Вольный стрелок - Ольга Миленина

Странно, но он ничего не ответил, молча сев в машину. Невежливо себя повел, в общем, — хотя до этого был максимально вежлив. И я сказала себе, что, судя по всему, завтра ни в какой ресторан мы не пойдем. И возможно, я вообще до него не дозвонюсь — и встретиться с ним даже для того, чтобы показать ему статью, мне не удастся. Потому что он пришлет кого-нибудь отдать мне фотографии — кого-нибудь, кто объяснит мне, что Реваз ужасно хотел со мной пообщаться и очень сожалеет, что из-за внезапно навалившихся на него проблем наше общение придется отложить.

Что ж, хотя он мне и понравился, я не собиралась сокрушаться по поводу нашего расставания навсегда. Потому что то, что я узнала, было лучше любого ресторана и любого мужчины — и доставило мне примерно такое же удовлетворение, как еда и секс.

Может быть, не большее — но по крайней мере равноценное..

Глава 11

— Володю? А кто его спрашивает?

Женский голос, ответивший на звонок, был явно не рад меня слышать, просто совсем. Но я к этому привыкла за столько лет работы в газете. Особенно за последние годы. Раньше мне радовались — когда я освещала какие-то мероприятия, делала репортажи о спорте или брала интервью у самых разных людей, — но с тех пор как я занялась расследованиями, число тех, кому я звоню по работе и кто приветствует меня радостным голосом, не кривя при этом душой, сократилось раз так в пятьдесят.

Правда, сейчас мне в принципе не были рады — кем бы я ни была. Но мне показалось почему-то, что стоит мне назваться, как безрадостность перерастет в активную антипатию с соответствующими последствиями типа кидания трубки.

— О, это с работы его беспокоят, — произнесла я уверенно, не сомневаясь, что это лучший ответ. — Из редакции.

— Да? — В голосе, принадлежавшем, судя по всему, женщине лет за тридцать, послышалось сомнение. — Из «Сенсации»? Я вообще-то вчера со всем начальством вашим разговаривала — и с завотделом, и с замом главного редактора, с Кулагиным. Так вы вообще кто? Русским языком вас спрашиваю — вы вообще кто?!

Тут было что-то не так. Потому что она — явно не мать, так что, выходит, жена Перепелкина — знала, что никто из «Сенсации» спрашивать ее мужа не может. По какой-то непонятной мне, но очевидной для нее причине.

— О, вы знаете, я… — Я замялась на мгновение, я не готова была к такому повороту в разговоре. — И я из редакции, да, но…

— Из редакции?! Знаю-я, из какой ты редакции, прошмандовка херова! — Голос накинулся на меня так внезапно и так агрессивно, что я растерялась. — Ты думаешь, если алкаш этот тебя по пьяни где отымел, он на тебе женится, что ль?

Другого мужика себе ищи, сука драная — поняла?! Раз поняла — иди на х…й!

В трубке слышались гудки, и я посмотрела на нее недоуменно, не понимая, как все получилось и почему. Я так вежливо разговаривала и уже готова была сказать, откуда я, собственно, звоню. И тут…

Нет, тут точно было что-то не так. С самого начала, как только я позвонила в «Сенсацию» и попросила к телефону Перепелкина — а меня начали расспрашивать, кто я такая и зачем он мне нужен.

Мне не хотелось говорить, кто я, — Перепелкин был мне неприятен, но все-таки он помог мне кое-что узнать. И подставлять его, представляясь спецкорреспондентом «Молодежи Москвы», мне не хотелось. Черт его знает, что там подумают, — может, что он пишет по моему заказу какие-то статьи, то есть халтурит, — и что сделают. Еще предъявят ему за меня — а мне хотелось кое-что у него узнать. В принципе мелочь. А именно то, не помнит ли его сосед хоть какие-то приметы той девицы, которая сидела в машине с Улитиным в ту злополучную для банкира субботу.

Я не знала, что мне может это дать, — но уточнить на всякий случай стоило. Может, он ее разглядел более-менее, может, мог сказать, что девица была, скажем, высокого роста, с выбеленными волосами, огромными глазами и гигантской грудью.

Мне бы это пригодилось. В конце концов, тот же Реваз наверняка видел Улитина с разными девицами — и знай я хоть какие-то приметы, я бы у него уточнила. Села бы на телефон, дозвонилась бы, сколько бы на это ни потребовалось времени, и уточнила бы — ведь не будет он из-за меня менять номер мобильного. И возможно, был кто-то еще, кто наблюдал господина Улитина в женском обществе и опять же мог мне помочь.

Не то чтобы я рассчитывала найти ту, которая его убила — случайно либо намеренно, я все никак не могла определиться с этим вопросом. Но по крайней мере можно было попытаться выяснить, как ее зовут, и получить более точное ее описание. А это уже немало.

