Вольный стрелок - Ольга Миленина

Алещенко случайно выдохнул дым мне в лицо, и я встала, подойдя к окну, оказываясь у него за спиной. И, приоткрыв створку, так и осталась там стоять — думая, что, может, так ему будет проще, когда он меня не видит. И мне так будет проще — потому что ненавижу, когда кто-то курит рядом со мной.

— Я там закинул кое-кому оттуда, откуда он приехал, — есть там человек, за экономику отвечает в местной газете. И по другим каналам рыть начал — накопал кой-чего по мелочам. Что никакого высшего образования у него не было, диплом он купил или ему сделали — это человек подтвердил, который учился на том факультете, который Улитин якобы заканчивал, и на том курсе, который в тот год выпускался, каким у Улитина диплом подписан. Что срок у него был условный — еще до армии сам у себя мотоцикл угнал. Купил, застраховал, а когда до конца страховки пара месяцев оставалась, он его скинул кому-то из соседнего города и заявил, что украли. Дурь, короче. Получил условно год — прям перед армией. Но это не афишировали — вроде родители хлопотали, упросили, чтоб дали ему в армию пойти, так втихую все прошло, хотя документы у меня есть…

Я присвистнула — молодой реформатор Хромов, оказывается, был весьма неразборчив в выборе помощников. А значит, подвергал себя риску быть скомпрометированным через них — хотя сам везде кричал, что он чист.

— А из армии Улитин пришел, работал учителем физкультуры в школе, в институт поступал, а не вышло. В бизнес лез по мелочам, палатки, то-се, с братвой местной был завязан, без братвы какие палатки? Потом поднялся немного, бензоколонкой рулил — видать, там и стал специалистом в нефтяном бизнесе, то-то его Хромов в замдиректора топливной компании пихнул. — Женька криво усмехнулся, хотя шутка прозвучала невесело. — А Хромов, между прочим, ту самую компанию тогда и возглавлял. До того как мэром стать. Не знаю уж, как они с Улитиным сошлись, — по одной версии тот у его сына в школе был учителем физкультуры. А там кто знает — фактов нет. В девяностом Хромов предвыборный штаб создал, и как-то Улитин туда затесался, — а когда на следующий год тот мэром стал, Улитина в замы. топливной и посадили. А потом и на банк. А потом и в Москву…

— Так тебя вычислили потому, что тот, кто тебе информацию добывал, тебя заложил? — произнесла, когда пауза затянулась, словно Алещенко хотел закончить на этом разговор. — Или…

— Да нет, там все чисто — я его спросил еще, не будет ли проблем, а он сказал, что нет. Я так понял, на родине Улитина не слишком жаловали после отъезда в Москву. — Женька приподнял трубку зазвонившего телефона, давая отбой, и, не опуская ее на рычаг, положил рядом. — По слухам, там даже конфликт вышел серьезный — он, уезжая, на банк свой близкого человека посадил, хотел его контролировать на тот случай, если возвращаться придется обратно из Москвы. Да и вообще — плохо, что ль, карманный банк иметь, который деньги вложит куда скажешь, если сам не рискуешь? А тот, по слухам, в кресле пригрелся и артачиться начал, самостоятельность проявлять — якобы за это его и застрелили год назад. В январе или феврале 97-го, так, кажется. По слухам, Улитин его и заказал — а на банк другой его человек сел. Парень-то мой пытался кое-какие документы банковские накопать — а не вышло. Кстати, может, и засветился там — и на меня кивнул, как прижали. Мог, точно мог — а я и не допер…

— И что еще интересного? — перебила, чувствуя, что Женька сейчас вот-вот начнет сокрушаться по поводу того, что не разбирается в людях. — Что ты узнал-то еще?

— А больше ничего… — Алещенко развел руками, поворачиваясь ко мне — словно хотел, чтобы я увидела этот жест и поверила, что он говорит правду. — Была информация, что он через «Нефтабанк» в оффшор деньги качает себе, что недвижимость у него во Франции есть. Ну так этим куча-народа занимается — и поди найди чего, его же банк, значит, все по-умному. Тут такие схемы есть, что даже документы получи — ничего не докажешь, а схем таких — как дерьма на пастбище. А тут звонок мне в редакцию — голос вежливый, вроде взрослый, солидный человек. Вы одним делом интересуетесь, хочу вам кое-какие бумаги передать, разговор не телефонный. Знаешь же, как бывает…

Я кивнула — мне это очень хорошо было знакомо. Когда кто-то звонит по твоему редакционному телефону — а то и домой, и так случалось, пока мне номер не поменяли — и, не представляясь, говорит, что надо встретиться, поскольку есть материал, который может тебя заинтересовать. И встречаешься, и получаешь в большинстве случаев туфту — непроверенную и бездоказательную информацию, за которой стоит куча эмоций и желания утопить зарвавшегося начальника, обнаглевшего конкурента, а то и родственника. Но в десяти случаях из ста материал заслуживает внимания. А в одном случае из этих самых ста — настоящий хит, готовая почти сенсация, которую надо только проверить и огранить.

