Катюша - Воронина Марина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец телефон грянул. Селиванов сорвал трубку, едва не сшибив аппарат на пол: это дело почему-то сильно действовало ему на нервы, чехарда с превращениями жертв в подозреваемых и обратно безумно раздражала, и, главное, никого невозможно было найти, все фигуранты этой истории исчезали без следа, стоило только о них подумать — это было как эпидемия или нашествие каких-нибудь инопланетян из сериала “Секретные материалы”, который так полюбила в последнее время дражайшая супруга.
Это как раз и была она, его бесценная половина, любезная Алевтина Даниловна, уставшая одиноко сидеть перед мутноватым от старости голубым экраном и желавшая точно знать, когда ее блудный муж собирается явиться домой. Они немного поговорили на эту тему, и Алевтина Даниловна, которая как-нибудь не первый год была замужем за милиционером, по обтекаемым фразам своего благоверного поняв, что ждать его к ужину не приходится, заявила, что в таком случае желает общаться с ним по телефону. Спустя три или четыре минуты майор понял, что ему намереваются во всех подробностях пересказать очередную серию “Санта-Барбары”, закурил новую папиросу и покорно закатив глаза к засиженному мухами плафону, криво висевшему на пыльном шнуре, но тут, в точно рассчитанный момент, майорша вдруг хихикнула в трубку и, сказав: “Ну что, Шерлок Холмс, испугался?”, нежно с ним распрощалась и повесила трубку. Майор только головой покрутил — Алевтина Даниловна любила иногда удивить.
Он тоже положил трубку, и телефон немедленно заверещал, как недорезанный.
— Послушай, мать, — сказал он в трубку, — если не перестанешь хулиганить, упеку на пятнадцать суток.
— С кем это ты, Сан Саныч? — удивленно пробасил на другом конце провода Колокольчиков.
— Тьфу, дьявол, запутали меня совсем, — в сердцах сказал майор. — Ну, что у вас там?
— В поселке его грохнули, — доложил Колокольчиков. — Место мы нашли, и пулю тоже. Похоже, стреляли из “люгера”.
— Ого, — уважительно сказал Селиванов. — Свидетели?
— Да какие тут свидетели... Нету никого, а кто есть, тот, само собой, ничего не видел и не слышал. Либо они темнят, либо “люгер” был с глушителем.
— Очень может быть, — глубокомысленно сказал Селиванов. — Это наверняка Банкира работа, а у него все может быть. Как же нам его, гада, достать?
— Насчет Банкира — это, Сан Саныч, еще вопрос, — почему-то вздохнув, сказал Колокольчиков. — Нашли мы тут одного человечка... В общем, в день убийства он подвозил до города какую-то девицу. Говорит, одета была странно — в здоровенный брезентовый дождевик до пят, на челюсти синяк, щека ободрана... в общем, тот еще видок.
— Ну? — подогнал замолчавшего Колокольчикова майор, уже зная, впрочем, что тот сейчас скажет.
— Тут такое дело... В общем, девица эта по приметам — вылитая Скворцова. Взял он ее в полукилометре от того места, где был обнаружен труп. Время тоже совпадает. Вот такие дела, Сан Саныч.
— Вот те на, — сказал майор, — душ из говна. Ну до чего же паршивое дело! Ты что же, хочешь сказать, что это она Студента из “люгера” шлепнула?
— Да кто ее знает, — опять вздохнул Колокольчиков. — Но была она там, это точно.
— В общем-то, все совпадает, — задумчиво протянул майор. — Получается, что накануне она уехала из своей квартиры вместе с Паниным, предварительно угомонив этого мордоворота Костика. Потом они как-то очутились на этих дачах. У Панина, насколько я знаю, дачи сроду не было, у Скворцовой тоже. Надо выяснить, у кого они гостили — возможно, хозяин дачи что-нибудь знает. Разыщите председателя этого их дачного кооператива, или как они там теперь называются, и возьмите у него списки владельцев дач. Их всех придется опросить. Машину Студента не нашли?
— Машина стоит у него во дворе, — сказал Колокольчиков. — Даже странно, что ее до сих пор не разобрали.
— Это-то как раз не странно, — отмахнулся майор. — Знают, чья телега, и не хотят связываться. Странно другое: почему он ее бросил и на чем добрался до этих Дубков?
