Петька Дёров - Виктор Аланов

Завернув за угол тюремного забора и выбежав на Гоголевскую улицу, Петька оглянулся на тюрьму еще раз, словно желая проверить, неужто его не преследуют, неужто он действительно свободен, и быстро зашагал прочь.

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

После десятидневного пребывания в мрачной вонючей тюрьме Петька не мог нарадоваться своей нежданной свободе, надышаться свежим воздухом. Все казалось ему необычайно прекрасным.

Идя сейчас по псковским улицам, Петька всей душой ощущал, что кругом не только враги, но и свои, родные, русские люди. И их было больше, чем врагов-оккупантов. И они были силой, которой боялся враг. Наслаждаясь своей свободой, Петька не торопясь шел по улицам. Его привлек городской сад, потянуло под тень деревьев.

За время жизни в партизанском отряде Петька привык к деревьям, полюбил их, как друзей. Они укрывали его от врага, защищали в непогоду, беспрекословно отдавали ему свои сучья и ветви, чтобы развести костер, построить шалаш.

И сейчас, очутившись в их тени, Петька вздохнул еще вольнее и, от избытка чувств, даже погладил шершавую кору толстого старого вяза, около которого остановился.

Подняв глаза, чтобы взглянуть на зелень дерева, Петька увидел вдруг какую-то бумажку, крепко приклеенную к стволу вяза. На ней что-то было напечатано на машинке:

«Псковичи!

Враг топчет нашу родную Советскую землю. Он угоняет в рабство наших людей. Наших детей отправляют на каторжные работы в шахты Германии. Озверелые гитлеровцы мучают, расстреливают и вешают тысячи невинных советских людей.

Но на Отечественную войну против фашистских бандитов поднялся весь Советский народ.

Так возьмись же и ты за оружие, борись за разгром фашизма, если ты честный человек!

Смерть гитлеровским оккупантам!

Смерть палачам и предателям!

Да здравствует Коммунистическая партия!

Группа патриотов.»

Петька читал и перечитывал, не веря своим глазам.

Вот это да! Молодцы группа патриотов! Значит, и здесь в городе идет борьба. Хорошо.

«Дураки мы с Фомой тогда были, — подумал Петька. — Надо было тоже таких вот штук понаписать да расклеить. И на самых видных местах. В городском парке что… Мы бы на самые двери комендатуры наклеили, не побоялись!..»

При мысли о погибшем друге Петька помрачнел. Надо все-таки сходить на колокольню, посмотреть, как их старая комнатка. Там и отдохнуть можно будет.

Идя по Некрасовской, Петька увидел впереди женщину, которая несла две корзины. В одной свежая, в другой— копченая рыба. Женщина шла со стороны рынка. Петька узнал в ней жену трактирщика.

На улице никого. Только редкие прохожие виднелись вдалеке.

Десятидневный голод в тюрьме дал себя знать. Поневоле вспомнились слова Фомки: «От таких и украсть не грех, а особенно, когда голоден».

Петька бесшумно, босыми ногами, подкрался сзади к трактирщице. Приятный запах свежекопченого окуня ударил ему в нос. Петька просто чувствовал во рту его чудесный вкус.

Он огляделся и ловко выхватил из корзины две здоровых рыбины.

Пробежав по улице Карла Маркса, мальчик свернул в первый попавшийся переулок и мимо каких-то домиков выбежал на берег реки Псковы. Найдя укромное местечко на берегу, Петька хотел было уничтожить свою добычу, но, взглянув на противоположный берег реки, увидел остатки полуразрушенной церкви и вспомнил свое намерение побывать там.

«Цела еще. Пойду посмотрю. Там и покушаю. А потом и к бабке Агафье зайду.»

Переходя по мосткам реку, Петька вспомнил, как год назад, в день их первой встречи, его этой же дорогой вел Фома. Нет больше Фомки, убили, проклятые!.. Нет больше такого хорошего друга!

Вот и лаз в фундаменте церкви. Он по-прежнему закрыт доской, с приваленным к ней камнем. Петька отодвинул камень, снял доску. Выпрямившись, посмотрел еще раз кругом. Никого. Быстро согнулся, влез в дыру, опять закрыл, как было, и пошел искать ключ.

Все по-прежнему. Вот — кирпич в углу. За него он, уходя, спрятал ключ. Подняв кирпич, Петька увидел, что ключ лежит на старом месте.

Медленно поднимаясь по шаткой лестнице, держась за стены и выступы, Петька добрался до своей старой квартиры, на дверях которой, как прежде, виднелась глубоко вырезанная ножом надпись: «Фома».

Петька открыл дверь и вошел в комнату. Окно было завешено черной тряпкой.

«Забыл, уходя, и тряпку снять», — подумал Петька. Открыв окно, он присел на ящик, служивший когда-то для них с Фомкой столом.