Хотя случалось не раз — и со мной, и с другими, — что сенсация оказывалась хитроумно продуманным сливом, компроматом в смысле. Мне так на одного деятеля политического дали информацию — насчет того, сколько у него денег и имущества здесь и за границей. Даже копии банковских документов были — из западных банков, естественно, — и бумаги на покупку виллы на Лазурном берегу чуть не за пять миллионов баксов. Спасла меня собственная подозрительность, выработавшаяся за долгие годы, — и я не поверила, что все это правда. Вот просто не поверила, и все. И уже потом увидела материал в другой газете — и помню, какой был скандал и как газета оправдывалась и извинялась.

Слишком вкусная приманка — и неудивительно, что некоторые журналисты на такое ловятся. И потом оправдывайся, почему напечатал такое дерьмо, объясняй, что ужасно достоверным оно выглядело. Воткнут ведь не тому, кто принес компромат, — газете воткнут, а хваливший тебя еще вчера главный, восхищавшийся этой самой статьей, воткнет тебе. И будешь висеть под страхом увольнения с волчьим билетом — того, кто серьезно прокололся, в другое издание, особенно солидное, могут не взять. Но тем не менее большинство сенсаций именно так и делается — за счет добровольных, так сказать, информаторов, снабжающих журналистов материалами по каким-то своим соображениям.

— А он мне еще говорит — я вообще-то тут недалеко от вашей редакции, — продолжил Женька. — Заходить к вам по понятным причинам не буду — давайте мы с вами в скверике встретимся, вам пешком тут пять минут. Воздухом подышите, перерыв сделаете в работе — и, надеюсь, заинтересуетесь тем, что вам хочу предложить. Я и пошел. Потом подумал, что этот не один был, с охраной — сначала проверили, один ли я пришел, а потом этому знак дали, что можно подходить. Это я к тому, что он не сразу появился — я минут десять там прогуливался. А потом мужик подходит, за сорок так прилично, интеллигентный, в костюме хорошем, при галстуке. Предложил в ресторан пойти пообедать, а я отказался. Погуляем, говорю, лучше, погода хорошая. А он давай моими статьями восхищаться — видно, что газету регулярно читает или подготовился специально…

В дверь стукнули, и Женька замолчал — и, увидев того, кто хотел войти, молча махнул рукой. Таким нехарактерным для него, обычно мягкого и корректного, жестом.

— Повосхищался — и к делу. До меня, говорит, дошло, что вы собираете компрометирующий материал на Андрея Улитина, — и у меня к вам есть предложение.

Я не являюсь поклонником господина Улитина — но не хочу, чтобы вы компрометировали структуру, им возглавляемую, поскольку структура государственная, а не частная. Вам, говорит, наверное, интересно, кто я, — могу сказать, что я и те, кого я представляю, тесно связаны деловыми отношениями с «Неф-табанком» и не заинтересованы в том, чтобы его имиджу был нанесен ущерб.

Я, говорит, вас не прошу просто оставить эту тему — но кое-что хочу предложить взамен. У меня есть материал по поводу одного крупного банка и того, чем он занимается, — и мне папку протягивает. Я листнул, а там просто фантастика — такое досье, что мне и не снилось. Компромат на руководство, и некоторые операции детально раскрыты, и состояние дел в банке, который в первую пятерку входит, а сам, оказывается, на ладан дышит. Все проверять, конечно, надо, но куча документов и вообще отпад. То, что я на Улитина накопал, и рядом не стояло — просто слезы. А этот мне — папка ваша при условии, что вы оставляете в покое «Нефтабанк» и господина Улитина. И также мы понимаем, что вы не по собственной инициативе это делаете, вам это поручили или заказали, — и потому готовы заплатить, чтобы вы не понесли финансовых потерь. Пять тысяч долларов вас устроят?..

Я качнула головой: пять тысяч долларов за такое — это очень неплохо. Не знаю, конечно, сколько Женьке платят за заказухи, которыми он балуется, как и многие другие, — но вряд ли больше.

— А я ему говорю — надо подумать. — Алещенко выда-вил из себя смешок. — Не поверил, что он не от Улитина, прикинул — раз такое предлагают, значит, грязи на Улитине много и найти ее можно. Ну и мысль была: потяну — больше дадут. Может ведь, и не найду фактуры на него — так хоть заработаю. Этот мне мобильный оставил, а я не звоню — а сам все рою. И ничего — прикрыто все у господина банкира. Я тогда и решил — все, надо бабки снимать, как до десятки поднимут, соглашусь. И давай вообще всех озадачивать насчет «Нефтабанка» — считай в открытую. И через пару недель опять звонок. Нет, говорю, не надумал пока — а сам жду, что он мне встречу предложит и скажет, что готовы больше отдать. А этот — жаль, но вы еще подумайте. Вот, думаю, тупой гад — не понимает, что ль, о чем речь? А через пару дней я утром из дома вышел, за питанием детским съездил на молочную кухню — дочке еще года не было, ну вот и приходилось, не из жадности, просто ела это хорошо. Лето, жарко, жена с ней гулять собралась, я коляску вытащить помог — а потом они в парк пошли, у нас там рядом, а я постоял, рукой им помахал, посмотрел, как они уходят…