Потомок седьмой тысячи - Виктор Московкин

Спросили Прокопия о ткачах. Тот неуверенно пожал плечами.

— Поднять не просто. Ткачей не затронули. Каждый прежде оглянется, подумает: «Уйдут от станков другие, тогда и я». Так и станут пережидать друг друга.

— Насильно остановим! Эка невидаль, — не задумываясь, объявил Фомичев.

Федор приглядывался к нему, неодобрительно думал: «У него все легко и просто». Не вытерпел, сказал, обращаясь к Василию:

— Хоть ты убеди его… Мы сейчас не бунт затеваем, где главное — круши и ломай. Надо, чтобы все поняли: не будем поддерживать друг друга — пропадем.

Договорились обо всем, но уходить не спешили. Завтрашний день пугал неизвестностью,

5

Утром Федор снова заступил на дежурство в котельную. Ночной рабочий, увидев его, облегченно поднялся.

— Не ночь, а мука, — сказал устало. — Вздремнуть не пришлось, все ждал, что затопит.

Пол был влажный от подступавшей воды. От двери до верстака дежурный перекинул широкую доску — он был в валенках.

— Стала прибывать с вечера… Оставайся, а я зайду к Денту, предупрежу его.

Примерно через час появился механик. Прищелкнул языком, оглядывая котельную.

— Ай, ай, ничего не поделаешь. Паровая машина — большие деньги. Работать нельзя. Выключать…

— Как выключать? — опешил Федор.

Выключи сейчас котельную, остановится все левое крыло фабрики, где находится прядильное отделение. Случись это перед концом смены, Федор с готовностью выполнил бы указание механика. Но остановить утром, когда остальная фабрика продолжает работать, — такое не входило в расчеты. Прядильщики если и пойдут к конторе, то останутся совершенно одни: вторая смена отдыхает, ткачей не заставишь уйти от станков в разгар работы.

— Вы много медлите, мастер Крутов… Я приказал выполнять.

Делать нечего, пришлось остановить паровую машину. Дент, велев оставаться в котельной, неторопливо удалился.

Федор вышел на улицу. С крыши за шиворот попала крупная холодная капля, поползла по спине. Он поежился, поднял голову. По небу неслись облака, чуть не задевая фабричные трубы, воздух был сырой, с запахом прели… Федор попытался представить, что творится сейчас в замолкнувшем крыле. Рабочие переглядываются: что бы это значило? Но всего больше недоумевают Фомичев и Дерин…

По двору, не замечая луж, быстро приближался Грязнов. Федор, побежав было в прядильное отделение, свернул ему навстречу.

— Что случилось? — встревоженно спросил инженер и, не ожидая ответа, побежал в котельную.

Тревога спала с его лица.

— Работать еще можно, — сказал он. — Кто распорядился остановить?

— До вас Дент приходил. Он и велел.

— В конце концов можно установить насос для откачки воды. Ничего пока страшного нет. Почему он так решил?

— Это надо спросить у механика, — ответил Федор. Мелькнуло: «Дент специально остановил машину, зная, что Грязнов сейчас за управляющего. Пусть, мол, расхлебывает. Дерутся петухи… Сейчас инженер распорядится пустить котельную и, пожалуй, так будет лучше. Меньше риска для прядильщиков…»

— Прикажете включить?

Грязнов ответил не сразу. Стоял, сжав губы, в глазах зажегся бесовский огонек.

— Нет, не стоит, — проговорил он. — Главный механик знает, что делает…

— Вот те раз! — вырвалось у Федора.

Оставаться в котельной не было смысла. И он следом за Грязновым побежал в фабрику.

У дверей кабинета Грязнова ждал табельщик Егорычев. В обычное время инженер прошел бы мимо, не соизволив ответить на приветствие, — ему был неприятен этот любитель бабьих юбок. А тут, открыв дверь, пропустил Егорычева вперед. Табельщик сообщил, что прядильщики, не дождавшись, когда снова пустят котельную, собираются всем скопом идти к конторе требовать старых расценок.

Не успел еще Грязнов переговорить с ним, вбежал мастер ткацкого отделения и торопливо доложил, что прядильщики ворвались в новый корпус и уговаривают ткачей прекратить работу; у тех, кто не соглашается, насильно останавливают станки, рвут основы.

Грязнов вспылил:

— А вы на что? Почему допустили мерзавцев? Почему позволяете безобразничать?

Мастер растерянно топтался перед ним.

— Возьмите фабричных полицейских чинов и арестовывайте всех посторонних, кто появится в ткацкой. Через двадцать минут чтобы все было сделано.

Мастер ушел, а уж Лихачев встревоженно поведал, что под окнами конторы собирается толпа. Хожалые, что толкаются среди мастеровых, доносят — рабочие настроены решительно.

