Лучшее место на Земле - Иар Эльтеррус

– Работай, – приказал Ит хирургу. – Бери стетоскоп и работай.

Тот на негнущихся ногах подошел к столу, откинул простыню.

– Б-б-брадикардия, – отрапортовал он спустя полминуты.

– Проверь рефлексы, – подсказал Скрипач. Он все еще продолжал держать Сэфес за руку. – Давай, давай. Проверь и набирай второй.

Выждав положенные пять минут, Ит взял у хирурга следующий шприц.

– Лучше я, – сказал Скрипач.

– Нет. – Ит отсоединил от катетера первый шприц и поставил следующий. – Ты обещал держать его за руку – вот и делай.

Хирург со стетоскопом неподвижно стоял рядом со столом. Ит, помедлив несколько секунд, довел плунжер. Следующие три минуты прошли в молчании.

– Проверь, – едва слышно сказал Ит.

– Дыхания нет, аритмия.

– Ждем.

Еще три минуты.

– Клиническая.

– Что положено сказать? – спросил Скрипач. – Ну, гадина? Что положено сказать? – Он осторожно освободил свои пальцы из чужой мертвой руки и подошел к хирургу.

– Время смерти… четырнадцать часов, двадцать шесть м-м-м-минут, – с трудом выдавил из себя тот.

– Молодец, – одобрил Скрипач. – Иди и запиши. И учти – как только мне представится возможность, я это место сровняю с землей. Вместе со всеми, кто тут будет находиться. И в твоих интересах, сволочь, быть максимально далеко, когда я приду сюда за этим.

Ит поднес руку ко лбу, несколько секунд постоял, закрыв глаза, затем закрыл тело простыней. Обошел стол и тихо, едва слышно добавил:

– Учти, он придет не один. И он слишком добрый, я бы, будь у меня на это право, прикончил тебя прямо сейчас.

– За что? – изумился хирург.

– Ты не понял? За воздух в вену, садист, – пояснил Скрипач. – А теперь вали отсюда, и чем быстрее, тем лучше.

Возвращались вечером, в восьмом часу. Кардиолог и нейрохирург вместе с Конашем уехали, конечно, раньше, а им пришлось задержаться – сначала Федор Васильевич делал вскрытие, брал нужные ему пробы, а потом почти час ругался с заведующей. После пришлось ждать Данилу и Ванечку, которые ничего умнее не придумали, как пойти в городе в кино…

…«Ватерфорд» шел по Пахре к смычке с Москвой-рекой. Вел Данила, Федор Васильевич сидел рядом и вполголоса отчитывал их с Ванечкой за задержку. Роберта присела на обитой кожей лавке, рассеянно прислушиваясь к перебранке. Ит и Скрипач сидели на корме – Скрипач, согнувшись в три погибели, обхватив голову руками, Ит – неподвижно, как статуя, с напряженной прямой спиной и невидящим взглядом. Ольшанская, подумав, подошла к ним и дотронулась кончиками пальцев до плеча Ита – пальцы наткнулись на окаменевшие мышцы. Он с трудом оторвал взгляд от плывущего мимо берега реки и посмотрел на нее.

– Вы что-то хотели, Берта? – спросил он.

Она открыла было рот, но почему-то ничего не сказала – словно разом забыла все слова.

– Простите. Давайте поговорим завтра, – попросил Ит. – Мне… немного не по себе. Понимаете ли, я сегодня убил человека.

– А раньше вам приходилось убивать? – тихо спросила она.

– Неоднократно. – Скрипач поднял голову. – Но не Сэфес… и не вот так.

Той ночью приступ впервые настиг Ита не во сне, как обычно, а в полном сознании, и был он едва ли не сильнее, чем случившийся в караване. Скрипач начал помогать – ничего не выходило, становилось все хуже и хуже. Через полчаса пришла Ольшанская, увидевшая, что у них горит свет, – перепугалась, побежала вызывать «Скорую» и звонить Федору Васильевичу, не слушая Скрипача, начавшего было убеждать ее, что делать этого не нужно.

А дальше до самого утра были часы какого-то дерганого нервного кошмара, с врачами, уколами, руганью, разбуженными шумом соседями по коридору. Приехавшая «Скорая» стала настаивать на немедленной госпитализации, Ит, которому в тот момент стало немного легче, отказался – «Скорая» наколола всего подряд и уехала, но через полтора часа, вызванная уже Скрипачом, снова вернулась, одновременно с примчавшимся через полгорода Федором Васильевичем.