— Что ж тут странного? — в свою очередь фыркнул Колокольчиков. — Если он, к примеру, от Банкира прятался, то эта машина его на каждом перекрестке засвечивала бы. Чересчур заметная, на такой не потеряешься.
— Твоя правда, — согласился Селиванов. — Надо посмотреть информацию по угонам.
— А что нам это даст? — недовольным голосом поинтересовался Колокольчиков.
— А я не знаю, что нам это даст! — взбеленился майор. — Я никак не могу понять, что у них там происходит, из-за чего они вдруг стали жрать друг друга, как пауки в банке! Я не могу понять, при чем тут Прудников, и при чем тут Скворцова, я тоже не понимаю! Я не понимаю, какое отношение имеет к ним обоим Банкир. Я даже не понимаю, кто из них преступник, а кто потерпевший... Слушай, Колокольчиков, — с надеждой спросил он, — а это не ты их всех замочил?
— Не, — сказал Колокольчиков, — не я. Если пообещаете носить передачи, могу взять на себя. У Алевтины Даниловны такие пирожки...
— Ишь, чего захотел, — остывая, буркнул майор. — Тебя, пожалуй, прокормишь, этакого бугая... Уж лучше я буду дальше с этим делом мучиться.
Он положил трубку и со вздохом сгреб в кучу разбросанные по столу фотографии, стараясь не вглядываться в то, что было на них изображено. “Все-таки старые фотографии были лучше, — подумал он, убирая расползающуюся пачку в ящик стола. — А это уже чересчур... Или я к старости становлюсь слабонервным? Все дело в том, что Студент мне нравился, хотя и был негодяем и чего-то недоговаривал. И Катя Скворцова мне нравилась, славная была девчонка, самостоятельная... Неужели она работает на Банкира? Не может этого быть, ведь Банкир пытался ее убить. Или ей опять повезло отбиться? Вряд ли, такое только в кино бывает, причем в дрянном кино. И потом, она тоже мне врала. Что-то она знала, но что? И причем здесь Прудников? У Прудникова были какие-то дела со Студентом. У Кати была фотография Прудникова. Каким-то образом Студент вышел на Катю после исчезновения Прудникова. Они скрылись вместе, уехали на машине Панина, оставив позади растерзанный труп профессионального мокрушника Костика. Что все это может означать?”
Майор почувствовал, что окончательно запутался. Ему катастрофически не хватало фактов. То есть, как раз фактов в этом деле было предостаточно, но все они противоречили друг другу и нуждались в грамотной интерпретации. Нужен был хотя бы один свидетель, и не доброхот, вдохновенно выдумывающий показания из головы прямо по ходу допроса, а грамотный, настоящий свидетель в здравом уме и твердой памяти, лучше всего — страдающий бессонницей пенсионер с биноклем и блокнотом.
— Хватит, — сказал он вслух. — Пора домой.
Только теперь он заметил, что за окном окончательно стемнело. В конусе света, отбрасываемого настольной лампой, тяжелыми слоями плавал табачный дым, утыканная окурками пепельница смахивала на диковинного ежа, а углы кабинета тонули в полумраке. Майор вдруг снова ощутил приступ тоскливого беспокойства, а желание хоть как-то закрыть это дело и свалить его с плеч долой в архив, на помойку, к чертовой бабушке вдруг сделалось непреодолимым. Майор был полон дурных предчувствий.
“А может, это просто сердчишко начинает пошаливать? — подумал он вдруг. — Где-то я читал, что такое состояние не редкость у сердечников и свидетельствует о приближении приступа. А что, сейчас неплохо было бы полежать в больнице, только так, чтобы сильно не болело и можно было самостоятельно добраться до туалета. А Прудникова пускай ищет Колокольчиков — он молодой, здоровый, ему расти надо — и с профессиональной точки зрения, и в смысле карьеры...”
Он открыл протяжно заскрипевшую дверцу шкафа и снял с вешалки свою старенькую куртку с матерчатым верхом и видавшую виды фетровую шляпу, над которой, как ему было доподлинно известно, любили втихаря потешаться его подчиненные. И тут снова зазвонил телефон.
Это опять был Колокольчиков.
— Сан Саныч, — сказал он, трудно дыша в трубку, — не вели казнить. Нашел я этого дачника.
— Какого дачника?