Если вы не влюблены - Галина Куликова

Однако в случае с рисунками все оказалось иначе. Искушение было уж слишком велико, да и прозябать в бедности, честно говоря, надоело. Вон, кругом воруют, и ничего. А он взял даже не чужое – вообще бесхозное, и даже, формально, не существующее, уничтоженное.

Короче, Борис Леонидович решил действовать и набрал хорошо знакомый ему номер.

– Аристарх Юрьевич? День добрый, это Наумкин. Есть повод встретиться. Дело срочное, поэтому, если можно – сегодня вечером. Спасибо, буду в восемь. До встречи.

Легкость, с которой местный писатель Аристарх Заречный заплатил ему двадцать тысяч, поразила Наумкина. Тот мгновенно и без всяких колебаний проглотил сомнительную историю про неизвестную старушку, которая якобы несколько лет назад принесла Борису Леонидовичу эти рисунки. Казалось, Заречному вообще неинтересно было знать их происхождение. По тому, как у него сразу же загорелись глаза, Наумкин понял, что рисунки произвели на писателя неизгладимое впечатление.

Наумкин попытался было объяснить, почему он решился продать такую прелесть, но Заречный слушал его невнимательно.

– Слыхал, слыхал про твое горе, – равнодушно бросил он, жадно разглядывая рисунки. – И ты думаешь, это старые итальянские мастера?

– Почти уверен. Да еще и письмо это.

– Кстати, оставь-ка письмо мне, – живо откликнулся писатель.

– Не могу. Ксерокс – сделаю.

– Кому он нужен, твой ксерокс. А письмо – хоть какое-то подтверждение. Или у тебя еще рисунки есть?

И Заречный с подозрением уставился на Бориса Леонидовича.

«Вот змей догадливый, на ходу подметки рвет», – испугался Наумкин. Продавать ему другие рисунки в планы Бориса Леонидовича никак не входило.

– Нет, никак не могу. Рисунки можно потом аккуратно атрибутировать, если захочешь. Только смотри – что за старушка, откуда у нее эти картинки, я не знаю, так что…

– Не учи, не маленький. Я живопись, графику, иконы уже сто лет коллекционирую – ученый. Ладно, сколько ты хочешь?

«Ну, писатель, дает. Как глаз загорелся, когда я рисунки показал! Видимо, тоже увидел в них нечто такое, особенное», – думал Борис Леонидович, возвращаясь от Заречного. Он был отягощен двумя банковскими пачками новеньких, чудесно пахнущих долларов, и нелегкими мыслями о срочной покупке собственного жилья.

Через неделю Наумкин справлял новоселье – недорогой маленький деревянный домик, только уже на другой окраине города, почти точная копия его прежнего жилища, едва вместил всех гостей, среди который преобладали сотрудники родного музея.

Разошлись далеко за полночь. Но едва Наумкин прилег, как услышал звонок.

Подумав, что вернулся кто-то из гостей, открыл дверь. Однако на пороге стояли два здоровенных молодца в костюмах и белых рубашках без галстуков.

У самой калитки, под фонарем, создавая прибывшим достойный фон, сверкал внушительных размеров джип.

Если бы Наумкин сразу же не узнал одного из незваных гостей, у него наверняка от страха случился бы инфаркт.

– Здравствуйте, Борис Леонидович! – пробасил знакомый молодой человек. – Извините, что поздно, но дело срочное. Да, с новосельем вас!

– Спасибо, – промямлил Наумкин, пока не понимая, по какому срочному делу он мог понадобиться одному из советников мэра города Перегудова.

Перегудов был ближайшим к Ордынску крупным городом. Там располагался известный на всю страну монастырь, четыре старинные церкви и еще несколько исторических памятников, находившихся, по странному капризу чиновников, под юрисдикцией ордынского музея. Поэтому в Перегудове Наумкин бывал довольно часто, решая там не только проблемы чистого искусства, но и вполне конкретные бюрократические вопросы. В частности – кто должен выделить деньги на срочный ремонт и реставрацию разрушающихся памятников, или – где найти подходящее помещение для размещения ежегодной передвижной выставки «Художники нашего края».

По этой причине он был знаком с мэром Перегудова, симпатичной и очень деятельной женщиной Валентиной Васильевной Романчиковой. Оттуда же он знал и ее советника, стоявшего сейчас на пороге.

– Вас ведь, кажется, Сергей зовут? – уточнил Борис Леонидович.

– Ага. Так нам можно войти?

– Проходите, конечно. Вот сюда, присаживайтесь.

Они гуськом вошли в комнату, хранившую следы недавнего веселья, и уселись у неприбранного стола.