Всю эту ночь Ит провел словно бы на грани сознания, то и дело срывавшегося в темный, вязкий кошмар, то выплывая на берег, где была комната, горел свет, резко и неприятно пахло нашатырем и камфарой, то уходя снова в глубь вязкой черноты, заливавшей легкие, не дававшей дышать, отнимающей все силы. Что-то происходило вокруг, временами он даже, кажется, понимал, что именно, но происходящее вдруг снова прорастало тьмой, с которой уже не было сил бороться…

Отпустило только под утро. В шестом часу, очнувшись, он обнаружил, что полулежит на кровати, поставленной вплотную к настежь распахнутому окну. Комната имела вид разоренный и жалкий. Книги и вещи поспешно сброшены на вторую кровать, стол завален использованными ампулами, на полу грязь, обрывки картонных упаковок от коробок с лекарствами… Скрипач сидел рядом, на стуле. Выглядел он плохо: покрасневшие, воспаленные глаза, искусанные до крови губы, бледный, а на лице – совершенно незнакомое выражение растерянности и страха.

– Рыжий, ты чего? – Ит удивился, насколько слабо прозвучал его голос. Скрипач сел рядом с ним и принялся гладить по голове, не произнося в ответ ни слова. Ит заметил, что его ладонь трясется, как под током.

Скрипач всхлипнул.

– Боже мой… – прошептал он. – Что же это такое… что нам делать… Господи, что же нам делать…

Ит протянул руку, положил Скрипачу на плечо.

– Обойдется, – произнес он, стараясь, чтобы голос звучал по возможности уверенно. – Увидишь. Обойдется.

– Ты ночью чуть не умер… Боже, какой я придурок, что вообще позволил тебе… где мои глаза были… – Скрипач, казалось, был готов разрыдаться. – Тебе только этого не хватало… и вообще, нельзя было тебе туда ехать… сами бы съездили… Господи… да что же это такое…

В комнату вошла Ольшанская. Посмотрела на Ита, на Скрипача, села на краешек второй кровати. Осуждающе покачала головой.

– Ит, вы никогда не пробовали думать о последствиях своих поступков? – поинтересовалась она.

– Пробовал, – честно ответил Ит. – Иногда даже получается.

– Плохо пробовали. Ваше счастье, что «Скорая» во второй раз быстро приехала. Опоздай они на пятнадцать минут, им бы осталось только время смерти зафиксировать.

Скрипач, зажав уши руками, бросился прочь из комнаты. Ольшанская проводила его недоуменным взглядом.

– Я что-то не так сделала? – удивилась она.

– Нет, все так. Просто совпало. – Ит попробовал вздохнуть поглубже, это удалось, и он слегка приободрился. – Берта, у вас нет валерьянки?

– Для вас?

– Для рыжего. Мне кажется, он что-то… слишком перенервничал.

– На его месте любой бы перенервничал, – отрезала Ольшанская. – Полюбуйтесь на свои руки! Живого места нет.

Ит опустил глаза и присвистнул.

– Ого, – произнес он. – Да, действительно…

– Вот и «ого», – поддела его Роберта. – После того, что вы нам тут устроили… В общем, можно было меня вчера и не прогонять из операционной. Мне кажется, там все было гораздо спокойнее.

– Вы правы, – вздохнул Ит. – Это действительно так.

– Вы хотите что-нибудь? Чаю, воды? Вставать вам сегодня нельзя, – предупредила Ольшанская. – Так что придется нам со Скрипачом за вами поухаживать.

Ит подумал, что при всем своем желании встать он, наверное, не смог бы – сил не было совершенно. Может, ближе к вечеру, но не раньше…

– Роберта, если можно, дайте воды и таблетку анальгина, голова болит, – попросил он.

– Воду можно, конечно, а на счет анальгина не уверена, вдруг нельзя. – Она встала. – Ладно. Сейчас попьете, а потом я схожу, позвоню, узнаю про таблетки и заодно поищу Скрипача.

Искать Скрипача не пришлось – оказывается, все время, пока они говорили, он просидел в коридоре, под дверью, беззвучно плача. Успокоился он не сразу – видимо, нервы стали сдавать и возвращаться в состояние душевного равновесия ему с каждым разом становилось все труднее.

Днем, когда стало окончательно ясно, что проблем больше не предвидится, все наконец решили попробовать хотя бы немного поспать. Ит был уверен, что заснуть ему не удастся, но заснул неожиданно легко – и во сне видел что-то странное, но удивительно, это что-то было пусть и печальным, но совершенно спокойным, отрешенно-прекрасным. Проснувшись, он подумал, что впервые в жизни, наверное, сумел увидеть во сне не нечто вещественное, не событие, а ощущение, словно мысль, возможно даже и не его собственная, обрела невиданную доныне форму…

К вечеру все более или менее устаканилось. Отдохнувший Скрипач прибрал в комнате, Роберта принесла из столовой ужин (готовить, конечно, сил не было ни у кого), потом зашел Федор Васильевич, отругал Ита, но как-то конфузливо, словно стесняясь, а затем решили, что можно в принципе устроить небольшое совещание – происшедшие события требовали детального разбора.