Та сторона - Теодор Картер

Он просто лежал. Двое других тут же бросились бежать в стороны, ведь я по-прежнему держал ствол в их сторону. Мое нутро ликовало! Руки и плечи ныли от боли. На меня смотрел странник и по его лицу медленно расплывалась улыбка.

– Что я только что сделал? – спросил я странника, когда тот подошел ко мне.

– Поздравляю! Ты убил одного из них.

– Убил?

– Не переживай – они не люди. Так что настоящего убийства ты не совершал.

– Что мы будем делать дальше? – спросил я.

– Пойдем по кварталу вдоль стены искать другую лестницу, и если кто-нибудь из них снова вылезет, провернем этот трюк снова.

Мы двинулись с места, оглядываясь по сторонам. И пусть мои ноги шагали, я оставался у двери того дома, где совершил выстрел, и наблюдал, как пуля раскидывает кровь всадника по округе. О чем он думал перед смертью? Он сожалел о чем-нибудь или был готовым к смерти?

– Ты знал, что так будет? – спросил я.

– Нет. Такие вещи невозможно предугадать. Я знал, что ты появишься неподалеку, однако выстрелишь ты или нет – зависело от тебя.

– Значит, мне придется убивать слова…

– Еще раз скажу тебе – это не убийство, но если тебе будет проще, о двух остальных я смогу позаботится сам, – сказал он.

– И как ты это сделаешь?

– Ты отвлечешь их. Как в этот раз. Будь готов.

Он говорил об этом так просто, будто залезть в голову человека – всего лишь детская забава. Я использовал их для своих целей, ничего им не дал. Что же случилось с ними потом? С тем полным мужчиной и стройной женщиной и каково это – потерять самого себя внутри своего рассудка, оказаться в забвении, и затем – бац! – ты уже совсем в другом месте и даже не представляешь как здесь оказался.

Все это наводило меня на мысли о том, что же происходит, когда ты вдруг замечтался? Неужели ты настолько сильно углубляешься внутрь своих переживаний, что оказываешься здесь, а затем, когда запас силы твоего воображения исчерпан, снова возвращаешься в свой мир?

Думать об этом можно было бесконечно. Размышлять над выдуманными гипотезами, аргументировать их, приводить неоспоримые доводы и делать выводы, но так ли это? Я не знал.

Аккуратно делая новый шаг, мы старались не шуметь и не создавать причин обнаружить нас. Однако это не приводило к успеху – здесь и так не было практически никакого звука.

– Мы переиграем их, – вдруг сказал странник.

– Каким образом?

– Тебя не удивил тот факт, что из бесчисленного множества вариантов ты появился именно там, в доме неподалеку?

Признаться честно, удивил, но я не придал этому никакой жизненно-важной ценности.

– Так вот, – продолжал он. – Ты оказался там, потому что это беспокоило тебя в тот момент. Если бы тебе нужно было другое – ты оказался бы в другом месте, но тебе необходимо было оказаться именно там.

– Ты хочешь предложить мне добровольно шагнуть в один из этих домов и сконцентрироваться на том, чтобы оказаться около них?

– Именно.

– Я не стану их убивать.

– Тебе и не нужно – я все сделаю сам. Выстрели в воздух, когда появишься, чтобы я смог понять где ты.

– Ладно, хорошо.

Я согласился, но что меня ждет в этот раз? Смогу ли я снова вернуть себе свою память и самого себя? Вдруг случиться так, что я буду вынужден годами скитаться в незнакомом теле незнакомого человека и только лишь время спустя, лежа на смертном одре, обрести рассудок? Мне было страшно вновь оказаться в ловушке. Вновь потерять свою жизнь и винить себя в совершенных ошибках.

7

Мы стояли у входа в своего рода музей, у торжественного вида особняка с колонами-атлантами, держащими его могучую кровлю на своих согбенных спинах. Двухметровый каменный забор ограждал его территории от нежданных гостей, широкие окна, будто выпученные глаза, наблюдали за нами с великодушием и благородностью.

– Ты готов? – спросил странник.

– Разве, если я не готов, это что-то изменит?

Он усмехнулся, отвернув лицо.

– Сколько патронов у тебя осталось?

– Я выстрелил один раз, стало быть – пять, – ответил я.

– Хорошо. Я возьму два твоих, у меня последний.

Вновь схватившись за рукоять, я протянул ему револьвер. Странник забрал себе два патрона, сунул свой револьвер в кобуру и отдал принадлежащий мне.

– Значит так, ты не знаешь где ты окажешься. Ищи отражения, повсюду! Зеркала, стекла, водную поверхность, да что угодно! Лишь бы там был другой человек. И тогда – вуаля! Мы снова окажемся на шаг впереди. А теперь иди.

Повернувшись к страннику спиной, я смотрел на шпросы стеклянной вставки и думал о том, чью голову я посещу. Если судить по разновидностям людского характера, я мог бы оказаться в том месте, где нет цивилизации, и в таком случае – мне придется долго искать выход. Если я вообще пойму, что нужно его искать…

Шагнув за дверь, я оказался у подножия церкви. Ее золотистый купол отсвечивал бликами солнца и покрывал живыми красками все вокруг. Я чувствовал тишину, словно она живая, а напротив была аллея – такая яркая и наполненная жизнью, что мне захотелось окунуться в ее просторы, прогуляться под кривыми прутиками еще не раскинувших кроны деревьев и вдохнуть в себя свежий весенний воздух!

И хотя мое потрясение и душевный покой полностью завладели мной, я никак не мог увидеть солнца, и более того – теней здесь не было. Ощутив на себе Божественную ладонь, я спустился по лестнице, полной святых чудес и сострадания, и пошел к аллее – на узкую тропинку, ведущую вдоль раскидистых веток и капели. В самом конце, там где заканчивались стройные ряды насаждений, в парке деревьев появилась она – Анна. Держа маленького Тони за руку, она, вновь молодая, тихо шагала ко мне навстречу и улыбалась самой что ни на есть величественной улыбкой – улыбкой, означающей понимание; олицетворяющей любовь самого высшего рода – любовь, способную отпустить.

– Анна… – сказал я себе пол нос. – Анна!

Сам не знаю отчего, но я сделал шаг. Мне хотелось быть рядом с ней, прислонить ее к своей груди. Душа моя, пропитавшись к ней столь светлой благодарностью, не смогла ее отпустить, и маленький Тони – наша награда за никогда не прожитую жизнь. Я любил ее. Любил ее как человека, посвятившего жизнь одному только мне, и растратившего ее ради меня. Неизгладимый долг висел на мне за ее страдания, но вернуть его мне не дано.

Лишь только я выказал малейшую попытку своего стремления