Та сторона - Теодор Картер

– Если я буду смотреть на тебя, но стоит мне повернуть свою голову…

Я отвернулся. Слева от меня – бесконечный квартал, пожираемый золотым призраком заката; справа – безжизненной, съеденный мором мир. Закрыв глаза, я сосредоточился на том, что нахожусь в отражении. Мое тело выворачивало наизнанку, а меня самого словно скрутили в соковыжималке и выжали вдоль и поперек. Я раскрыл веки и почувствовал головокружение, а ноги мои стали ватными, но случилось то, что должно было случиться – передо мной, на самом краю обрыва стоял странник, а за ним – необъятные мертвые земли, не видавшие ни ласки, ни тепла. Я толкнул головой его револьвер, и его руки закрутились винтами в поисках равновесия, ноги поджались и тело затряслось в эпилептическом припадке.

Проклиная меня всей своей сущность, он соскользнул и свалился вниз, и последние его взгляды я ловил на своем лице, упрекая себя за то, что со мной вообще могло произойти такое. Он не кричал, не молился, он гордо принял свою смерть и отдал ей всего себя… Словно непорочный и чистый перед этим миром, он принял будущую гибель, как заслуженную кару и должный конец. Он закрыл глаза. Лицо его выражало спокойствие. Ни один человек не принимал свою смерть с подобной невозмутимостью.

Тело его летело вниз, а я не чувствовал хода времени и самого себя. Я был лишь своими глазами – меня остального нет.

Почему лишь самое сильное создание способно на ложь и обман? Почему никто не способен его понять…

14

– Иногда не остается иного выбора, – сказал Ньют. – Не вини себя. Ты оказался во власти обстоятельств, загнанный в угол. Тебе ничего не оставалось.

Странник рухнул вниз бездомной пропасти, храня в своей груди мрачную тайну. Он говорил нам о любви, но упомянул, что не способен любить. Он что-то чувствовал в этот момент или пришел к умозаключению, исходя из цепочки мыслей? Тем не менее, я никогда и не думал о том, что мне предстоит столкнуться с подобным. Сначала один из людей в масках, затем – странник. Можно ли считать меня полноправным убийцей?

– Я вспомню об этом, когда приду в себя?

– Сомневаюсь в этом, но твой рассудок будет прятать внутри тебя все чувства, связанные с этим местом. Вряд ли ты что-нибудь вспомнишь, но чувство дежавю начнет посещать тебя.

– Как тогда, когда я был женат на Анне?

Он посмотрел на меня испытывающим взором. Я отвернулся от него.

– Так вот какова плата за этот путь… – прошептал я.

– Ты придешь в себя. В конце концов, есть на свете чувства, способные затмить собой любые невзгоды. Они сильнее любого безумства, но ты и сам прекрасно знаешь об этом…

– Тогда почему он так и остался непонятым?

– У каждого в этой жизни своя участь. Его – вечно любить человека, никогда по истине не испытывая это чувство. Моя – быть зрителем. Ведь это тоже нелегко – наблюдать за тем как рождаются и исчезают целые поколения людей, как марш времени безошибочно ведет целую цивилизацию к одному кресту… Не бывает в мире большей муки, чем изображать равнодушие ко всему вокруг, ведь и я когда-то любил…

– Надеюсь, я не сойду с ума…

– Не сойдешь. Будь в этом уверен. Иногда ты будешь чувствовать необъяснимый страх перед чем-либо, или же беспричинную тягу к чем-то, что не имеет ничего прекрасного. Но для человека это нормально. А сейчас, отправься к ней и закончи эту историю.

Я ничего не ответил. Глядя в бескрайнее небо, я думал о смерти. С одной стороны покоится целый мир. Лучезарный свет падает на неведомых красот здания, и по улицам гуляет свобода. С другой стороны ненастье тревожит души умерших, раскаляет молниями землю, и уносит прочь их крики.

Когда я обернулся, Ньют исчез, и тогда мне снова попалась та самая церковь. Мне предстояло пройти этот путь обратно, но время… Разве имеет значение время, когда передо мной, как на ладони, раскинулся подобный вид?

15

Не знаю, сколько времени прошло к тому моменту, да и не думал я вовсе ни о чем, но я свернул на дорогу, ведущую по аллее, и они снова пошли ко мне. Анна и маленький Тони. На их лицах сияла радостная улыбка и они словно светились от счастья. Как сказать ей о том, что я покину их навсегда? Один раз они уже попрощались со мной.

– Папа! – закричал Тони, бросаясь в мои объятия. Я не знал как отнестись к сыну, которого никогда не было.

– Привет, Джо! – сказала Анна, бережно целуя меня в щеку.

Я не чувствовал радости, мне не было счастьем их видеть, но как же мне было больно… Словно тысячи лезвий застряли в моем горле и карябали мое нутро, как только я открывал свой рот, а едва видимые раскаленные иглы впивались в мои глаза.

– Привет, – сказал я им, и по лицу моему заскользили слезы.

– Папа, ты пришел к нам? – восклицал Тони.

Анна, покорно принимая меня, смотрела совершенно добродушными глазами, полные неистовой любви, способной на самое жестокое – навсегда отпустить человека, которого любишь…

– Я знаю, что ты не можешь ничего нам сказать… Когда-то мы были семьей, и твоя скоропостижная смерть попросту нас сломила…

Я молчал, не понимая, что она имеет в виду.

– Ты не помнишь этого, но зато мы помним. Я всегда была одинокой и мечтала о любви, и когда ты сфотографировал меня в библиотеке, я втрескалась в тебя, как дурочка! Я всегда была слабой, Джо, и только ты – единственный в мире человек! – заставлял меня радоваться и жить. По-настоящему, а не делать вид. Помнишь, мы поссорились и ты уехал от нас, Джо? Тогда все мы были примерно такого же возраста как сейчас, разве что ты – немного старше. Прости меня, я совершила ужасный грех… С того дня меня и Тони больше не было… Мы никогда больше не узнаем, что такое счастье, но ты узнаешь, Джо. Иди к ней. Иди к ней и сделай ее счастливой!

Она заключила меня в объятия и я обнял ее в ответ. Они пошли дальше, вдоль аллеи под весенней капелью. В нашем с ней ледяном дворце…

Я не оборачивался назад, но слышал, как Тони смеялся, Как Анна играла с ним, хватая на руки и вращая вокруг себя. Слышал ее тихий плач и готов клясться – среди тысяч упавших и разбившихся о землю капель была одна, чьи брызги растворили во мне сомнения и научили меня