Салават-батыр (СИ) - Хамматов Яныбай Хамматович

Однако и эта повторная попытка оказалась неудачной. Юговский священник и оба крестьянина бежали из города, но были схвачены одним из карательных отрядов Башмакова и по приказу Хлебникова казнены.

Узнав об этом, Салават пришел в бешенство.

— Не стану я больше тебя слушать! — закричал он на Иткинина и сгоряча поднял своих людей в атаку.

Воины Салавата бросились вперед. Защитники города встретили их дружной пальбой. Ядра взрывались одно за другим, кося мчавшихся во всю прыть всадников. Поверхность земли покрывалась окровавленными телами раненых и разорванными трупами убитых.

Озабоченный таким поворотом Салават выскочил вперед и на полном ходу прокричал:

— Башкорты мои, вперед! За мной!

Воодушевленные его отвагой башкирские джигиты, невзирая на потери, бросились вслед за ним.

Появление башкир под стенами города посеяло панику среди солдат. Отчаянно вопя, они подались назад, и офицерам стоило немалых усилий привести их к порядку. Спрятавшись за сугробами и деревьями, солдаты начали стрелять по наступавшим из ружей. Однако напор не ослабевал. Башкиры отступили лишь после того, как были задействованы главные силы гарнизона.

Салават тяжело переживал неудачу, виня во всем нерешительного Батыркая Иткинина.

— Если бы мы вместе выступили, такое не случилось бы.

— Даже с моим отрядом мы не смогли бы ничего сделать. Ты сам убедился, Кунгур пока что крепко стоит, — возразил Батыркай.

— Брось! Просто ты — трус, заячье сердце!

Батыркай оскорбился.

— Да какое у тебя право так меня обзывать?! Зачем же мне людей на верную погибель посылать? — все еще продолжал упорствовать он, но в конце концов не выдержал и сдался, согласившись принять участие во втором штурме Кунгура. Однако гарнизону удалось отразить и эту атаку.

Лишившись едва ли не половины своего отряда, Батыркай горько раскаивался в том, что поддался на уговоры.

— Нет, не быть нам с тобой в одной упряжке, Салауат. Оба мы горячие да норовистые. Лучше я в другом месте повоюю, — хмуро произнес Иткинин и, наскоро распрощавшись, увел своих людей сражаться с действующими в его волости карательными отрядами.

Девятнадцатого января под Кунгур прибыл помощник Зарубина-Чики Иван Кузнецов. Надеясь переманить на сторону Пугачева местных жителей, он отправил им послание. Убежденный в том, что те не сдавались из страха перед башкирами, он пообещал им свою поддержку и покровительство. Однако и этот прием не возымел никакого действия. И тогда командир решил идти на приступ.

Повстанцы обложили город с двух сторон. Сам Кузнецов зашел вместе с вверенными ему русскими крестьянами и казаками с южной стороны, Салават с конницей — с северной, пустив в ход пушки, ружья и стрелы.

В результате интенсивной атаки артиллерии стена и ворота были пробиты. Засевшие внутри защитники города отчаянно отстреливались. Им удалось не только отразить наступление, но и отбросить повстанцев назад, на прежние позиции.

На следующий день, двадцать четвертого января, отряды Салавата возобновили штурм, но он тоже не увенчался успехом. Пока разрабатывался план нового наступления, на помощь гарнизону подоспел стрелковый полк под командованием опытного в военных делах секунд-майора Гагрина.

Иван Кузнецов, оставив войско, уехал в Чесноковку. Раненный в одном из боев Салават Юлаев тоже не мог оставаться под Кунгу ром. Доверив командование отрядами двум башкирским старшинам, он отправился домой.

Целый ряд обстоятельств привел к тому, что повстанцам пришлось в скором времени снять осаду и отступить. Те, кто попал в руки карателей, были подвергнуты жестоким пыткам и казням.

