Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2] - Михаил Гуськов

— Труби, Волохин! — закричал старик.

Волохин, выбежав из церкви, затрубил в раковину, найденную в пагоде на Шри-Ланке, церковь закачалась и рухнула. Среди развалин невредимыми стояли три громовца, держа на веревке стадо невиданных чудовищ. На трубный глас этой раковины, словно мотыльки на огонь, со всего света начали слетаться полчища всех мыслимых и немыслимых бесов и падать в растянутую на поляне сеть. И тут нашлась работа для всех четверых громовцев. Самых прытких они угощали своими дубинами, и даже сначала робевший Ваня Ярных вскоре, как заправскнй Алеша Попович, ловко орудовал своей сапожной лапой, усмирял то вурдалаков, то оборотней, а одному дракуле так засветил в лоб, что у того не только искры посыпались из глаз, прежде чем он свалился в общую кучу, но даже из ушей выросли рога.

Волохин трубил не переставая, но дождь нечистых прекратился, и наконец упал последний не то бесенок, не то оборотень, а может просто мелкий представитель командно-административной системы, по ошибке подхваченный ветром, он был в шляпе и галстуке, с «дипломатом» в руках и озирался сквозь очки в золотой оправе такими близоруко-интеллигентскими глазами, что Волохин недоуменно крикнул:

— Гражданин, а вы как сюда попали?

Но Маркелыч понимающе приласкал золотоочкарика по шляпе клюкой, и тот сразу же показал звериные клики и покрылся шерстью.

— Все вроде бы! — крикнул покрасневший от натуги трубач, когда с неба свалилась упирающаяся помелом Агафья.

Глава 18

НИТЬ ЭЛЕОНОРЫ

Вернувшись в свой номер, Недобежкин нашел на столе записку следующего содержания:

«Дорогой Аркадий Михайлович! Вопросы чести моей и одной дамы, имя которой я умолчу, не позволяют мне находиться в одноименной с ней компании. Поэтому я, как благородный человек и будущий артист кино, до тех пор, пока она будет составлять Ваше окружение, не считаю себя вправе травмировать ее нежную душу своим присутствием, так как я по отношению к ней показал себя малодушным подлецом, не способным на истинную любовь, которая выше любых недостатков.

Обо мне не беспокойтесь. Тот чек на сто тысяч долларов, что Вы мне презентовали за секундантство в Лос-Анджелесе, поможет мне сделать первые шаги в Голливуде, куда я улетаю первым же рейсом. Будьте счастливы с алмазно-бриллиантовой Элеонорой Константиновной. Агафье Ермолаевне передайте, что я оказался подлецом и предал ее доверие. Нет, лучше ничего не передавайте.

Ваш покорный слуга навеки Витя Шелковников».

Из записки следовало, что его юный друг пережил таинственную драму любовного разочарования и вынужден скрыться в неизвестном направлении, то ли боясь преследования своей возлюбленной, то ли терзаясь мухами совести. Впрочем, Недобежкин был уверен, что его секундант не пропадет в Америке, однако лишиться такого верного слуги в незнакомой стране было довольно неприятно, и если бы не эйфория любви, которая захватила все его чувства и мысли, он бы сально огорчился.

Прошла уже неделя, как они с Элеонорой гостили ка райском острове Каждый день делал их встречи все горячее, но та близость, которая должка была наступить с минуты ка минуту, не наступала уже вторую неделю. Каждое утро аспирант-чемпион просыпался с предчувствием необыкновенного блаженства, которое однажды пережил в Архангельском и которое должно было вот-вот вознести его на седьмое небо. Он восхищался умением Элеоноры доводить его до сумасшествия. Его возлюбленная словно бы играла с ним в одной ей известную азартную игру, в которой постоянно проигрывала и каждый раз, чтобы не расплачиваться, удваивала ставки. Аркадии мог бы обвинить Элеонору в мошенничестве, если бы не горы наличности в виде того восторга, который он все больше и больше испытывал в ее присутствии.

«Ты можешь хоть сейчас закончить игру и овладеть мной, забрав себе весь банк! — говорила ее улыбка. — Но подожди, мне хочется, чтобы ты выиграл как можно больше. Поверь моим глазам, чем больше я проигрываю, тем больше мы выигрываем вместе И если мне удастся все проиграть тебе, в тот момент, когда ты овладеешь мной, я стану самой богатой женщиной мира».

Естественно, что подвергаясь такому мощному воздействию наркотических чар колдуньи, Аркадий не мог долго огорчаться пропаже своего слуги. Теперь, когда ок отдал свой волшебный бич, должен был решиться вопрос, любит ли его Элеонора самого по себе или ей нужен лишь кнут Ангия Елпидифоровича. То, что у него оставалось кольцо, которое, как он понимал, представляло гораздо большую ценность, чем кнут, Аркадий выносил за скобки, как бы забывая, что Элеонора хотела получить у него именно кольцо и никогда не претендовала на кнут.

