Жил-был народ… Пособие по выживанию в геноциде - Евгений Сатановский

Ну ещё, конечно, хорошо, что все кругом будут говорить на понятном языке. Поскольку когда народов вокруг проживает много – учи их погану мову. А так, кто приедет – пускай сами учат. И прочие мечтания нормального обывателя. Человека, как правило, закомплексованного, ищущего, кого бы притоптать на социальной лестнице. На каковых обывателях и бывает замешан любой нормальный национализм. Густопсовый или умеренный – это уж как получится. Что там у Стругацких было насчёт власти серых, которых всегда сменяют чёрные?

Попробуем понять, каково было евреям вернуться на места исходной дислокации после войны и продолжать жить на бывших оккупированных территориях. Нацистов с их расовой теорией, айнзацгруппами и зондеркомандами там больше не было, хотя, по мнению местных националистов, территории эти продолжали быть оккупированными новыми, советскими властями. Против которых они сражались после окончания войны ещё 10–15 лет – до конца 50-х – начала 60-х годов.

Однако это о другом. Вернёмся не к временно разгромленным нацистам и их местным партнёрам (судя по современному ходу событий, именно временно – попытка реванша налицо), а к недобитым евреям, пришедшим куда? На пепелище. И обнаружившим, что кругом живут – и неплохо живут, в том числе в бывших еврейских домах, те, кто немало способствовал тому, чтобы еврейское население этих мест легло в братские могилы.

Как жить человеку, если его мир уничтожен и он вернулся на руины? Причём мир этот никогда не будет прежним – хотя бы потому, что почти все те, кто его составлял, убиты? В том числе теми, кто занял их место. И не готов признать, что на этом месте до него жили другие люди, с другим языком, другой культурой и верой, – и это была их родина и их страна не в меньшей мере, чем у тех, кто их заменил?

Трудно – не то слово. Скорее невозможно. По крайней мере для всех тех, кто поглядел на эту новую Прибалтику, Белоруссию, Украину или Молдавию и, развернувшись, уехал с тем скарбом, который удалось сохранить или выбить из мародёрствовавших «под немцами» в своё удовольствие соседей, куда глаза глядят. В Сибирь или Заполярье, в Центральную Азию или на Урал, на Дальний Восток или в Закавказье – не важно. Лишь бы подальше.

Чтоб только не видеть всех этих людей, которые если сами не лежали у пулемётов и не конвоировали родных, близких, соседей и друзей к месту расстрела или в гетто, то видели, как их туда вели, и в подавляющем большинстве не сделали ничего. Даже если могли. Кто из страха. Кто из равнодушия. Кто из сочувствия к палачам. Но больше всего всё-таки из эгоизма. Как, впрочем, это было и когда громили дворянские усадьбы или раскулачивали. Изгоняли после революции поляков, а после войны немцев и – на Дальнем Востоке – японцев.

После всех них оставались крепкие хозяйства, земля, которая больше никому не принадлежала, и немалое имущество – бесхозное, накопленное поколениями, так и просившее, чтобы его прибрали к рукам, и прочая ценная недвижимость. И движимость. Жадность – великий стимул национальной идеи. Которая, помимо прочего, велит не упускать чужого добра, если хозяев больше нет – им-то оно на том свете зачем? Ну или если просто хозяев нет поблизости. Воюют. Сидят в лагере. Или спасаются бегством…

Автору довелось слышать рассказы отца, успевшего уйти из Днепропетровска, когда в город с другого конца входили немцы – при восторженной реакции местного населения по поводу того, что «жиды уезжают». В том числе о том, что – и кого – он нашёл в городе, когда вернулся туда после освобождения Украины. По результатам чего отучиться-то он в Днепропетровском металлургическом институте отучился, но по распределению уехал из города куда глаза глядят – в расположенную в глуши муромских лесов Выксу, в которой и работал на заводе, пока его не перевели в Москву.

С тех пор на своей украинской родине он бывал только в командировках – благо Днепропетровский «Гипромез» много чего проектировал вместе со «Стальпроектом» и «Гипромезом» московским, в которых он занимался оборудованием для непрерывной разливки стали. При том что родные и друзья его в Днепропетровске жили. Большой был город. Промышленный. Но жить там он больше не мог – среди людей, которые радостно встречали наступающих немцев и ещё более рады были, когда им представился случай безнаказанно заглянуть в чужую квартиру. Не все – но многие.

