Сцены любви - Дина Джеймс

Шрив осторожно повернул ручку. Дверь легко открылась. Де ла Барка не потрудился запереть своего слепого пленника. Шрив осторожно шагнул за порог.

Его охватил ужас. Он не знал, где очутился. Если, как он подозревал, он находился в дешевых меблированных комнатах, вроде тех, куда де ла Барка отвез Миранду в Новом Орлеане, то он должен сейчас быть на втором или на третьем этаже. Но как эта комната расположена по отношению к коридору? А к лестнице?

Он легко мог разбиться насмерть, упав с лестницы. Гнев и отчаяние вспыхнули в нем с новой силой. По крайней мере, это будет быстрая смерть. Никакого долгого, отчаянного блуждания в темноте.

Вытянув руки вперед, он ощупал ногой пол. Потом сделал один шаг. Потом еще один. Наконец он наткнулся на стену. Теперь он по крайней мере знал, что находится в коридоре. Если он разведет руки в стороны, то сможет достать до обеих стен сразу. Как он и предполагал, его тюрьма оказалась дешевыми меблированными комнатами или гостиницей с узкими коридорами.

Одна стена была теплее другой. Это, должно быть, внешняя стена, рассуждал он. Возможно, он находился к наружной двери ближе, чем предполагал. Он испугался. Сейчас он окажется снаружи – и что тогда? Находясь в помещении, он по крайней мере мог найти дорогу в определенном направлении. А без стен он мог лишь бесцельно брести куда-то. Ему захотелось закричать, зарыдать, выругаться. Богатый выбор! Он выругался сквозь зубы.

Он миновал дверь еще одной комнаты по той же стороне. Комнаты были расположены очень близко. Коридор мог оказаться очень длинным. Шрив постарался расслабить мышцы спины и шеи. Голова у него болела так сильно, что он опасался обморока.

Он подумал о своих слабых знаниях испанского языка. Он вряд ли сможет попросить хотя бы стакан воды. Когда он встретит кого-нибудь, как он объяснит, куда ему надо пройти? Por favor[26], мне надо добраться... проводите меня... Ему не хватало слов.

Все же он продолжал идти вперед. Вдруг его пальцы нащупали угол. Дошел он до лестницы, или коридор просто делал поворот? Борясь с головокружением, он взялся обеими руками за угол и ощупал его.

Перила лестницы! Он провел носком башмака по краю ступени. Слабая улыбка появилась у него на губах. Пока все идет хорошо. Он начал спускаться, считая ступени. Их оказалось тринадцать. Его рука нашла опору в конце лестницы, а ноги нащупали ровный пол внизу.

– Senor? – раздался женский голос. Он повернулся в его направлении.

– Si!

– A donde va?[27]

Он сделал глубокий вдох.

– Voy a el teatro.[28] – Он почувствовал гордость за самого себя. Он сказал целое предложение. Даже если в нем были грамматические ошибки, его можно было понять.

– El teatro? – В голосе послышалась насмешка.

– Si! Soy un[29] актер. – Черт! Он не мог вспомнить слово, обозначающее его профессию. Он протянул руку в сторону женского голоса. – Por favor, senora. Socorro.[30]

Внезапно раздался голос другой женщины. Она схватила Шрива за руку и попыталась повернуть его к себе.

– Вы... больны, сеньор. – Она произносила слова очень медленно, будто не слишком хорошо знала английский язык. – Vamos[31]... пойдемте в постель.

Он попятился.

– Нет. Я должен идти в «Эль Театро Реаль». – Он повернул голову в ту сторону, где стояла другая женщина. – Пожалуйста. Por favor.

– Нет, сеньор Катервуд. Вы не можете...

Она знала его имя. Следовательно, ее нанял де ла Барка. На этот раз он сам схватил ее за руку.

– Выведите меня на улицу, сеньора, или я сломаю вам руку.

Она вскрикнула и изо всех сил ударила его по лицу. Боль была обжигающей, но он сумел развернуть женщину и заломить ей руку. Неожиданно комната наполнилась женскими голосами, затараторившими по-испански. Кто-то попытался схватить Шрива за одежду.

– Прочь! Я сломаю ей руку! – закричал он.

Его пленница закричала им что-то по-испански. Тяжелый запах духов и такое количество женщин одновременно навели его на мысль, что он находится в борделе.

Его голос звучал хрипло, но все равно громко. Громче, чем у всех остальных.

– Silencio![32]

Голоса сразу смолкли. Женщина, которую он держал, перестала кричать и попыталась освободиться. Вместо того, чтобы ослабить хватку, он сильнее сжал руку. Мешая английские и испанские слова он сказал:

– У меня есть... tengo... э-э... деньги... dinero. – Он напрягал зрение, пытаясь преодолеть мрак. Как узнать, какое действие оказывают его слова? – Я... уо... заплачу... заплачу... сто... cien... песо. Нет! Cien долларов. Американских. Тому, кто проводит меня в «Эль Театро Реаль».

Вокруг него все закричали по-испански так быстро, что он не мог разобрать ни единого слова. Женщины спорили, ругались. У него голова пошла кругом. Женщина, которую он держал, стала отталкивать остальных.

– Нет. Vamos! Vamos! Наконец все затихли.

Его пленница заговорила. Он чувствовал ее сомнение, которое звучало и в ее голосе.

– Вы заплатите сто американских долларов?

– Мой управляющий делами заплатит вам, когда вы доставите меня в театр.

– Pero el otro[33]... человек, который привел вас сюда, сказал, что заплатит за две ночи. Он обещал mas[34].

– Он расплатился с вами? – Внезапно все стало зависеть от его самообладания. Он рассмеялся, хотя боль с новой силой пронзила его. – Бьюсь об заклад, что он не заплатил.

– Заплатил, – ответил обиженный голос.

– Но не сто долларов.

– Он заплатит больше, если мы удержим вас здесь.

– Он ушел. Vamos. Я ему больше не нужен. No quiere[35]. Рано или поздно вам придется выбросить меня на улицу.

В разговор вмешался другой, более глухой и старый женский голос. На слух Шрив определил, что женщина спускалась по лестнице, по которой только что спустился он сам.

– Конча, quien es?[36]

Последовал быстрый ответ по-испански. Дальше был длинный разговор, в котором несколько раз прозвучало его имя. Потом голос старшей женщины зазвучал совсем рядом с ним.

– Мы проводим вас в театр, мистер Катервуд. За сто долларов.

Шрив облегченно вздохнул и расслабился.

– Gracias, senora.[37]

Она повела его куда-то в сторону.

– Присядьте.

Он опустился на обитый бархатом стул, чувствуя ужасную усталость во всем теле. Его следующий вопрос прозвучал как стон.

– Donde... Где я?

– Вы в «Ла Йегуа Бланка».

– Где? – Он прижал руку ко лбу. – Мой испанский... Mi espanol no es bueno. No bueno.[38] Не хороший.

– «Ла Йегуа Бланка» значит «Белая кобыла». Он представил себе фигуру женщины с пышной грудью, которая могла иметь такой голос. Эта картина вполне вписывалась в его представление об подобном заведении.