— Но хоть сколько-нибудь ее интерес ко мне должен уменьшиться из-за того, что я отдал хрисогоновский бич. Если он уменьшится, значит, она ведет со мной бесчестную игру, — решил Аркадий. — Боже, что со мной? Святой отшельник заклинал меня бросить Элеонору, говорил, что ока страшное орудие темных сил. Как может быть такая светлая поэтическая девушка, — а назвать ее женщиной из-за ее юности и свежести не поворачивается язык, — как такая девушка может быть орудием зла! И какое же это зло, если у него такие прекрасные орудия, как Элеонора? Но даже если и так, если она орудие зла, я спасу ее моей любовью. Да, да, любовь способна творить чудеса — вот формула истины! Любовь побеждает зло!

Громко воскликнул вслух последнюю фразу аспирант и, прислушавшись, уловил нарастающие ритмы цилиндрических барабанов бере, без которых не обходится на Шри-Ланке ни одно празднество. Что-то особенное готовилось на побережье под вечерними пальмами. Глубокие, похожие на любовные призывы слонов, зазывающих своих подруг, звуки раковин сака перекрывали дробь барабанов.

Выйдя из гостиницы, молодой человек очутился возле лагуны, где на сваях был разбит ночкой ресторан, перед которым на огороженной площадке готовилось представление театра масок и пантомимы…

Элеонора была еще обворожительнее обычного. Сегодняшней ночью она наметила окончательно загипнотизировать аспиранта и выманить у него кольцо. По-видимому, потеря кнута никак не понизила в ее глазах ценность победителя Тюремных Олимпийских игр, владеющего к тому же главным сокровищем Хрисогонова.

Аркадий обратил внимание на необычный наряд Элеоноры. На голове у нее сверкал золотой обруч, к которому сзади был прикреплен плюмаж из пышных белых перьев. Кружевной воротник веером возвышался, словно тончайшая паутина, над ее плечами, глубокий вырез малинового платья прикрывало колье из изумрудов. На белых перчатках до локтей сверкали браслеты и кольца. Видно, не все драгоценности Ангия Елпидифоровича достались Недобежкину, часть их хранилась где-то в другом месте. На колдунье была немыслимых расцветок шаль, похожая на огненное крыло жар-птицы.

— Аркадий, сегодня ты увидишь представление ритуального театра.

Предвкушая приятное зрелище в обществе любимой женщины, Недобежкин усадил Элеонору за первый столик, с которого без помех молено было наблюдать за пантомимой, и сел сам. Артисты из касты оли, одетые в пестрые национальные одежды к в красивые головные уборы, перестали танцевать, образовав полукруг, в центр которого выбежали артист в маске глупого юноши с бичом в руках — по-видимому, пастух — и грациозная девушка, но их любовный танец вскоре был остановлен злым демоном, который стал что-то нашептывать юноше на ухо, а потом, вырвав кнут из рук юноши, начал избивать его возлюбленную. Юноша попытался защитить обиженную, но его опутали веревками другие страшилища, под грохот барабанов бере в дикой пляске высыпавшие на арену.

Пантомима сопровождалась все убыстряющимся ритмом барабанов бере. Вдруг барабаны смолкли, демон замер на секунду и, отвязав с пояса раковину, затрубил, и тогда Элеонора, а за ней и Агафья, что сидела за соседним столиком, словно в сомнамбулическом состоянии, натыкаясь на стулья, пошли в круг танцующих. Барабаны ударили с новой силой, и все три женщины, ланкийская артистка и Элеонора с Агафьей, пустились в пляс. Аркадию странно было увидеть, что две европейские женщины с таким мастерством танцуют индийский танец. Элеонора и Агафья молили юношу спасти их от страшного чудовища, дующего в раковину и тянущего их в преисподнюю, хлеща бичом. Наконец демон схватил девушку-ланкийку в свои объятия, припал зубами к ее груди и вырвал обливающееся кровью сердце. Потрясая в воздухе своей кровавей добычей, он с хохотом скрылся в толпе, увлекая за собой гурьбу чудовищ, среди которых исчезла Агафья. Веревки спали с юноши, и он бросился на колени перед своей бездыханной возлюбленной, орошая ее тело слезами. Элеонора, словно очнувшись ото сна, кинулась в объятия Аркадия.

Ветер, налетевший с моря в начале представления, как только хохочущий демон вырвал сердце девушки, перешел в ураган, вода в лагуне покрылась рябью, в небе засверкали молнии, предвестники бури. Женщины за столиками завизжали, туристы и танцоры с криками бросились с берега к гостинице Аркадий тоже хотел было последовать за ними, но Элеонора удержала его, схватив за руку.