Строить на костях изначально бессмысленно – не держится на них ничего. Как было с Бабьим Яром, в котором от большой любви послевоенных киевских властей к евреям и их, властей, подчёркнутого интернационализма были построены жилые дома. То ли на самом деле для того, чтобы решить жилищную проблему. То ли чтобы и следа от еврейского Киева не осталось. Впрочем, мало ли в Советском Союзе разоряли кладбищ. И мало ли их разоряют сегодня, когда вокруг сплошная Россия, а СССР давным-давно в помине нет. На что почему-то «оскорбление чувств верующих» не распространяется. Заказов нет, что ли?

Уважение к мёртвым вообще «не наше». А уж к мёртвым евреям, которых и на памятниках жертвам нацизма-то не упоминали… Впрочем, места массовых расстрелов евреев и всех прочих жертв нацизма при советской власти часто использовали для размещения таких объектов, по сравнению с которыми жилые дома были ещё ничего. Цехов и общественных туалетов, стадионов и огородов. А уж раскапывать расстрельные рвы, чтобы «еврейское золото» поискать, – это и до сих пор нормальная практика.

Дома в Бабьем Яру счастья не принесли ни их жильцам, ни строителям, ни городскому начальству: их поглотил плывун. И то сказать – надо было догадаться построить жильё на яме, в которую легло несколько десятков тысяч человек. Органика, она и есть органика – не надо на ней строить. Хотя, конечно, когда всё там закончилось так, как закончилось, народ поговаривал не о строительных ошибках, а о еврейском проклятии. Для чего имел основания: евреев на Украине издавна подозревали в сверхъестественных способностях. Правда, убивать их это никому не мешало.

Не будучи человеком суеверным, автор не склонен верить в пересуды, но строить на могилах – тем более таких – не дело. Памятный знак возвести – на здоровье. Как его в постсоветский период на этом месте и возвели при посильном участии местных властей, перед которыми стояла задача: доказать американцам, что они на «новой Украине» больше не антисемиты. Скандалы в еврейской общественности были большие, но тут уж как заведено. Кто строил памятники, мемориалы, да и вообще что-то серьёзное, в бывших республиках СССР без «коррупционного элемента» на протяжении последних 25 лет?

Послевоенные оккуппированные территории СССР для большинства выживших в войну евреев были кладбищем, а на кладбище не живут. Опять же, если кто-то полагает, что вернувшихся встречали соскучившиеся соседи, которые были рады встрече, он может перестать это полагать. Причём дело было далеко не только в том, что им приходилось возвращать какое-то имущество или, упаси Г-ди, квартиры и дома. Но и в антиеврейской пропаганде, которая на протяжении оккупации распространялась нацистами – и легла на хорошо подготовленную почву.

Последствия этой настойчивой, всеобъемлющей и профессиональной пропаганды не изжиты республиками, на которые раскололся Советский Союз, до настоящего времени. Причём не только в бывшей оккупированной зоне: народ, который там при немцах жил, разъехавшись по стройкам и сделав карьеру в центре, всё своё прихватил с собой. А кое где оно, своё, смешалось с местными вариантами ксенофобии, образовав смесь поистине удивительную. Но тут уж ничего не поделать: кого чему родители или бабушки с дедушками учили, тот с тем и останется. Даже если б он и рад был измениться…

Хотя не стоит пенять во всём на нацистскую пропаганду. Погром – слово русское и корни у происходившего на оккупированных территориях были глубокие. Строго говоря, в тот момент, как в Российской империи после убийства террористами Александра II администрацией его преемника было принято решение поставить на погромный национализм, направленный в первую очередь против евреев черты оседлости, страна полным ходом двинулась к печальному концу. И это были те самые оккупированные через несколько десятилетий нацистами края. Хотя обрушилось подточенное решением царских «политтехнологов» здание империи только несколько десятилетий спустя покушения на царя-освободителя.

После еврейских и – на Дальнем Востоке – китайских погромов погромы немцев перед Первой мировой войной, более или менее мирный распад империи и кровопролитная Гражданская война, преследование «эксплуататоров», коллективизация, Большой Террор и Холокост были для населения страны уже не более чем звеньями одной цепи: раскрученного маховика преследования и уничтожения одних людей другими, жившими по соседству. Причём с подачи и при одобрении властей – тех, которые правили на данной территории в данный момент.