МЖ. Роман-жизнь от первого лица - Алексей Колышевский

С Avenida Libertador я свернул направо, через Plaza del Uruguay выехал на Avenida Alcorte. Справа был парк, в котором располагался интересный фонтан, представлявший собой круглый водоем. Вода из него постоянно вытекала в вырытый по всему периметру ров, а в центре водоема росла гигантская кувшинка из отполированного алюминия. Она сияла на солнце, как огромный алмаз. Зрелище было настолько притягательным, что я остановился и достал фотоаппарат. Хорошей картинки не получалось, мешала ограда, и я решил снять эту красоту изнутри. Въехал на территорию и почти сразу был остановлен резким свистком, прозвучавшим за спиной. Это было так неожиданно, что я чуть не упал. Уронив велосипед на землю, я резко обернулся и увидел толстенького коротышку-охранника, грозившего мне пальцем и что-то кричавшего по-испански.

– Э! Амиго! Я не говорю по-испански.

– Велосипед – нет. Здесь велосипед – нет, – охранник перешел на ломаный английский.

Я послушно поднял велосипед и «в поводу» повел его к выходу. Поравнявшись с охранником, я вежливо извинился, и он, ухмыльнувшись, поднял большой палец:

– Нет проблем.

Проблем теперь действительно не было: на его правом боку, в черной пластиковой кобуре, покоился здоровенный «Browning», и я понял, что с пистолетом проблем не будет. В самом деле, зачем напрягаться и забирать его у тренированного полицейского, если вот такой вот увалень, ростом не выше метра с кепкой и с круглым арбузом живота, готов отдать его почти без всякого сопротивления, я был в этом уверен.

Я не люблю охранников. Просто как класс не выношу. Мне кажется, что они, за редчайшим исключением, не приносят никакой пользы, а лишь наращивают себе зады за счет работодателя, норовят что-нибудь стянуть и мешают гражданам парковаться там, где те захотят, при этом нарушая их, граждан, конституционные права. А то? Едешь, к примеру, по третьей улице Ямского Поля, в Москве. Кругом сплошные кабаки, казино и прочая мерзость, и надо машину поставить. Фиг там! Не поставишь никогда. Возле всех этих гнезд разврата вдоль обочины отгорожены местечки «для своих», и красномордые увальни с рациями размером с кирпич, напустив на себя многозначительный вид, будут, надувая щеки, заявлять, что, мол:

– А, эт самое, мущина, тут стояночка только для посетителей казино.

Можно послать этого топтуна подальше, но нет уверенности в том, что состояние автомобиля останется: на четырех накачанных колесах, или вообще на колесах, или вообще он будет на месте. Может быть, аргентинские охранники не такие, но я привык судить по московским меркам. Искушение было так велико, что я уже было совсем собрался привести в действие спонтанный план по отъему столь нужного мне девайса, но с трудом сумел остановиться, рассудив, что у меня еще достаточно времени для того, чтобы получить желаемое без свидетелей и при более тщательной подготовке. Маленький секьюрити, очевидно, увидел в моих глазах нечто такое, что заставило его отшатнуться, и на его смешном лице, украшенном жидкими усиками и брылями, как у собаки породы боксер, отразилось непонимание, смешанное с настороженностью. Я отвернулся, быстро вышел за ограду и, вскочив в седло, резво закрутил педалями в сторону вожделенной виллы. Проехав два квартала, я оказался в милом, тихом и каком-то заповедном квартале. Двух-, трехэтажные прекрасные дома утопали в роскошной зелени благородных деревьев. Почти все они были посольскими особняками. Я проехал мимо посольства Швейцарии, этакого женевского архитектурного образчика в стиле a la millionaire, похожего на женевский же домик одного из российских олигархов, собственника, кажется, комбината по производству азотных удобрений. Рядом располагались посольства Испании и Франции, попадались дома без каких-либо опознавательных знаков, лишь с табличкой «PRIVADO» – частная собственность – на кованых изящных воротах. Нужный мне дом ничем не выделялся из окружающих его роскошных собратьев. Это был трехэтажный в стиле французского классицизма прекрасный особняк, очень большой, с многочисленными портиками. Дом был воистину великолепен и стоил, думаю, целое состояние. По воле нынешнего владельца, изящная кованая ограда была с внутренней стороны закрыта железным полотном, приваренным к кованым прутьям так, что разглядеть что-либо ниже двух метров во дворе не представлялось возможным. Я подъехал ближе к калитке возле ворот, оборудованной интеркомом, но без камеры видеонаблюдения. Во всяком случае, демонстративно нависающей над входом цилиндрической штуки с объективом нигде видно не было. Через несколько секунд я понял, что в подобной предосторожности нет никакой необходимости. Почти напротив, возле аккуратного крошечного флигеля, прогуливались двое полицейских (причем один из них – офицер) и уже с профессиональным интересом приглядывались ко мне. Я понял, что уехать с места просто так значило бы вызвать еще более пристальный интерес с их стороны к моей персоне, поэтому решил усыпить их бдительность и первым пойти на контакт:

– Прошу прощения, не подскажете ли вы мне, где находится российское посольство? Я думал, что оно здесь, в этом доме, но теперь вижу, что это не так.

