Триумф «попаданцев». Стать Бонапартом! - Александр Романов

Куда идем мы с Пятачком… В смысле с Ампером мы идем.

Идем, конечно, в гастроном, конечно, за вином…

Банда наша продолжает успешно функционировать…

Ага: «В бермудском треугольнике по неизвестным причинам полностью пропал Шестой американский флот. Экипаж станции „Салют-7“ продолжает свою космическую вахту…» — цитата.

В том смысле, что никто нас не поймал. Да, похоже, и не ловит.

В чем, в общем, ничего удивительного нет. Не до того всем сейчас. В городе жрать нечего. Как и ожидалось. Инфляция в полном разгаре. И останавливаться не думает. В булочные огромные очереди. Булочников — бьют. В Конвенте — тоже самые настоящие баталии. Дошло уже до того, что Данилиного любимого Бабефа — главного, можно сказать, оппозиционера — арестовали и посадили за антиправительственную пропаганду. Так он всех достал… Данила теперь ходит совсем мрачный, такое впечатление, что скоро вообще кусаться начнет. А с Петром вовсе не разговаривает. В такой ситуации есть ли кому-нибудь дело до смерти какого-то мелкого бандита? «Какие коряки — когда такая радиация?!» Цитата.

Нас бы могли искать подельники Аретини — пропавшие десять тыщ ливров сумма немалая. Однако кого им разыскивать? Я все-таки не зря перестраховывался при планировании операции. Как мы пришли — никто не видел. Как ушли — тоже. Живых свидетелей не осталось. А болтливых среди нас никого нет. Жизнь отучила. Даже Анри с Мари-Луизой. Деньги же я тратить запретил. До тех пор, пока мы не найдем какое-то прикрытие для своего внезапного обогащения. А образовавшийся «общак» сдал Евгению как самому ответственному. По всем канонам — классический «глухарь», а не дело. Кроме того — я один мешок-то с золотом того… Распотрошил. Аккурат возле места повешения безвременно почившего сеньора Джованни. И раскидал вокруг на достаточно большом расстоянии. Пусть теперь желающие поищут тех, кто это золото растащил. Флаг им в руки в этом начинании. Барабан на шею и попутного ветра в горбатую спину…

А мы — выждав малость — пощупаем за вымя еще кое-кого. Из числа названных покойным сеньором Аретини. Раз уж пошел вариант «благородный разбойник Владимир Дубровский». И не из-за золота. Никто из нас — и это отчетливо было видно — не пылает желанием разбогатеть таким путем. А исключительно потому, выражаясь в духе текущего исторического момента, что «Всякий акт, направленный против лица, когда он не предусмотрен законом или когда он совершен с нарушением установленных законом форм, есть акт произвольный и тиранический; лицо, против которого такой акт пожелали бы осуществить насильственным образом, имеет право оказать сопротивление силой». Декларация прав человека и гражданина, пункт одиннадцатый. И оттуда же, пункт тридцать первый: «Преступления представителей народа и его агентов ни в коем случае не должны оставаться безнаказанными. Никто не имеет права притязать на большую неприкосновенность, нежели все прочие граждане».

В общем, мы — за справедливость. Хотя справедливость, как известно, лучше всего искать в словаре. На букву «С». Гы… Да и действие этой Декларации в настоящий момент приостановлено. Как части якобинской Конституции. И термидорианский Конвент скорей удавится, нежели ее примет. Но в той же Декларации сказано: «Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и для каждой его части есть его священнейшее право и неотложнейшая обязанность». Пункт тридцать пять.

Ну а мы вроде народ и есть? Уж во всяком случае, часть народа — точно. Так что право на свое маленькое частное восстание имеем…

Высокопарненько, да. Но что поделаешь? Зато по существу.

И все ведь, блин, те самые «представители народа» Французской Республики в свое время эту Конституцию с восторгом одобрили…

А идем мы с Ампером, конечно же, не за бутылкой.

А совсем даже наоборот. Можно сказать, «сдавать корки» (еще одна цитата). От прочитанных книжек… Доклад мы идем, наконец, делать. Правда, не по аэростату. Тот — засекретили. Едва только разобрав, что в принесенных бумагах изложено, Шарль тут же, как та графиня, «изменившимся лицом», уволок наше творение аж самому Карно и до особого распоряжения — ну, покуда великий человек будет вникать в наши фантазии — велел молчать в тряпочку и даже не заикаться. Так что приходится ограничиваться только выступлением на абстрактную математическую тему. Вот мы и идем.

