Тревожный август - Эдуард Хруцкий

И, только услышав, как закричал, завыл от боли Горский, Данилов почувствовал, насколько у того слабая рука и какой он сам тщедушный и тощий.

- Товарищ начальник! - раздался на лестнице голос Белова.

- Свет дай!

Вспыхнули карманные фонари. Данилов поднялся:

- Обыщите его, зажгите лампу. Все свободны. Белов, останься.

Горский сидел на кровати. При свете лампы лицо его казалось обтянутым желтым пергаментом. Он раскачивался, словно от зубной боли, придерживая левой рукой правую.

- Где Музыка?

- Нет его!.. Гад!.. Нет!.. Он тебя найдет... Слышишь? Найдет!

- Где он?

- Ищи!.. Гад... Ищи!.. Понял?.. Ух! - Горский застонал.

- Слушайте меня. Ты у Нинки убил моего лучшего друга. Я знаю, что меня накажут, но по военному времени дальше фронта не пошлют. Я тебе теперь трибунал.

Данилов ладонью взвел курок маузера и начал медленно поднимать ствол.

- Нет, - крикнул Горский, - нет, - он прижался к стене.

- Адрес!

Ствол пистолета поднялся на уровень его груди.

- Нет... Сокольнический вал, дом шесть... квартира девять, Он там будет завтра.

- Так-то, - Данилов опустил маузер, - мразь!

Он повернулся и вышел.

Потом опять была дрезина, машина, которую Быков вел на предельной скорости. Уже стало совсем светло, когда они подъехали к райотделу. Данилов сразу же вошел к дежурному.

- Москву.

Через десять минут он докладывал о ликвидации банды. Начальник слушал не перебивая. Только когда Иван Александрович назвал адрес, он сказал спокойно:

- Мы знаем, там уже Муравьев дежурит.

- Завтра туда приедет Музыка.

- Понял тебя. Выезжай.

У машины его ждал Белов.

- Останешься здесь. Я в Москву. Оформишь документы как положено и возвращайся.

- Есть.

Когда Данилов сидел в машине, Сережа спросил:

- Вы бы его убили, Иван Александрович?

Данилов помолчал немного, посмотрел на Белова как-то странно и ответил:

- Не знаю.

МОСКВА (тем же утром)

Девушка в синей форменной курточке с зелеными петлицами ходила по квартирам. В большую амбарную книгу она заносила фамилии фильцов, номера телефонов, количество окон в каждой квартире. Новый уполномоченный штаба МПВО при домоуправлении. Когда-то этим делом занимался в доме старик-пенсионер Соколов, но после того, как его по состоянию здоровья эвакуировали в Пермь, место это несколько месяцев пустовало. Правда, жильцы не особенно жаловались. Старик Соколов был личность въедливая и крайне пунктуальная. Память, несмотря на преклонный возраст, у него была на зависть светлая, и график дежурств он просто держал в голове. Новым же уполномоченным была веселая и, видимо, добрая девушка. Дело это для нее новое, поэтому она не стеснялась, у всех спрашивала совета, интересовалась, как работал ее предшественник. Слух о ее появлении немедленно распространился по дому, и жильцы втайне радовались, что теперь можно хоть немного отдохнуть от железной руки старика Соколова.

Так ходил новый уполномоченный с этажа на этаж, из квартиры в квартиру. Настала очередь и девятой квартиры. Сначала дверь приоткрылась на ширину цепочки.

- Я новый уполномоченный штаба НПВО Дмитриева, разрешите войти к вам.

- Я слышала, слышала, - хозяйка распахнула дверь, - проходите.

- Да я не надолго, хочу сегодня пораньше все закончить, и домой. Ой, какой у вас халат миленький! Прелесть просто! Сами шили?

- Вам нравится? - хозяйка, высокая, статная блондинка, довольно улыбнулась. - Нет, это я перед войной купила в комиссионном.

- Наверное, или львовский, или рижский. Чудная вещь! Мне в ателье дней за десять до начала войны принес один знакомый целую кучу ихних журналов мод с выкройками. Да, вот, началось, не до шитья. Клиентки разъехались, - вздохнула Дмитриева.

- А вы портниха?

- Была, даже в Доме моделей работала, а теперь нет, - она провела руками по куртке, - дядя устроил, чтобы не забрали на трудфронт.

- Страшное время, милая, страшное, - вздохнула хозяйка. - Смотрите, что вам надо, ради бога, не стесняйтесь. Вот кухня, одно окно. Теперь прошу сюда. Проходите. Комната, два окна. А в другой спит мой друг. Вы понимаете?

- Ой, конечно, конечно, - Дмитриева прижала ладонь к губам, конечно.

- Там одно окно. Заходите. Всегда буду вам рада.

Они подошли к дверям, и хозяйка начала поворачивать ручки замков.

- Тоже местная оборона, - улыбнулась она.

- И правильно, жулья-то развелось.