Они вежливо улыбнулись, и офицер на хорошем английском ответил, что российского посольства здесь отродясь не было, но я не далек от истины, со смехом изрек он, ибо в этом доме живет один богач из русской мафии. Так что я могу при желании обратиться за нужной мне помощью к нему:

– Однако не советую, сеньор, вам сразу радостно прыгать через забор к земляку. Там, у него во дворе, кажется, бегает не меньше полудюжины стаффордов, которые не хуже пираний разорвут вас на молекулы. Что же касается эмбархадо Руссо, то оно находится недалеко отсюда, на улице Rodriguez Репа, и сеньор может доехать туда за пятнадцать минут, если не будет торопиться и будет соблюдать правила дорожного движения, adios!

Полицейский любезно вызвался написать мне адрес на клочке бумаги, и, пока он ходил за ним в свой крошечный домик, а второй, потеряв ко мне всякий интерес, отвернулся зачем-то в сторону, я украдкой продолжал осматривать дом. Проникнуть туда нелегально было бы заранее не осуществимой затеей, особенно учитывая бесценную информацию о существовании в хозяйстве Струкова стаи таких собаковидных демонов-убийц, как стаффорды.

Я люблю собак, но стаффорды к числу мной любимых пород не относятся, как и питбули и прочие яростно-тупые куски мяса с силой сжатия челюстей в несколько десятков атмосфер. Мне особенно милы восточноевропейские овчарки, ретриверы и особенно хаски – эти собачьи ангелы с умнейшими мордами и голубыми чистыми глазами. Однажды на какой-то выставке, кажется в Сокольниках, я взглянул в такие вот бездонные голубые озера. С того момента мечтой моей жизни стало завести хаску. Пока что мечта неосуществима, но я обязательно ее осуществлю, если профессия позволит мне дожить до пенсионного возраста.

Я вернулся обратно на Avenida Libertador и медленно поехал по направлению к Национальному резервному парку. Доехал до Plaza di Mayo, полюбовался на президентский дворец Casa Rosada и свернул налево на Villaflor. Город, сквозь который я прорезал на своем «Агрессоре», словно горячий нож масло, был чудесен. Он открылся, словно впустил меня, и предстал совершенно другим, чем несколько часов назад, тогда, когда я наматывал первые километры по его земле, сидя в такси. Его проспекты поражали своей шириной, дома старой и новой архитектуры органично соседствовали друг с другом, его асфальт был безупречен, а тротуарные плиты до блеска были вымыты шампунем, и мыльные реки от этой бесконечной городской уборки текли нескончаемым потоком вдоль проезжей части по специальным отводам, возле дорожных бордюров. Количество скверов, разбитых то тут, то там, не поддавалось никакому подсчету и примерно равнялось количеству памятников разнообразным выдающимся аргентинцам. Не отставали от них и фонтаны, в радужных брызгах которых играло нежаркое весеннее солнце, а возле площади Sen Martin был устроен оазис монументов глобализации, состоящий из громоздящихся один на другой зеркальных небоскребов. Были тут и «Microsoft», и «Sheraton», и «Mercedes», и еще огромное количество всех тех, кто давно уже является некоронованными земными королями. Для меня эти монстры – воплощение девятерых назгулов из «Властелина Колец». Невозможно не предположить, что всеми этими транснациональными извергами обязательно должно руководить какое-то злобное неспящее око, волей которого они распространились по всей земле, высасывая, подобно гигантским паукам, мозги людей и заменяя их своими корпоративными слоганами из рекламных роликов. Я остановился, и некоторое время глазел на этих стеклянных уродов, которые, словно титаны, вылезли из преисподней. Их бездушие и тупая сила давила и пригвождала к земле. Они казались так безнадежно-незыблемыми, что поневоле закрадывалась мысль о тщетности любой революции. Должно быть, в мире действительно победило то самое толкиеновское багровое око, а девять умножились многократно и заставляют нас работать на себя, пожирая личность без остатка.