отцам за духовным советом, за духовной поддержкой, но чаше всего получают вместо проповеди отповедь, а вместо поддержки - ограничение. Оставаясь один на один с собой, ребенок еще острее чувствует неправду, несправедливость, жестокость, фальшивость, лживость этого мира. Сделать критические выгоды о современниках в наше время не трудно, достаточно послушать радио, посмотреть телевизор, почитать газету, и Вы получите массу примеров того, как делается не по совести и как не надо делать. «Какой ужасный мир!» - восклицает душа ребенка. И тут вдруг обнаруживает: «А ведь и я становлюсь таким же, а ведь и я во многом уже такой же... Нет, я не хочу быть таким!»

Оказавшись на совестливой вершине видения себя со стороны, без поддержки, ребенок может свалиться в пропасть самоотрицания. Детский суицид -что это, как не ужас от самого себя? Детское самоубийство - что это, как не вердикт самому себе, собственный приговор безобразному в себе, отрицание этого безобразного без надежды на помощь людей, неверие, что люди еще есть? В своих классных записках или письмах на студию телевидения они в эту пору просят о помощи: «Я не хочу больше врать, а мама не догадывается. Как сказать?.. Скажите, пожалуйста, в эфир хотя бы, что получили мое письмо, всем Вы все равно не ответите... Что мне делать? Мне так плохо... и я бы давно покончила с собой, если бы Виктор Цой не сказал: „Не тобою дана тебе жизнь, и не тебе ее у себя отбирать..."». Мороз пробирает по коже, когда каждое второе-третье письмо с вопросом о жизни и смерти.

А вот еще из одной записки кровоточащие слова: «Моих родителей не интересуют мои проблемы, свои-то решить не могут. Помогите, ответьте, но вслух мою записку не читайте». Записка, к тому же, была без подписи, но зато с верой и надеждой, свойственной детям.

Или, например, это: «Я начала курить... начала пить, колоться, гулять... я бросила школу, ушла из дому... Но вдруг я опомнилась и вернулась домой, бросила курить, пить, колоться, гулять, пошла сама скова в школу... Но как ко мне все откосятся! Никто не понимает, что я уже другая, никто мне не верит... Что делать?.. Как удержаться?.. Где же взять силы?..» придется долго идти, ведь дорога вся усеяна камнями, которые ты сам, наверное, в свое время набросал. Если свет вдали будет пропадать за очередным валуном, помни, что это временно, если сил не будет идти дальше, вспомни народную пословицу: «Человек - лучшее лекарство для человека», и поищи этого Человека среди друзей, учителей, взрослых, родителей Ты не первый и не последний идешь по великому каменистому обрывистому пути преодоления себя. Значит, всегда есть с кем посоветоваться. Незримо для тебя, кто-то чуть впереди, кто-то чуть позади карабкается за тобой, и ему, может быть, еще хуже, а кто-то рядом или над тобой. Надо только позвать, и незримое проявится.

Трудно современному юноше или девушке додуматься до этого самому, когда оказался почти уничтоженным институт крестных отцов и матерен. Кровные отец с матерью отвечали прежде всего за земное развитие ребенка, а за духовное становление - крестные. Ребенок знал, к кому можно пойти за советом в трудную минуту и, смиряясь, шел за этим советом. Обычай давал право обратиться к более объективному судье, чем кровно заинтересованные родители. Но тот же обычаи обязывал взять и исполнить совет, за которым ты пришел. Слово крестного было выше слова родительского. А если ты его не исполнил, то тогда: «Зачем же ты пришел, и я тебе - не крестный».

Дети интуитивно тянутся к родным отцам за духовным советом, за духовной поддержкой, но чаше всего получают вместо проповеди отповедь, а вместо поддержки - ограничение. Оставаясь один на один с собой, ребенок еще острее чувствует неправду, несправедливость, жестокость, фальшивость, лживость этого мира. Сделать критические выгоды о современниках в наше время не трудно, достаточно послушать радио, посмотреть телевизор, почитать газету, и Вы получите массу примеров того, как делается не по совести и как не надо делать. «Какой ужасный мир!» - восклицает душа ребенка. И туг вдруг обнаруживает: «А ведь и я становлюсь таким же, а ведь и я во многом уже такой же... Нет, я не хочу быть таким!»

Оказавшись на совестливой вершине видения себя со стороны, без поддержки, ребенок может свалиться в пропасть самоотрицания. Детский суицид -что это, как не ужас от самого себя? Детское самоубийство - что это, как не вердикт самому себе, собственный приговор безобразному в себе, отрицание этого безобразного без надежды на помощь людей, неверие, что люди еще есть? В своих классных записках или письмах на студию телевидения они в эту пору просят о помощи: «Я не хочу больше врать, а мама не догадывается. Как сказать?.. Скажите, пожалуйста, в эфир хотя бы, что получили мое письмо, всем Вы все равно не ответите... Что мне делать? Мне так плохо... и я бы давно покончила с собой, если бы Виктор Цой не сказал: „Не тобою дана тебе жизнь, и не тебе ее у себя отбирать..."». Мороз пробирает по коже, когда каждое второе-третье письмо с вопросом о жизни и смерти.