Именно поэтому я и позвонила в «Сенсацию». В ответ на вопрос: «Кто это?» — сказав, что я знакомая Володи Перепелкина, очень хорошая знакомая, — так кокетливо сказав. И что он мне ужасно нужен по одному очень важному делу — потому что я кое-что ему пообещала и мне надо договориться с ним о встрече.

Нет, я не могу сказать, что именно пообещала — это вообще очень нескромный вопрос, — но если бы мне сообщили, когда он будет, если бы я знала, когда смогу его застать на работе, я бы была так благодарна, так благодарна…

— А вы ему через недельку звякните. — Мужской голос в трубке стал поприветливее. Он, кажется, решил, что я любовница его коллеги — хотя само слово «любовница» казалось мне несовместимым с образом оборванного, алкоголичного Перепелкина. И вообще у меня не сложилось впечатления, что у такого, как он, могут быть женщины. Если только не считать упомянутой им жены, с которой, впрочем, у них могла быть чисто платоническая любовь. Но тот, кто мне отвечал, похоже, решил, что с его коллегой я состою в интимных отношениях.

— Может, через десять дней. Заболел ваш Володя…

«Ой, да что вы!», «Ой, да неужели?», «Надеюсь, это не серьезно?», «О, как ужасно!» Я целый град этих и подобных этим восклицаний обрушила на собеседника, погребая его под ними. И через пару минут как бы невзначай поинтересовалась, не даст ли он мне его домашний телефон — потому что у меня был, но я не могу его найти никак, и если бы он оказал мне любезность, он бы сделал меня такой счастливой, такой фантастически счастливой…

— Ну не знаю…

Голос в трубке замялся, и мне показалось это странным. Конечно, в нормальных редакциях не принято давать домашние телефоны корреспондентов неизвестным, кем бы они ни представлялись, — последствия могут быть не очень хорошими. Конечно, при большом желании номер можно и так узнать — запустил ведь какой-то идиот в продажу еще несколько лет назад компьютерную программу, которая продается на рынках за копейки и из которой можно по фамилии узнать номер домашнего телефона. По крайней мере меня так находили-бывало такое, что мне звонили домой некоторые особо активные читатели, и далеко не всегда с целью высказать восхищение моими статьями.

Кстати, телефон я потом поменяла — главный помог, благо я живу в том же районе, в котором находится редакция. Вот по его звонку и официальному письму мне и поменяли номер год назад — и якобы засекретили, чтобы нельзя было его вычислить.

Но одно дело «Молодежь Москвы» и другое дело «Сенсация» — которую нормальной газетой не назовешь. Так что мне непонятно было немного это замешательство. И я снова начала сокрушаться по поводу отсутствия на работе так нужного мне Володи, нести весьма эмоциональную ахинею и вопрошать, что же мне делать теперь?! В принципе в случае его отказа я собиралась воспользоваться той самой телефонной программой — тем более что вряд ли поголовье Владимиров Перепелкиных в Москве было слишком велико. Но он сжалился вдруг, попросив только на него не ссылаться — мол, ничего я вам не давал и вообще с вами не разговаривал, — что я и пообещала охотно. И тут же набрала добытый номер — не ожидая, что наткнусь на его жену и что она будет так подозрительно выяснять, кто я. Вот и растерялась — за что и была послана на три буквы.

Наверное, все дело было в том, что я не очень хорошо соображала с утра — потому что накануне ночью пребывала как раз там, куда меня послала перепелкинская супруга. Не всю ночь пребывала, всего пару часов — но зато прилично выпила вдобавок, пришлось. И плюс ко всему проснулась посреди ночи, потому что тот, кто лежал рядом, это чертово животное пробудилось и, обнаружив рядом с собой женское тело, решило попользовать его еще разок. Вот я и проснулась — оттого что пристроившийся сзади мужчина брал меня быстро и жадно.

Он, правда, через пять минут отключился — как сделал свое грязное дело.

А я заснула только часа через полтора. Сначала в ванную сходила — хотя от беременностей я застрахована, я по прихоти природы физически не могу иметь детей. Постояла под душем, а потом тупо сидела и курила, попивая воду со льдом, а когда решила снова заснуть, обнаружила, что это невозможно. По той простой причине, что тот, кто лежал в моей постели, издавал жуткий храп.

Господи, что я только не делала! И перевернуть его пыталась, и нос ему зажимала — все без толку. И попытка уйти из спальни на диванчик в гостиную ничего не дала — потому что храп был слишком громким и эхо от него носилось по моей небольшой квартире, отражаясь от стен, проникая под двери. И я лежала без сна и вспоминала, как все было. Как вернулась в редакцию после поездки к Ревазу и зашла к Леньке, сказав, что интервью принесу завтра. И как он спросил меня, узнала ли я то, что хотела, — ты мне, мол, не заливай, что ради интервью с ним встречалась, был у тебя корыстный интерес.