– Это Паша, – спохватившись, представил Сергей своего молчаливого спутника. Тот лишь слегка кивнул головой.

– Пить будете? – спросил хозяин. – В смысле чай, или еще что…

– Да нет, ничего не надо, – ответил за двоих советник мэра. – У нас дело очень срочное. И страшно важное. В общем, у Валентины Васильевны послезавтра день рождения. К тому же юбилей. И все это прямо накануне выборов. Вы же знаете – она на следующий срок идет. Вот мы и хотели ей что-то особенное подарить…

Наумкин наконец сообразил, что ночные гости прибыли, скорее всего, с просьбой подсобить с чем-то антикварным. Или – оценить уже купленный подарок. С точки зрения его пригодности для вручения столь статусной даме.

– Да, да, и что? – поторопил Борис Леонидович, которому страшно хотелось спать.

– Деньги у нас есть, – закончил нехитрую мысль Сергей и замолчал.

Поняв, что нужно придавать разговору конструктивный характер, Наумкин решительно поинтересовался:

– От меня что нужно? Найти подарок? Или оценить то, что уже есть?

– Ничего оценивать не надо, – рубанул рукой воздух Сергей. – У нас другое на уме.

– Ну, и что же это такое? – насторожился Борис Леонидович.

– Позавчера Валентина Васильевна приезжала поздравлять нашего знаменитого писателя Аристарха Заречного с вручением ему какой-то там премии, – начал объяснять Сергей, и у Наумкина внутри все противно похолодело. Услышав имя Заречного, он весь подобрался в предчувствии неприятностей и не ошибся.

Все оказалось очень просто. Романчикова приехала с поздравлениями к Аристарху Заречному. После чая писатель повел свою гостью осматривать оранжерею, а потом стал хвастаться своими коллекциями книг и икон. Валентина Васильевна высказалась в том смысле, что у нее тоже есть неплохая коллекция, но только она собирает исключительно рисунки. Карандашом, тушью, всякие акварели. Писатель встрепенулся и тут же притащил откуда-то огромный альбом. В альбоме было много разных картинок, но Заречный сразу же открыл страницу, на которой красовались два невиданной красоты рисунка с изображением цветов. Романчикова была в полном восторге и тут же попросила Заречного продать ей их в коллекцию. За любую цену. Писатель категорически отказался, оправдываясь тем, что купил их совсем недавно и сам еще не успел как следует насладиться своим приобретением. Романчикова невероятно расстроилась, и тогда в дело вступили ее помощники. Они взяли писателя в оборот, и тот, немало перетрусив, намекнул, что стоит обратиться к Наумкину – у того, вполне возможно, есть как раз то, что им надо.

«Вот же сволочь! – разозлился Борис Леонидович. – Наводчик! Да, зря я понадеялся на его порядочность. Такого маху дал! И что же мне теперь делать?»

Наумкин попробовал было отнекиваться, но, поймав тяжелый и неприветливый взгляд молчаливого Паши, сдался. Он сразу же понял, что шуток эти ребята не понимают, а посему лучше с ними и не связываться.

– Вы, пожалуйста, нас поймите, – попытался немного сгладить ситуацию Сергей. – Такой случай удачный. Вы бы нас очень выручили. И деньги мы вам хорошие предлагаем. Это же, как я понял, парный рисунок? То есть всего два рисунка? Значит, за все получите пятьдесят тысяч. И к тому же полную защиту любых ваших интересов в случае возникновения конфликтных ситуаций. Пожизненно. Паша, я все правильно сказал?

Паша утвердительно кивнул головой, встал и направился к двери.

– Куда это он? – насторожился Наумкин.

– В машину пошел, за деньгами. Эти ребята – люди слова. Сказали заплатят – значит все. И деньги при себе.

– А если бы я отказался? – на всякий случай спросил Борис Леонидович.

– Это было бы ошибкой, – коротко бросил Сергей.

Недолгую сделку Паша завершил столь мощным рукопожатием, что едва не раздавил Наумкину пальцы.

– Ты не обижайся, нужное дело сделали. Надеюсь, картинки стоят таких денег.

До утра Борис Леонидович пил успокоительное, проклиная Аристарха Заречного, город Перегудов и всю его администрацию.

Борис Леонидович страшно переживал потерю второй пары рисунков. Если первая сделка была добровольной, потому что позволила ему решить проблему с жильем, то второй случай был чистой воды вымогательством, и это сводило Бориса Леонидовича с ума. Теперь он беспрестанно задавался одним и тем же вопросом: что же именно он продал Заречному, а после и этим отмороженным советникам и поклонникам мэра? Старые итальянцы… А вдруг это кто-то из знаменитых мастеров? Какой-нибудь неизвестный шедевр?