«Совок» - Вадим Агарев

гостеприимной женщины, которую я только что и со вкусом употребил, мне показалось бестактным и неблагодарным. Пришлось поддерживать беседу и уже сквозь дрему отвечать на ее вопросы. Вовремя вспомнив, что завтра суббота и на службу идти не надо, я окончательно расслабился и стал еще добродушнее. Приветливо погладив вдовицу по гладкой заднице, я уже было окончательно закрыл глаза.

- Сергей, а сколько тебе лет? – вернула меня в сознание беспокойная Софа.

- Как и тебе, душа моя, двадцать три скоро будет, – я снова попытался отключиться.

- Ты ведь знаешь, что мне тридцать один! У тебя же в бумагах все написано!

- Мне лучше знать, сколько лет тебе, Софья, уж ты мне поверь! Возраст женщины оценивается не по паспорту. А по глазам, по груди и по заднице. И твоя задница, Соня, тянет не больше, чем на девятнадцать, слово офицера! Зуб даю! Все, спать давай! – попытался я унять неугомонную вдову.

- Я одного твоего гуся своим девчонкам на работе отдала, в общий котел, – сообщила заметно подобревшим голосом моя непоседливая бессонница.

- Это ты правильно сделала, – уже засыпая, похвалил я нежадную Софью.

- А второго сегодня до обеда отцу завезла, когда в управление торга ездила. Завтра с утра тетка придет и приготовит. Мы с тобой к обеду приглашены, имей в виду! Соня приподнялась на локте и строгим, нетерпящим возражений директорским взглядом попыталась пресечь мои поползновения спрыгнуть с этого сомнительного удовольствия.

Сон пропал, его место заняло чувство безысходности, вины и тревоги. И еще раздражения. Завтра я рассчитывал быть дома. То есть, в локтионовской квартире. За всю прошедшую неделю мы только лишь созванивались с Татьяной и наша встреча планировалась как раз на эту субботу. Обижать судейскую барышню мне не хотелось, она этого не заслужила. К тому же мне не нравилось, что мной вот так беспардонно пытаются манипулировать, заранее не считаясь с моим мнением и распорядком.

- Душа моя, я, конечно хоть и не старый, но уже матерый подкаблучник, тут ты права. Но позволь мне самому определять, что, когда и куда! У меня на завтрашний день другие виды, – я категорически отвернулся от нахальной сожительницы.

Мало того, что теперь сон и так не шел, сзади еще послышались нетипичные для Софы звуки. Я ожидал попреков, криков и даже предложений покинуть койку и выйти вон. Но вместо всего этого, из-за плеча, со стороны железной вдовы слышались приглушенные всхлипы и шмыганье носом. Снежная королева универмага на поверку оказалась обычной бабой. Со всеми сопутствующими ее голове тараканами.

- Ты, Софа, эти свои еврейские штучки брось, я и сам иудей со стажем, меня слезами не проймешь! – отреагировал я голосом, полностью убрав из него сострадание.

На всякий случай я попытался перевести печаль её разочарований в самый обычный скандал. Уж лучше пусть злится, чем плачет. Ради этого я был готов из теплой постели среди ночи упереться в общагу. То, что Софа не притворяется огорченной до слез, я не сомневался, хотя и был удивлен.

Мне в спину судорожно вздохнули и наступила тишина. Тишина, которая хуже громогласных проклятий. Пришлось поворачиваться лицом к горю.

- Скажи честно, ты, правда, еврей? – последовал вопрос, которого я ожидал меньше всего.

- Ортодоксальный! – я был готов соглашаться с чем угодно, лишь бы слезы не хлынули вновь, – Могла бы это выяснить и без рыданий! Эх, Софа, Софа..

- Да мне-то все равно, еврей ты или нет, но ведь ты, наверное, опять врешь? Ты мне все время врешь! Все время! – Софья горестно всхлипнула и упрямо отвернула голову.

Признавать ее правоту и извиняться было никак нельзя, ибо тут же последует новый поток горьких вдовьих слез. Единственный выход, так это превратить текущую трагедию в фарс.

- Азохен вэй! Да неужто какой-то шлимазл из гоев может иметь такой ум, которым у меня полная голова, а, Софа? И потом, в отличие от тебя и даже работая в советской милиции у этих гоев, я соблюдаю шаббат. А также знаю и строго чту все традиции, и ритуалы нашей веры. Вот скажи мне, Софа, знаешь ли ты, как при крещении нам, иудейским мальчикам определяют крестного отца? – она задумалась, – Вижу, что не знаешь! – я укоризненно вздохнул.

- Не знаю, – вынуждена была сознаться Софья, офигевшая от потока ереси, которую я нес, – Как его определяют? – хлюпать носом она уже позабыла. Непреодолимое женское любопытство, как и следовало ожидать, победило непереносимые страдания.

- Ну, ты ведь, я надеюсь, знаешь, что нам, евреям, иногда делают обрезание?

- Это я знаю, – непочтительно хмыкнула неправильная советская еврейка.

- Так вот, отрезанную часть бросают в котел, в котором варится еврейский куриный суп. А потом все присутствовавшие при обрезании мужчины садятся вокруг котла и по очереди хлебают этот суп ложками. Кому достался обрезок, тот и есть крестный, – я с превосходством посвященного в главное таинство, снисходительно посмотрел на неуверенно молчавшую Софу.

- Не знаю, я думаю, что ты опять врешь. Да и какая разница, еврей, не еврей! Тебе трудно, что ли сходить со мной завтра? Тебе все равно, а для меня это важно! – вдова замолкла, ожидая моей реакции, – А я тебе за это твою бумажку подпишу, что никто мои туфли не воровал! – отчаянно пошла с главных козырей Софья, так и не дождавшись моего ответа.

- Не надо бумажки, я и так с тобой пойду! – мне вдруг стало не по себе от такого непривычного проявления слабости этой прежде неслабой женщины. Взвизгнув, Софа навалилась на меня сверху.

Очень хотелось верить, что меня сейчас не развели, как юного лоха, коварно устрашив бабьими соплями и слезами. И судя по придавленному вдовьей плотью, но опять резко взбодрившемуся организму, мой сон опять откладывался..

Проснулись мы поздно. Пока Соня готовилась к визиту, я, взяв ее машину, поехал домой. Очень хотелось