Вот и монументальная, в стиле классицизма, громада Пале-Бурбон, на левом берегу Сены набережная Орсе. Хорошее место выбрали для Школы, ничего не скажешь. Наискосок через реку — дворец Тюильри, где заседает Конвент. Прямо через реку — широкий мост Революции (в девичестве мост Людовика XVI). Недавно построенный. На него пошли камни проклятой Бастилии, ага… А непосредственно за мостом самая главная площадь Парижа — площадь Революции (однообразно, согласен. Но прогнивший царский — в смысле королевский — режим тоже изобретательностью не страдал. Площадь раньше называлась в честь того же Людовика XVI). Именно тут при Робеспьере стояла Главная гильотина. Здесь гильотинировали и короля, и королеву, и еще много кого, и самого Робеспьера в конце концов. Демократично. Славное, в общем, место. Со смыслом…

Вообще же, если отвлечься от политики, — и в самом деле тут красиво. Особенно в погожий весенний день, такой, как сейчас. Хотя все еще месяц вантоз, но по старому календарю давно уже март. А март в Париже — считай почти что май по-нашему. Ну апрель-то — точно. Тепло, солнечно, почки на деревьях набухли, снега нет давно и в помине. После жуткой зимы, когда на Рождество ударил мороз ниже двадцати градусов, мне, честно признаться, вспоминать тот момент даже не хочется, — так просто радость для души. Самое то настроение для решающего выступления…

С этим настроением я и вхожу в новоявленный храм науки. Наплевав на свой изношенный до рванья мундир и ненормальную, любому заметную худобу. Сегодня они не должны мне помешать. Я это точно знаю!

По гулким паркетным коридорам с высокими потолками, мимо спешащих куда-то студентов — ну до чего знакомая картина! — проходим с Ампером к отведенной для доклада аудитории. Ампер мне будет ассистировать, потому у него с собой папка с некоторыми справочными материалами. Оглядываю аудиторию. Ну… Не так, чтоб битком. Но народ есть. В основном, как я понимаю, преподавательский состав. Академики. Некоторых знает Наполеон. Некоторых — даже я. Монж, Лагранж, Лаплас, Бертолле, Фурье. Но до черта и таких, про кого мы с Бонапартом не знаем ни шиша. В основном — как я понял — знакомые Ампера, молодые ученики Школы. Так сказать — будущее французской науки. Что-то из него выйдет? Шарль, завидев нас, встает и любезно сопровождает на кафедру, к доске. Объявляет слушателям, что докладчик прибыл и готов начать выступление. Представляет мою скромную персону: «Генерал, артиллерист». Ага… Спасибо, что не император!.. Аудитория встречает это выжидательным молчанием. Понятно: кто про меня слышал до того хоть что-нибудь?

Что ж — услышите сейчас. Выхожу к доске. Беру мел.

— Уважаемое собрание! Тема моего выступления называется «Принцип реактивного движения» и в общем виде описывается следующим уравнением…

Неловко, конечно, перед Циолковским — как и перед Высоцким — но что делать? Будем надеяться, что в этом мире Константин Эдуардович выведет формулу уже в какой-нибудь более продвинутой области. Скажем, основы неравновесной хронодинамики…

Материалы из «Серой папки», 1794.

Лето 1794 года. Форт ВВВ.

Из дневника Сергея Акимова.

Запись первая.

Что ж — похоже, что в Европы мы таки проникаем. Постепенно… Артоф сидит в Лондоне, миссия ДС в Испанию добилась впечатляющих результатов (да еще каких!). Вот мы уже и не абы кто, а вполне и весьма уважаемые люди. Дорого, правда, обошлось — Котенок, Котенок, «Ла Гатито»… Как же нас мало (зачеркнуто). Но — есть плацдарм, появилась живая информация о местных порядках, зацепились даже кое с кем на сотрудничество. Вполне созревают условия для посылки группы уже непосредственно в самый центр гадюшника… Только посылать пока рано: фигурант наш еще не дошел до кондиции. Хотя Тулон уже взял… Но, по порядку…

Оставив семью в Лавалетте, Наполеон отправился в Ниццу, где стояла часть его Гренобльского артиллерийского полка. Тут, как утверждают информаторы Падре, ему повезло. Буквально сразу по приезде он встретил генерала Жана дю Тейля. Этот дю Тейль был братом другого дю Тейля — Жан-Пьера, бывшего начальника артиллерийской академии в Оксоне и очень хорошо отзывавшегося о Бонапарте во время его там пребывания. В революцию пути братьев разошлись. Жан-Пьер отправился на гильотину, как роялист, а его брат перешел на сторону народа и сделал недурную карьеру — на момент встречи с Наполеоном он был командующим артиллерией итальянской армии. Он сразу вспомнил отзывы брата о молодом интеллигентном офицере и тут же взял нашего героя к себе в штат, направив на организацию береговых батарей как своего адъютанта.