Три холма, охраняющие край света - Михаил Успенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Конечно, - сказал генерал. - Вот майор Одинцов у вас показания возьмёт, и всё, гражданка Туркова и гражданин Фицморис. А если вы в город, то и подвезёт. Подпишете протокол не на коленке, а как люди, в кабинете, за столом, и гуляйте! У нас есть на что посмотреть. Коля, отвези молодых людей в управление! Не изжили мы ещё бумажную волокиту, да ведь и у вас не лучше! Я сам в Лидсе на стажировке был, когда пакистанский квартал… Но вы, пожалуй, не помните, и слава богу. Это, наверное, маньяка какого-нибудь машина - вон как размалевал! Уж я - про маньяков всё знаю! Словом, всего вам доброго, Теренс… э-э…
- Родерикович, - подсказал Дюк.
- Прилично русским владеете, Теренс Родерикович, а вы, стало быть, Лидия Антоновна? Туркова? Знаменитая фамилия… Ну, не смею вас задерживать… Одинцов!
Генерал отдал необходимые распоряжения на ухо майору.
- Очень кстати, - сказала Леди. - Нам ещё один адресок пробить надо…
- Одинцов пробьёт! - весело сказал Лошкомоев. - Всегда рады помочь!
Он помахал вслед молодым свидетелям и схватился за мобильник.
- Максимыч, - торопливо заговорил он. - Хорошие новости. Есть у нас теперь подход к Туркову. Надёжный. Подробности лично. Оповести всех, кого следует… Потом натыкал другой номер и заорал:
- Козлы! А если султан этот обдолбанный захочет на сельское хозяйство посмотреть? Всех же к Филимонычу возят… Вытаскивайте эту розовую колымагу, на штрафплощадку её, а брёвна сносите! Кулько! Звони военным, пусть они понтонную переправу наводят! А сверху асфальт! Ах, так не делают? А у нас делают! У нас ещё и не так делают! Вот уж это была правда…
…Для своей же пользы людиПокидали Индарейю -Слишком тяжко человекуОщущать несовершенство,Слишком тяжко человекуВидеть доблести ульвана -Пятьдесят зубов обычныхИ четыре боевых!
ГЛАВА 37
- Кто бы мог подумать, что в Сибири так жарко! - воскликнул кум Понсиано, входя на веранду.
- Хозяева! Есть кто дома? - позвала Вера Игнатьевна. Ответом ей был храп.
Храпел мужчина в тельняшке и пижамных штанах, лежащий на диване. Лицо мужчины закрывала от любопытных старая газета - она вздымалась и опускалась сообразно дыханию.
- Книг-то сколько! - уважительно заметил сеньор Давила. - Учёный, должно быть… А мы вваливаемся…
- Разбудим его, - сказала Вера Игнатьевна. - Тут и телефон есть…
- Обождите, Верита, осмотримся… Да вы, пожалуй, не скоро добудитесь - парень заправлялся основательно.
- Типичный мужской бардак! - сказала учительница. - Третьи сутки гуляет. Хотя на столе порядок…
- Во дворе тоже порядок, - сказал кум Понсиано. - А на столе… Выясним-ка пока, с кем имеем дело! Ага! Это мы удачно зашли! Пожалуй, хозяин дома заодно с сеньором Катулькой. Вот сумка нашего похитителя. Вот мои деньги. А вот и наши документы!
- Откуда взяться мыслям поутру? - раздался низкий голос из-под газеты. - Они летят стремительным домкратом. Не остановят их ни мор, ни глад, ни скромные потуги человечьи. Федон, прикинь и сам: из недр темницы Зевесовой главы, ломая кость, стремится легкобёдрая Афина! О, мысли никому не удержать! Она парит, весёлая сова, не только ночью, ибо нет преграды и срока для того, кто в силах мыслить! Ей Гелиос не вправе помешать - ведь он слуга, покорный раб Ньютона…
- О чём он говорит? - прошептал сеньор Давила.
- Это… что-то вроде стихов… - вымолвила Вера Игнатьевна. - Но он хотя бы перестал храпеть…
- Вот незадача! Ещё один сумасшедший! - огорчился барселонец. - Везёт нам на них! Вот я и говорю - не надо его пока будить…
- …Безумья нет! - взлетела газета над лицом хозяина. - Безумье - только сон, превратно истолкованный жрецами. Оно - зипун на зябком теле правды. Оно - типун на дерзком языке. Проклятый Главк! В пятнадцатой главе - его полузабытого «Канона» так сказано: «Вещать и предвещать о чём-нибудь - удел умалишённых, гуляки праздного и девки площадной»… О нет! Он гонит, краснобай родосский! Он гонит, как обычно, здравый смысл, чтоб заменить очередным софизмом…
Давила, конечно, ничего не понял, но глубоко задумался.
Вера Игнатьевна деликатно кашлянула, чтобы обозначить своё присутствие.