Он огляделся. Вот валяется на полу найденная им когда-то в разрушенном доме ваза, заменявшая кувшин для воды. Вот закоптелый солдатский котелок. В нем варили картошку и даже уху. Заржавевшая вилка торчмя воткнута в ящик стола. Она насквозь пронзила и приткнула к столу засохший рыбий хвост.

Увидев рыбу, Петька вспомнил копченую, украденную у трактирщицы. Вынув из-за пазухи окуня, мальчик отломил ему голову и стал есть.

Грызя и обсасывая косточки, Петька поглядел на выступ в стене, там всегда стоял портрет Ленина в красивой старинной рамке. Но где же портрет?

Портрета не было. Петька обвел глазами стены. Где же все висевшие здесь портреты?.. Ни одного! Петька так и подскочил. Кто же это здесь был? Кто, кроме них с Фомкой, мог проникнуть в комнатку на колокольне, а уходя, так аккуратно положить ключ на старое место?

Может, сам спрятал?.. Забыв про еду, Петька стал припоминать последние минуты своего пребывания на колокольне.

Что было унесено им к бабке Агафье?.. Часы с кукушкой. Плащ-палатка. Кое-какая утварь получше. Еще что?.. Да, конечно, кот Васька. Но портреты?.. Нет, портреты он определенно оставил там, где они всегда висели.

Постояв еще немного, Петька вдруг сунул копченую рыбу за пазуху, быстро закрыл дверь на ключ. Он так торопился, что, спускаясь, споткнулся и чуть не свалился с лестницы. Положив ключ на старое место, под кирпич, он вылез из подвала, поспешно замаскировал дыру и что есть духу помчался к бабке Агафье.

«Неужели правда? Но кто же еще мог знать, где лежит ключ?»

Петька даже не заметил, как с разбегу налетел па женщину, несшую на коромысле воду. Ведра сорвались с коромысла и загремели, покатившись по земле. Вода разлилась. Женщина сперва опешила, потом опомнилась и начала ругаться вслед убегавшему Петьке:

— Сопляк! Паршивец этакий! На людей лезет, пути не видя… Глаза вылупил и несется, что ошалелый. Чтоб ты сгорел, нечистая сила! — бранилась женщина вслед убегавшему оборванцу.

Добежав до домика бабки Агафьи, Петька остановился, чтобы перевести дух.

Около домика было, как всегда, чисто, прибрано. Даже крылечко починено — вместо прогнившей вставлена новая, еще не успевшая потемнеть доска. Эх, видно, кто-то другой постарался! Сколько раз они с Фомкой собирались починить крыльцо, да все откладывали.

Время было уже позднее. «Наверное, ужинает бабка», — подумал Петька и, толкнув калитку, вошел во двор.

Как всё-таки хорошо у бабки! Как в сказке — маленький, окруженный садиком домик и хозяйка его — добрая, славная старушка…

Петька поднялся на крыльцо и тихо вошел в сени. Дверь в избу была открыта, и то, что он увидел, было настолько нежданно и замечательно, что больших усилий стоило ему не закричать от радости.

Стоя в глубине сеней, Петька прежде всего увидел бабку Агафью, выскребавшую ложкой какой-то горшок. Только, обычно такая живая и бодрая, старушка на этот раз почему-то полулежала, прикрытая цветастым стеганым одеялом, в своей кровати, к которой вплотную был придвинут стол. А у стола… Стоя у стола, собирал оставшуюся после ужина посуду… Фома. Дорогой друг, озорной и веселый рыжий Фомка!

— Оставь посуду-то, после соберешь, — ворчливо сказала бабка. — Сперва бога поблагодари.

Фома нехотя поставил на стол тарелку и повернулся к переднему углу, где у бабки висела большая, украшенная бумажными цветами икона. Скосив глаза через плечо, он посмотрел на старушку.

Бабка строго поглядела на него и прикрикнула:

— Ну-ну… крестись, крестись, нехристь! От этого руки не отсохнут, а польза будет. По-старому если обычаю, так тебе не только креститься, а на богомолье сходить не грех после всего.

Фомка, с оглядкой на бабку, стал креститься и кланяться.

Петька чуть не прыснул, но сдержался и громко позвал:

— Фома!

Руки Фомки остановились на полдороге ко лбу. Он медленно повернул голову к бабке Агафье, посмотрел на нее.

— Свят, свят… — прошептала бабка. — Почудилось, что ли?..

В два прыжка Петька перемахнул через порог, влетел в горенку.

— Фомка! Друг! — крикнул он во весь голос.

— Петька! Ты?..

Друзья крепко обнялись.

Бабка Агафья села, всплеснула руками… Глиняный горшок скатился по стеганому одеялу на пол и разлетелся вдребезги.