X

Происходящее на востоке внушало императрице постоянную тревогу. Оттуда к Екатерине Алексеевне поступали одно неприятное известие за другим. Посланные на усмирение повстанцев войска под командованием генералов Кара и Фреймана разгромлены. Натолкнувшийся на засаду полковник Чернышев попал со своими людьми в плен. Не принесла удачи ноябрьская попытка прорвать блокаду Оренбурга силами отрядов обер-коменданта Валленштерна, а также сумевшего пробраться в город корпуса бригадира Корфа. И чем больше поражений, тем многочисленнее ряды мятежников, тем опаснее самозванец. Было из-за чего переживать. Если не удастся удержать Оренбург и Уфу, эти преступники спалят, пожалуй, всю Россию и до Петербурга доберутся…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Назначив командующим правительственными войсками вместо осрамившегося бездарного Кара генерал-аншефа Бибикова, Екатерина Вторая дружески его напутствовала:

— Александр Ильич, голубчик, вся надежда на вас. Не щадите сволочей. Предоставляю вам полную свободу действий!

— Постараюсь с честью оправдать ваше доверие, Ваше величество, — отчеканил Бибиков. Озадаченный столь серьезным поручением, он, даже не заметив протянутую императрицей руку, с растерянным видом двинулся к выходу.

В тот же день генерал-аншеф отбыл из Петербурга.

По прибытии в Казань Александр Ильич Бибиков изъявил желание встретиться с местной знатью. Ему доложили, что население в большинстве своем, включая дворян, покинуло город. Не сразу удалось разыскать и губернатора.

Отдав первые распоряжения, уставший с дороги Бибиков отправился в отведенный ему под постой дом, чтобы хотя бы немного передохнуть. Перекусив, он собрался было прилечь, но не успел ввиду неожиданного появления губернатора.

Запыхавшийся Брант не смог вначале вымолвить ни слова. Кое-как отдышавшись, он, заискивающе заглядывая императорскому посланнику в глаза, поздравил его с новым назначением и жалобно пролепетал:

— Александр Ильич, молю о снисхождении, не сердитесь на меня, Бога ради. Вы уж простите меня за то, что я не встретил Ваше высокопревосходительство, как подобает. Дело в том… — Губернатор запнулся и вдруг выпалил: — Это не моя вина. За сей подлый народец я не берусь отвечать. Кабы не разбойники, то я…

— Кабы не разбойники, то и меня бы здесь не было, — перебил его Бибиков, презрительно усмехаясь. — По-вашему выходит, что не вы, а я повинен в том, что творится в вашей губернии.

— Боже упаси меня вас в чем-либо обвинять. Это все Рейнсдорп. Это он не захотел меня поддержать, — продолжал оправдываться Брант.

— Как можно, генерал?! — возмутился Бибиков. — Ссылаться на оренбургского губернатора, по меньшей мере, неуместно, ибо генерал-поручик Рейнсдорп сам острую нужду в помощи испытывает. — Он смерил фон Бранта строгим взглядом и с осуждением заметил: — Вы, как я вижу, токмо о своей губернии печетесь, а до прочих вам, стало быть, и дела нет. Между тем злодея должно истреблять во всех местах одинаково, где бы оный ни показался…

Губернатор опустил глаза.

Не дождавшись ответа, Бибиков лукаво прищурился и осторожно промолвил:

— Я вот о чем подумал, дорогой Яков Ларионович. А не пора ли вам в отставку?

— Прошу прощения, любезнейший Александр Ильич, но осмелюсь вам напомнить, что вопрос об отстранении меня от должности губернатора дозволено решать лишь самой государыне-императрице… — с видом оскорбленного достоинства произнес тот.

— Да будет вам известно, что ее величество, направляя меня сюда, предоставила неограниченные полномочия, — подбоченясь, надменно произнес Бибиков.

Не ожидавший этого генерал фон Брант вначале опешил, потом вдруг встрепенулся и, приложив обе руки к груди, взмолился:

— Ради бога, простите, ваше высокопревосходительство! Виноват-с. Не знал… Но мне очень хотелось бы остаться на своем посту. Я чувствую, что покамест в силах послужить отечеству и ее величеству государыне-императрице Екатерине Алексеевне… Я…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Видя, как унижается перед ним немолодой губернатор, Бибиков немного смягчился.

— Ну полноте, Яков Ларионович, успокойтесь! Пока что никто не собирается вас трогать. Оставайтесь на своем посту. Но ежели в самое ближайшее время не наведете во вверенной вам губернии порядок, тогда уж не взыщите…

— Понимаю, Ваше высокопревосходительство, понимаю! Обещаю вам, я приложу все усилия… — поспешил заверить Бибикова фон Брант, тряся головой и расшаркиваясь.