- …Уж сколько раз твердили: миру - мир! - продолжал безликий хозяин. - Но множатся деяния Ареса, и тщетно тащит свой извечный груз - увядшую оливковую ветку - над полем нескончаемых сражений безмозглая голубка Пикассо…
- В школе нам говорили, - сказал кум Понсиано, - что именно так, во сне, сочинял свои шедевры великий Лопе де Вега. Вернее, и во сне тоже, иначе никогда бы ему не написать ровно тысячу пьес. Кастильцы страшно гордятся, что хоть в этом всех обошли. Правда, во сне за сеньором Вегой записывали две монашенки…
В монашенках или в самом драматурге учительница усомнилась и кашлянула ещё разок - погромче. Спящий среагировал мгновенно:
- Не спрашивай, о ком и что звенит! Всемирной славы сладкого нектара пятнадцать полагается минут любому, кто решится обнажить в присутствии бесстрастных олимпийцев…
- Ну, хватит, - шепнул Давила. - Забираем паспорта, деньги - и уходим. И не важно, как они сюда попали… И протянул руку к столу.
- Гр-р-р! - послышалось в комнате. Жандарм и учительница мгновенно повернули головы.
У выхода на веранду лежал огромный лохматый пёс. Но это было ещё полбеды.
Верхом на собаке, погружённый в густую шерсть, вертелся, словно древнегреческий мальчик на дельфине, окаянный чертёнок, бушменчик, бука или как его там. Бушменчик беззвучно веселился.
- Попались, - выдохнул Давила. - Во влипли-то… Да тут в Сибири все заодно, как я погляжу… Сговорились… Сейчас Катулька пожалует…
- Сеньор! - закричала Вера Игнатьевна. - Вернее, мужчина! Гражданин! Господин! Товарищ! Соратник! Сударь! Хватит спать! К вам пришли!
- Гр-р-р! - сказал пёс, охраняя покой хозяина.
- Хоть пифосом форосским назови, - охотно откликнулся из-под колеблемой газеты хозяин, - хоть кратером, хоть крынкою базарной, но умоляю - только не в очаг! Несносен жар увечного Гефеста, он жуткой гемикранией грозит, - отмщеньем абстинентного синдрома… Простого пива - пусть оно напиток рабов и слуг, но в час, когда в садах, верней сказать, в аллеях Академа уже умолкли речи мудрецов…
- Я в холодильнике погляжу, - поспешно сказала Вера Игнатьевна и покосилась на лохматого стража, заискивая - дескать, ты же сам лапками-то не сумеешь?
Лохматый не снизошёл до обслуживания хозяйского бодуна - он действительно мотнул башкой в сторону холодильника. Чертёнок сорвался со спины, подскочил к огромному шкафу, без труда открыл дверцу, вытащил, после некоторого раздумья, банку, дёрнул за кольцо, подкрался к ложу и сунул яркий цилиндр под газету. Там забулькало.
Потом банка звякнула об пол и покатилась к порогу.
- Прославлю день, неделю, месяц, год… - проснувшийся поднялся и сел на ложе. Газета слетела к его ногам…
- Серёжа! - отчаянно вскричала Вера Игнатьевна.
ГЛАВА 38
- Принесли же черти этого султана, - ругался губернатор Солдатиков. - Как я его должен принимать? Официальный это визит или частный? Имею я право с ним договоры подписывать? Почему нет чиновника из МИДа? Может, это и не султан вовсе, а простой чечен прилетел…
- Простые чечены так не летают, - хмуро сказал референт Ценципер и почесал подбородок о каравай.
Вообще-то каравай, увенчанный берестяной солонкой и стоящий на серебряном подносе с рушником, должна была держать дама-конферансье из местной филармонии, одетая в подлинно национальный костюм, но о визите Салаха бен Омара объявили столь внезапно, что разыскать её в выходной день было немыслимо.
- Олег Максимович, - добавил Ценципер, - ведь мы уже который год вот так - на свой страх и риск. Пора бы и привыкнуть. За федеральную власть не спрячешься.
- Сплошной страх и постоянный риск, - вздохнул губернатор. - Как мы его посадили-то ещё… Как он бетонку не проломил…
Громадный «Боинг-дримлайн», доставивший в Малютин высокого гостя, медленно подплывал к зданию аэровокзала.
Ценципер подхватил поднос с караваем в левую руку, а правой быстро высморкался в рушник с петухами.
- До чего же крепко вы арабов не любите! - подивился Солдатиков.
- Протоколам не обучены! - глумливо сказал референт. - Ну, держись, Сеня, - сказал губернатор. - Двое нас, все остальные в разгоне. Ещё обидится, что мало народу встречает… Где я ему летом народ возьму?
- Как бы он на бэтээрах не приехал, - вздохнул референт. - А то помнишь товарища Иосипа Броз Тито? Нашу школу его тогда встречать выгнали с флажками. Югославские автоматчики из-за брони выглядывают, всегда готовые стрелять в советских людей на их же территории… Ты смеяться будешь, но так мне за Родину тогда обидно стало!