Шмагия - Генри Олди

Призрак такой силы бродить в камышах не станет, ему серьезное дело подавай!

Колдун со вздохом оставил лавку. Прошелся по горнице, дыша полной грудью. Иначе сон одолевал. Подсобрать маны и растворить покойника в кислых эманациях? За день-два ветер развеет осадок… Дело хорошее, только маны на этого гада копить придется неделю, не меньше. А за неделю он протухнет. Обратить труп в часть плетня? В камень у межи огородов? Будь это тело обычного человека — запросто. Простые покойнички, когда душа покидает былое жилище, легко поддаются метаморфозу. А здесь остаточная мана личности прет буром… Даже страшно представить, что получится из плетня или камня на меже, если остаток войдет в резонанс с ведьмовством Мэлис. Не выбирать же ей теперь: или дом, или работа! Скормить покойника волкам? Это значит, со всего Филькина бора собирать сюда серых разбойников…

Впервые Андреа пожалел, что он не Чурихский некромант. Этим мертвяки что братья родные… Овал Небес! Мускулюс, ты болван! Здоровенный, тупой болван!

А ларчик сзади открывался…

— Ну конечно! Милочка! Простите меня, я круглый идиот! Есть самое простое решение! Мы его закопаем. Наибанальнейшим образом выроем могилу, опустим тело и засыплем землей. А я сглажу могилку «на три слоя», закупорив притертым наговором. В худшем случае там через год-другой вырастет бузина. Вам придется только следить, чтобы из ягод не делали настойки или чтоб пастушок не вырезал из ветки дудочку. Такие дудочки, бывает, поют лишнее. Согласитесь, хлопоты невелики… У вас есть лопата?

Сперва показалось: будь у Мэлис лопата, вот прямо сейчас, в руках, — она огрела бы колдуна по голове, нимало не заботясь о добрых отношениях. Андреа сперва обиделся, но сразу простил ведьму. Женщины — создания хрупкие, их потрясения сбивают с ног, толкая на невообразимые поступки. Если уж он, «столичная штучка», плутает в трех соснах, то что говорить о провинциальной ведьмочке?

— Вы посидите, голубушка, придите в себя. А я поищу лопату… Если что, я возьму сам, и закопаю сам…

Стук копыт, приближаясь к дому, заставил колдуна почувствовать себя женщиной. Хрупким существом, совершенно не приспособленным к потрясениям. Хотелось продолбить клювом кору древа событий и сунуть голову в дыру, спасаясь от опасности, наподобие дятла-пуганца.

Кого еще даймоны несут?!

Внезапно вскочив, Мэлис распахнула окно, сунулась наружу. «Верно! — оценил ее решимость малефик. — Умница! Сейчас погонит дорогих гостей в три шеи…»

— Милости просим! — ведьма была само радушие. — Гость на порог — счастье в дом! Ах, какие люди!… заходите, не стесняйтесь!…

На слове «люди» она слегка запнулась. Мускулюс подумал, что, будь приснопамятная лопата у него в руках, он бы, пожалуй, забыл о рыцарских добродетелях и неприкосновенности дамы… Цокот копыт приблизился, со двора что-то ответили писклявым, тоненьким голоском — колдун не расслышал, что именно, — и стук копыт раздался уже в сенях. «С лошадью в хату?» — слабо изумился Андреа, лихорадочно прикидывая свои возможности. Итог был печален. Рискнуть отвадить пришельцев еще на подходах? Накинуть на Мэлис обманку-страхолюдину? Прикрыть каморку с трупом «венцом пифий»?! Вечный Странник, подкинь силенок…

Вместе с открывшейся дверью у колдуна открылось второе дыхание.

Лишь бы не подвело горло. Заклятья третьего рода полагается выкрикивать гулким, нутряным басом — тогда чары берут объект «за грудки», приподнимают и ударяют о ближайшую стену или дверной косяк. Вся соль здесь в беспринципности «третьеродцев»: этим чарам без разницы, кто объект — обычный человек, волшебник, лепрекон, хомолюпус или ламия. Тупая сила, надобность в которой случается редко, в ситуациях, требующих бить навскидку и влет.

— Здравствовать хозяевам на веки веков! — сказало Лесное Дитя, кроха-одуванчик с лакированным личиком, топчась на пороге. Губы девочки кривила странная, неприятная ухмылка.

Сейчас. Потом будет поздно. Приподнять и хребтом о косяк…

— Н'ем абгра хну…

— Меня зовут Зизи. Зизифельда Трабунец, акробатка из цирка. Может, вы видели на афишах? Или на манеже? Простите, что без предупреждения, но я… у меня… Мне надо срочно. У меня порча.

В дверь, над макушкой лилипутки, сунулась добродушная физиономия китовраса. Для этого Грине пришлось согнуться в три погибели, и все равно он едва не упирался рожками в притолоку. Спешно отворачиваясь, Мускулюс едва не сгорел со стыда: обрывая боевое заклятье на полувздохе, он неприлично хрюкнул, и теперь кашель драл глотку когтями, стервенея от злости. Проклятье, сейчас пришиб бы безвинную циркачку…

Герой драный!

А ухмылка… Что ухмылка?! Стесняется акробатка визита к ведьме, вот и улыбается невпопад. У лилипутов мимика для постороннего взгляда — чистые потемки. Детское личико, взрослые глаза, не пойми какой рот, не разбери как кривится… С карликами проще. Карлики — они доступней.

— Заходите, душенька! — сняла неловкость Мэлис, бросаясь к маленькой гостье. — Морсу? Или чаю?! Чем сможем, поможем… А вас, молодой… э-э… молодой человек, я попрошу обождать снаружи. Извините, но вы просто не поместитесь в горнице!

Китоврас захохотал таким басом, что колдун, останься у него нужда в боевом заклятье, сдох бы от зависти.

— Человек! Хо-хо! Я — человек! Зизи, она смешная! Она поможет, Зизи!

В сенях крякнуло, хрустнуло, громыхнуло. Осенней листвой осыпались кувшины с рухнувшей полки. Черепки вкусно хрустели под копытами.

Вскоре на дворе хохот Грини перешел в счастливое ржание и утих.

Пока ведьма усаживала клиентку за стол и бегала на ледник за морсом, Андреа без церемоний разглядывал акробатку. Да, гибкость, поражающая воображение. Двигаясь, лилипутка напоминала змею. Но ничего от сверхъестественной плавности и стремительности, отличавших движения Лесного Дитяти, в Зизи не было. Чисто профессиональные качества, отточенные годами работы. Кроха сразу располагала к себе: ясный, приветливый взгляд, отсутствие чувства ущербности, скупые жесты… Сколько ей лет? Не будучи большим докой по части лилипутов, Мускулюс тем не менее знал, что век этих малышей краток. К тридцати годам их лица покрываются сетью глубоких морщин, а в пятьдесят они выглядят немощными стариками.

Росту в Зизи — ярд с хвостиком.

А лет, пожалуй, двадцать семь.

Вспомнились столичные сплетни: у карлика Фишки Шнобеля, любимца-шута при понтифике Макстерайле Веселом, было до сотни высокопоставленных любовниц. Красотки чудесно уживались друг с другом, вслух обсуждая могучие достоинства Фишки, а на все расспросы завистниц отвечали: «Мал золотник, да удал!» Интересно, у Зизи есть мужчины? Тоже лилипуты или обычные?!