Штрафники Василия Сталина - Антон Кротков

Вспыхнул яркий электрический свет, ослепив узника одиночной камеры. Одновременно загремел засов открываемой двери. Константин оттолкнулся спиной от стены и словно с трамплина бросился навстречу вошедшим, сразу полоснул кого-то ножом.

– Пораненный им человек громко по-бабьи охнул и обиженно пожаловался: – Товарищ майор, этот псих меня порезал.

– Отставить скулёж, Ерохин! – строго зазвучал негромкий вкрадчивый голос начальника лагеря майора Краснощёкова. – Вы сами виноваты, лейтенант. Не вчера работаете, должны понятие иметь, что прежде положено дать человеку хорошенько себя рассмотреть, а уж потом к нему соваться. Часовые в таких случаях согласно уставу наповал по нарушителю бьют. Так что вам ещё повезло. Отправляйтесь в санчасть, там вас перевяжут.

Рублёв оторопело опустил нож. Мгновение назад ощущавший себя смертником на краю могилы, он удивлённо таращился на пожаловававшее в его камеру лагерное начальство. Атакованный Рублёвым лейтенант страдальчески закатывал глаза и постанывал, хотя рана его оказалась пустяковой. Ослеплённый ярким светом Константин бил наугад и поэтому лишь слегка чиркнул лезвием по предплечью первого, кто ему попался.

– Что, не ожидали гостей? – добродушно обратился к зеку начальник лагеря майор Краснощёков. Его острое лицо с сильно выдающимся вперёд хрящеватым носом сегодня имело приторно-сахарное выражение.

– А ведь мы с хорошими новостями, товарищ Рублёв.

Это обращение на «вы» да ещё с приставкой «товарищ» из уст безжалостного феодала прозвучало неестественно. Можно было подумать, что лагерный кум глумливо издевается над рабом. Но Краснощёков продолжал обращаться к Рублёву без тени иронии с подчёркнутым уважением. Хотя обычно он по-бульдожьи рявкал на зеков, а чаще вообще не тратил слов на общение с бесправной человеческой массой и отдельными её представителями. Достаточно было сиятельного взгляда, лёгкого изгиба его брови, чтобы свора подручных прикладами и кулаками немедленно заставила всякого выполнить волю местного хозяина.

Константин усмехнулся такой перемене. Краснощёков прочитал в его глазах неверие и презрение человека, которому больше нечего терять в жизни и потому переступившего через естественный для любого заключённого страх перед властью.

– Напрасно вы так, – ласково пожурил Рублёва майор. Казалось ещё минута, и он начнёт объясняться арестанту в любви. – Мы к вам всегда с доверием относились, надеюсь, вы тоже не в обиде на нас.

– Какая уж тут обида, – многозначительно произнёс Рублёв, про себя вспоминая многочисленные издевательства конвоя и оперов, которые приходилось выдерживать всякому попавшему на этот придонный круг ада.

– Значит, жаловаться на нас не станете? – облегчённо заулыбался майор, чем окончательно озадачил Рублёва. Кому он мог пожаловаться запертый в этом каменном мешке?! Да и не верил Костя в силу подмётных писем доброму московскому царю или кому то из его цэковских бояр. И тут майор окончательно озадачил его неожиданным сообщением.

– Родина, товарищ Рублёв, даёт вам ещё один шанс искупить свои прегрешения перед ней. Сейчас вас приведут в порядок, и поедите на аэродром.

Костя спиной чувствовал злобные прожигающие взгляды, идущих следом «торпед». Однажды оглянувшись, он обнаружил свору крепких молодчиков в серых робах. Стоило Косте увидеть их, как он сразу вспомнил увиденных во сне волков. Не будь сейчас рядом с Рублёвым солдат с автоматами, не сделать бы ему и десяти шагов за пределами БУР-а. Подручные местных авторитетов давно заточили на бывшего лётчика ножи и только ждали первой возможности исполнить волю своих «бугров». Как последнего врага победивших воров-законников Рублёва растерзали бы даже средь бела дня, дабы преподать наглядный урок всем. И только вмешавшаяся в фатальный ход событий чья-то воля не позволяла свершиться показательной казни.

– Назад! Стрелять буду!!!