Дверь распахнулась, и с площадки в квартиру шагнул человек. Хозяйка даже не успела вскрикнуть, как твердая ладонь зажала ей рот.

- Спокойно, - сказал вошедший. - НКВД. Где? - повернулся он к Дмитриевой.

- Там, товарищ майор, - показала она на дверь.

- Пошли, Муравьев.

Прихожая заполнилась людьми, но двигались они бесшумно, словно их вообще не было.

Королев подошел к двери осторожно, приоткрыл ее. В небольшой, со вкусом обставленной комнате на диване спал человек. Гимнастерка с петлицами НКВД висела на стуле, там же лежал пояс с кобурой.

Осторожно ступая, Королев подошел к дивану, взял пояс, передал его Игорю, сунул руку под подушку, достал второй пистолет. Спящий только замычал во сне.

- Хороший сон - признак здоровых нервов, - усмехнулся Королев и потряс спящего за плечо.

- Что... - спросил тот, вскакивая, - куда?

- В НКВД, Генрих Карлович, на Лубянку, - усмехнулся майор.

Гоппе сел на диване, просто так, скорее по привычке, чем на что-то надеясь, сунул руку под подушку.

- Красиво работаете, - еще неокрепшим спросонья голосом сказал он, красиво.

- Стараемся. Одевайтесь.

Гоппе встал, подошел к окну На веревочке, натянутой между рам, висело красное махровое полотенце. Он снял его, вытер лицо, бросил на диван.

- Вы это зря, Генрих Карлович, честное слово, зря, - Королев сел на стул, - мы же ведь тоже не от конфирмации, повесьте-ка полотенчико. А то завтра его Музыка не увидит и сбежит к себе на болота.

- Все знаете, - Гоппе тяжело посмотрел на Королева, - все.

- Нет, кое-что еще нет. Придется вам поделиться с нами.

- Ну это как сказать.

- Там посмотрим, а пока одевайтесь.

ДАНИЛОВ

По улице шли люди. Мужчины, женщины, старики и дети. Военные и штатские. А он глядел на них из окна квартиры, постоянно ожидая, стараясь узнать в одном из прохожих Музыку. За эти дни он так устал, что даже перестал нервничать. Особенно последние сутки. Дом на болоте, бешеная гонка по разбитой дороге в Москву, еще одна ночь без сна. Он боялся только одного: Музыка не придет. Не потому, что информация может оказаться неточной, нет. В такое время опасно шататься по тылам. Милиция, госбезопасность, патрули, заставы по охране тыла. В любой момент может возникнуть перестрелка, и какой-нибудь боец-патрульный завалит с первого выстрела так необходимого МУРу руководителя банды Бронислава Музыку.

На кухне капала вода из крана, за окном на повороте скрежетали колеса трамваев. Шло время. Вернее, тянулось однообразно и напряженно.

За спиной Данилова вполголоса переговаривались оперативники, кто-то кипятил чай, кто-то рассказывал о родне. Он не поворачивался, он ждал, а время шло.

Данилов его узнал сразу. Высокий, худощавый военный, перебегая улицу, на секунду остановился и поглядел на окна дома...

Полотенце висело на месте. Ветер чуть трепал его красные края, и оно, покачиваясь, светилось на солнце, словно глаз светофора. Музыка посмотрел на него и усмехнулся. Это надо же додуматься, такой маяк. Ну что, можно и передохнуть. Сейчас он поднимется к Шантрелю, выпьет, закусит и ляжет спать. Завтра возьмет документы, деньги за золотишко получит, и все. Прощай, болота, прощай, райцентр. В Ташкент он подастся. Так начальство велело. Горский знает, где его найти, а остальные... Да черт с ними! Сейчас время такое, людей найти можно. Конечно, лучше бы всего совсем затаиться. Даже от Шантреля. Неизвестно, как дело-то повернется. Вот уж второй год войны пошел, а где победа? Завязли немцы. По таким временам самое лучшее сколотить банду, стволов пять, да тряхнуть тех, кто камушки припрятал. А политика... От нее похмелье плохое.

Он еще раз поглядел на окно и направился к подъезду. В дверях остановился, прислушался. На лестнице играла гитара:

И в вальсе мы кружимся,

Играл на мостовой

Военного училища

Оркестр наш духовой.

Пели два голоса, мужской и женский, а аккорды гитары догоняли их, потом сливались и отступали вновь.

Музыка вошел в подъезд, начал медленно подниматься по лестнице. А над головой продолжалась песня:

Ушла далёко конница,

На запад воевать,

Пока война не кончится,

Нам свадьбы не сыграть...

Два курсанта артиллерийского училища и девушка спускались ему навстречу. Они были совсем молоденькие, и форма на них не обмялась и сидела мешковато. Впереди шли высокий парень в зеленой шерстяной пилотке, он и играл на гитаре, и девушка. Второй чуть отставал от них - спускался, отбивая чечетку в такт песне.

Увидев командира, курсанты, как по команде, прервали песню и прижались к перилам.