На фронте затишье - Геннадий Григорьевич Воронин

Полковник останавливается как вкопанный и пристально смотрит на них. Сначала на одного, потом на другого. Он словно старается внимательнее разглядеть их или припомнить фамилии, хотя знает их как облупленных.

— Вы что тут делаете? — спрашивает Демин после затянувшейся паузы и сразу повышает голос. — Я вас спрашиваю, товарищ Зуйков, что вы здесь делаете?

— Мы с капитаном Коховым, товарищ полковник, — Зуйков вытягивается в полный рост. Он смотрит в нашу сторону виновато и с опаской косится на соседнюю щель.

Демин снимает очки, протирает их пальцами и медленно водружает обратно — на свой мясистый с красными прожилками нос.

— Я приказал Кохову вести наблюдение за противником.

Кажется, полковник разговаривает с самим собой, а но с вытянувшимися перед ним солдатами. Но в голосе его отчетливо проскальзывают металлические нотки.

— Где капитан? — Это сказано уже совсем другим тоном — с иронией. На лице Демина появляется мрачная усмешка, какой я раньше не замечал. Не дожидаясь ответа, он сходит с тропинки, огибает чахлые кустики и, оперевшись на клюшку, в изумлении застывает у края глубокой четырехугольной ямы. Осторожно выглядываю из-за его спины. Внизу на подстилке из веток лежит капитан Кохов. Сложив руки на груди, он смотрит на командира полка остекленевшими глазами покойника, и по лицу его разливается меловая бледность.

«Картина, достойная кисти Репина», — съязвил бы Смыслов, будь он свидетелем этой немой сцены… А Кохов все лежит и молчит. Он даже не шевелится. Как будто у него парализовало и язык, и конечности. Вот так же, наверное, кролик чувствует себя под взглядом удава — я видел в кино, как удав парализует зайца одними глазами.

Молчание становится тягостным. Наконец припухшие губы Кохова едва заметно вздрагивают, глаза начинают моргать.

— Пойдем, товарищ Дорохов! — Демин круто поворачивается и идет в обратную сторону.

— Всем следовать за мной, — бросает он властно и жестко возле выбирающегося на тропинку Зуйкова.

Мы двигаемся гуськом. Впереди могучая фигура полковника. Следом я в своей измызганной шинелишке с автоматом наперевес — на передовой именно так сопровождают высокое начальство. За мной — одетые с иголочки, приободрившиеся и излишне веселые разведчики и радисты. А сзади — хмурый, осунувшийся Кохов. Руки его опущены вниз, как плети. Капитан идет, уткнув глаза в землю, словно что-то потерял и еще надеется отыскать.

Я бы многое сейчас сказал Кохову, не будь он моим начальником. И в первую очередь сказал бы ему, что «на фронте надо действовать воедино», а не прятаться. Я бы напомнил ему, что «у каждого есть своя высота», которая «может стать пиком всей жизни»…

Впереди в кустах показалась наша штабная машина, возле которой стоит Петров. Начальник штаба смотрит на нас с любопытством и ожиданием. По его взгляду заметно — он уже почувствовал что-то недоброе. Подойдя к самоходке, полковник оглядывается, упирается в меня взглядом. «И почему я все время оказываюсь у него на глазах?»

— Товарищ Дорохов, дайте листок бумаги.

Торопливо расстегиваю сумку, поспешно вырываю из блокнота листок.

— Дайте и сумку, — полковник протягивает руку к моей «кирзушке». Он достает карандаш, нагибается к стальному крылу самоходки, нависшему над блестящими траками, и начинает старательно выводить буквы и фразы. Я поддерживаю сумку, чтобы она не сползла. Стараюсь не смотреть на бумагу. Но любопытство сильнее моих стараний. Крупный, довольно красивый почерк полковника помимо воли приковывает взгляд.

«Начальнику штаба 5 гв. Зимовниковского мех. корпуса…» — медленно-медленно выводит Демин каждую букву. Кончик карандаша хищно замирает над беззащитным листочком, потом, остро клюнув его, снова ползет по бумаге:

«Направляю в Ваше распоряжение гв. капитана Кохова, как струсившего в бою…»

Сердце мое замирает от радости. Ребята еще не знают, что с Коховым кончено… «Сосунки!» — обзывал он нас. Теперь каждый имеет право назвать его трусом. Пусть за трусость его разжалуют. Отдадут под трибунал. Мысленно я уже посадил Кохова на скамью подсудимых. Осталось вынести приговор. Но раньше меня его выносит жало карандаша:

«Целесообразно использовать командиром стрелкового взвода…»

Демин размашисто расписывается, складывает бумажку вчетверо, решительным жестом зовет к себе Кохова.

— Сегодня же явитесь к начальнику штаба корпуса. Это передайте ему. Выполняйте!

Мне никогда не забыть Кохова с вещевым мешком за плечами. Сгорбившегося, сникшего, потускневшего. Когда он проходит рядом, съежившись под нашими взглядами, ничто не напоминает в нем бравого капитана. Он идет ссутулившись, опустив глаза, не смея ни на кого посмотреть. Все ближе, ближе к кустам.

— Все же старик его раскусил, — задумчиво говорит Петров. — Правильно. Ничего не скажешь.

Обращаясь неизвестно к кому, капитан повторяет:

— Быстро, быстро его старик раскусил. — И улыбается, обнажая свои красивые ровные зубы.

Вот и испекся наш Кохов. Не получился из него генерал артиллерии. Он навсегда покидает полк и отправляется в стрелковую часть, где будет командовать взводом, если, конечно, ему доверят. Интересно, о чем он думает, шаря глазами по узенькой тропке. Может, о том, что самое позорное для любого военного — быть изгнанным из своей части, из коллектива…

— Вшивый человечишко, — почесываясь, произносит Юрка.

А Кохов подходит к лесу. Не оглядываясь, спускается вниз, в балку. Его фигура показывается на изгибе тропинки в последний раз. И кусты, разлапистые и цепкие, отгораживают его от нас сплошной непроницаемой завесой.

АТАКА

Петров вызывает всех разведчиков, телефонистов и радистов нашего взвода. В ожидании, когда все соберутся, молчит и хмурится.

— Кто оборудовал КП для командира полка? — строго спрашивает начальник штаба, когда мы выстраиваемся в шеренгу.

— Мы делали, — робко докладывает Зуйков. — По указанию товарища капитана Кохова делали.

— А ну пойдемте со мной! Напра-во!..

Окопчик находится метрах в ста от березки, под которой нашла приют штабная самоходка. Мы останавливаемся над ним, как над могилой.

— Смыслов, проверь обзор местности, — приказывает капитан.

Юрка спрыгивает в окоп, вертит головой в разные стороны, пожимает плечами.

— Окоп отличный, товарищ капитан! Сработан добротно. Только… Обзор маловат, товарищ капитан. Дальше носа не видно. Честно.

Петров поворачивается к нам:

— Немедленно берите лопаты и оборудуйте КП вон там — на самой верхушке. Старшим назначаю Смыслова. В вашем распоряжении один час.

Приказ начальника штаба мы выполняем сверхоперативно. На самом гребешке высотки находим готовенькую щель. Вся низинка, отделяющая нас от вражеской высоты, отсюда как на тарелочке. Просматривается и дорога между деревушками, и лощинка, начинающаяся неподалеку слева и уходящая к