— Бог даст, пронесет, — выслушав конторщика, сказал Грязнов. — Свяжитесь с канцелярией губернатора и доложите, что делается на фабрике. И еще передайте, чтобы во всех отделениях сняли новые расценки. Старые пока не вывешивать.

Оставшись один, Грязнов подошел к окну. В толпе мелькали рабочие ткацкого корпуса. Значит, нерасторопный мастер не сумел принять нужных мер. «Это хуже», — сказал себе инженер. Однако настроение у него было приподнятое. Он сел за стол, задумался. Потом быстро, без помарок написал телеграмму Карзинкину:

«Федоров обещал рабочим дать ответ на их требования и внезапно уехал. Главный механик Дент самовольно остановил паровую машину левого крыла. Рабочие вышли на улицу. Положение тревожное. А. Грязнов».

Полюбовался на маленький серебряный колокольчик, оказавшийся под рукой, тряхнул его. Тотчас явился Лихачев.

— Удалось вам связаться с канцелярией?

— Все сделано. Через полчаса две роты фанагорийцев будут здесь… Толпа возбуждена. Вас просят для объяснения. Подождете прихода солдат?

— Зачем? Сейчас выйду.

— Вот список арестованных в ткацком отделении. Ткачи работают, за исключением нескольких человек. Смутьяны пока содержатся в помещении фабрики. Вести в полицейскую часть опасно, могут отбить. Сделано так, что едва ли кто заметил их арест. Полицию не вызывали— обошлись своими силами.

Грязнов просмотрел список: Серебряков, Дерин, Пятошин, Фомичев, Крутов… Он поднял взгляд на Лихачева.

— Не может быть. Крутова я только что видел в котельной…

— Все взяты в ткацком отделении — останавливали станки.

Грязнов укоризненно покачал головой, убрал список в папку.

Лихачев ушел. Инженер неторопливо расчесал темные, жесткие волосы. Выходя из-за стола, оглянулся на портрет Шокросса — тот смотрел серьезно, почти осуждающе. Грязнов дружелюбно подмигнул ему.

В толпе было тысячи две, не менее. Люди густо запрудили всю площадь перед конторой вплоть до Белого корпуса. Мелькали женщины в шубейках, в теплых головных платках. Некоторых из фабричных Грязнов знал в лицо. На него смотрели с насторожкой, не очень-то ожидая добра. Он остановил взгляд на высоком худощавом рабочем в поддевке. Мастеровой вытягивал жилистую шею, с тревогой выискивал кого-то поверх голов. «Заметная фигура, — мелькнуло у инженера, — почему я его ни разу не видел?»

Смотрел он на Прокопия Соловьева. Тот в самом деле нервничал, недоумевал, куда девались Андрей Фомичев, Дерин и Крутов. Уж им-то обязательно надо быть здесь. Встретился глазами с Марфушей, которая стояла в толпе, шагах в десяти от него, растерянно развел руками. Она не поняла, закивала и опять повернулась в сторону конторского крыльца.

Грязнов стоял, держась за шаткие деревянные перила, — без шапки, в накинутом на плечи пальто, — выжидал, когда утихнут голоса. Ждать пришлось долго, гул не утихал. Инженер поднял руку.

— Полчаса назад я дал указание снять во всех отделениях новые расценки, — звучным приятным голосом прокричал он. Помедлил, когда заволновавшиеся рабочие снова утихнут, и спокойнее продолжал: — Вы потребуете вывесить старые… Я этого сделать не могу. Я вызвал управляющего телеграммой. Завтра он должен приехать. Только он может распорядиться… Надеюсь, вы меня поняли?

— Поняли, да не совсем, — раздалось из толпы. — Управляющий то же пел, а после уехал…

Показалось, что крикнул пожилой рабочий, обросший, со спутанной седеющей бородой. У него был злой, дикий взгляд. Грязнову стало неуютно. Он виновато улыбнулся, словно устыдился за поступок управляющего.

— Я не уеду… потому что некуда, — шутливо объявил он.

— А было бы куда — значит, уехал?

Лица будто подобрели, осветились ухмылками. Кто-то у самого крыльца сказал: «Ишь, чешет. Этот, пожалуй, не обманет».

Инженер почувствовал, что расположил к себе мастеровых.

Прокопий все еще растерянно озирался. Куда же все-таки девались выборные? Надо что-то решать.

Шагнул вперед, повернулся лицом к рабочим. Он возвышался над всеми и был виден даже задним.

— Поверим, братцы, еще раз? Или как?

— Поверим! — загудели со всех сторон. — Не велик срок — ждем до завтра.

— Вот и отлично! — снова вмешался Грязнов. — Сейчас рабочие левого крыла могут идти домой. Котельная будет пущена к следующей смене, — обвел взглядом толпу и дружелюбно продолжал: — Я вижу среди вас и ткачей. Их прошу возвратиться к станкам. Погуляли немного и хватит…