Одному из солдат то и дело приходилось останавливаться и, грозно лязгая затвором вскинутого наизготовку автомата, отгонять слишком приблизившихся к конвою убийц. В ярости от невозможности достать находящегося так близко от них заклятого врага урки осыпали Константина страшными проклятиями и угрозами. Но когда один из них замахнулся, чтобы метнуть в Рублёва обрезок стального прута, его тут же отшвырнула на землю автоматная очередь одного из конвоиров. От попадания разрывных пуль с боевика слетела тужурка. Константин видел, как двуногие волки окружили полуголое покрытое татуировками и окровавленное тело. Нет, на этот раз волкам его не достать…

После бани Рублёву предложили чистое бельё и прекрасный цивильный костюм. Затем его побрил и постриг мастер в офицерской парикмахерской. Преображение было бы совсем полным и радостным, если бы за обедом начальник оперативной части не предложил Константину поставить свою подпись под обязательством добровольно вернуться обратно в лагерь после выполнения некоего государственного задания. Для этого он должен был сразу по завершению командировки явиться в ближайшее отделение госбезопасности.

– А если я не подпишу, – нагло поинтересовался Рублёв, – вы меня запрёте обратно в камеру?

– Ну зачем же так, – обиделся опер. – Мы ведь не царские сатрапы, чтобы гноить в казематах невиновных. Я рассчитываю на вашу гражданскую сознательность. Согласитесь, что пока не снята судимость, честный человек сам не может считать себя полностью свободным. А эта расписка – просто формальность…

На аэродром Константин приехал в сопровождении того самого рассудительного оперативника, который взял с него расписку о добровольном возвращении на место отбывания фактически пожизненного каторжного срока. Опер с рук на руки передал Рублёва каким-то офицерам-лётчикам. Напоследок он пожелал Косте удачи и дружески похлопал по плечу:

– Ну, что… тогда до скорой встречи!

Надо было признать, что у кадровых работников ГУЛАГа43 то ли полностью отсутствовало чувство юмора, то ли оно имело слишком специфическую природу. Костя буркнул в ответ что-то нечленораздельное и поспешил к самолёту.

Судя по бортовому номеру, данный военно-транспортный Ли-2 принадлежал к особо привилегированному спецполку, обслуживающему первых лиц государства. Это ещё больше удивило и заинтриговало Константина. Он поднялся по трапу на борт самолёта. Вдруг кто-то с громким смехом обхватил Рублёва сзади за поясницу и поднял.

– Здорово, дьявол палёный! Таких чертей только в пекле ищут, да в здешней вечной мерзлоте. Ну и попотел я, доставая тебя с этого курорта.

Костя сразу узнал голос.

– Батя! Ты?!

– Как видишь. Ну-ка дай я тебя рассмотрю, как следует, а то давненько не виделись.

Нефёдов немного отстранился от фронтового товарища.

– Рублик ты мой дорогой неразменный, ох и отощал же ты! Хорошо ещё, что живой. Руки, ноги тоже вижу на месте. А сало нарастёт, были бы кости целы. Думаю, медкомиссию пройдёшь. Значит, побежим в одной упряжке.

– Появилась работа?

– Да, есть одно дельце.

– А кто ещё пойдёт?

– Все знакомые тебе люди. Правда есть один новый – хороший парнишка, но молод. Я вас скоро познакомлю. И даю тебе слово, Костя, а ты моё слово знаешь: назад сюда ты больше не вернёшься. Я итак себе до сих пор не могу простить, что в 1943 году отдал особистам Батура Тючюмджиева. Помнишь такого? Тоже с нами пойдёт в одной связке. Тоже еле выдрал его у цепных псов…

Глава 18

– А теперь пусть кто-нибудь из присутствующих мысленно даст мне задание – высокий худой мужчина на сцене слегка встряхнул длинными волосами, настраиваясь на предстоящую работу, и обвёл взглядом пространство зрительного зала.

Борис с острым любопытством рассматривал в театральный бинокль известного иллюзиониста. Примерно таким он себе и представлял знаменитого Вольфа Мессинга – в белоснежном концертном фраке, с чёрными, слегка тронутыми сединой волосами. Властный громкий голос. На бледном высоком лбу благородная испарина. Заметно, что кажущаяся внешняя лёгкость, с которой мастер проделывает свои удивительные трюки, даётся ему ценою огромного внутреннего напряжения.

Как и положено артисту столь редкого жанра Мессинг уже одним своим появлением на сцене производил на публику впечатление явления личности чрезвычайно необычной, даже демонической. Конечно, свою роль играли слухи и легенды о единственном советском легальном экстрасенсе и маге. Говорили, будто бы он тайно консультирует самого Сталина, и что, только взглянув на человека, Мессинг может внушить ему любой приказ, например, заставить банковского кассира добровольно выдать огромную денежную сумму по простой школьной промокашке.

Тем любопытнее было вживую увидеть человека, которому людская молва приписывала фантастические способности.