Солнечный свет - Робин Маккинли

– Думается, ты знаешь, что ваша миссис Биалоски – оборотень?

Вот тогда я рассмеялась:

– Все так считают, но никто не знает оборо-кто. Нет – не говорите мне. Это все испортит. К. тому же – миссис Биалоски из хороших ребят. И мне все равно, что у нее в крови.

Это нарушение прав личности – когда доктор берет твою кровь на изучение по любой причине, кроме болезни или при условии, что ты написал расписку до того, как лаборант оказался возле тебя с иглой. Но случается всякое. Один из способов вычислить оборотня или демона – заметить их паранойю в отношении докторов. К счастью, ученые довели до совершенства искусственную человеческую кровь еще пятьдесят лет назад – ну, или почти довели до совершенства: настоящей нужно в десять раз меньше, – так что донорство теперь уже не так важно, и, глядя в списки доноров, никто не думает плохо о тех, кто в этих списках отсутствует.

Человеческое магоделие через переливание крови не передается; демонская кровь не сделает тебя демоном, а слабая полудемонская может вообще себя не проявить – но сильная полу– или полнодемонская делает чистокровного человека очень больным, даже если группы крови совпадают. А оборотничество чудесно передается через переливание – гарантия сто процентов.

– Я бы не смог сказать лучше, – кивнул Джесс. – Значит, ты выросла маминой дочкой, и амбиции твои не заходили дальше выпекания лучших булочек в стране. А о своем отце ты знала?

Я колебалась, но недолго.

– Более или менее. Знала, что он был магоделом, что принадлежал к одной из важнейших магодельных семей. Или выяснила это, когда была в школе, и кто-то из магодельческих детей упомянул Блейзов. Когда я пошла в школу, я носила мамину девичью фамилию – до того, как она вышла замуж за Чарли. Я знала, что свойства отца как-то связаны с причиной маминого ухода, и… тогда для меня этого было достаточно.

Я подумала о «деловых партнерах», которых не любила моя мама. Так она их всегда называла: «деловые партнеры».

А звучало это у нее как «грязь болотная». Или «колдун». Когда я немного выросла, то поняла, что такие люди, как моя мать, имеют в виду «грязь болотная», когда произносят «колдун».

– Я и чувствовала себя дочерью своей матери, понимаете? А с тех пор, как мы убрались оттуда, я отца больше не видела. – А вот этого я никогда никому не говорила. – Мама была так полна решимости не иметь никаких дел с отцовской семьей, и я хотела как можно больше быть похожей на нее, понимаете? У меня кроме нее ничего не осталось.

Все трое кивнули.

– Значит, ты ничего не знала о том, каким может быть твое наследие?

– Кое-что знала. Моя бабушка – папина мать – обнаружилась снова через год после нашего ухода. Время от времени я навещала ее – в нашем старом домике у озера. Она встречала меня там. Мама не была от этого в восторге, но отпускала меня. И бабушка кое-что мне рассказывала – кое-чему учила.

– Учила тебя? – резко повторил Джесс.

– Ага. В основном изменять вещи. Мелкие вещи. Достаточно, чтобы знать, что я что-то могу, но недостаточно, чтобы… пришлось это использовать, понимаете?

Они кивнули снова. Магоделие, как и Другая кровь, часто проявляет себя, хочешь ты знать об этом, или нет. Но если она не слишком сильна, то оставит тебя в покое, если оставишь ее в покое ты. Наверное.

– Потом бабушка исчезла. Когда мне было лет десять. Как раз перед началом Войн. И как раз когда Чарли женился на маме. Чарли вроде бы не имел ничего против меня. Удочерил, разрешал путаться под ногами в кофейне. Ну, и… Меня влекло к готовке. Я готовила – или пыталась готовить – где-то с четырех лет. Печальное зрелище, а? Блейз с глазурью на носу. И когда я попала к Чарли, то вскоре стала думать, что так моя жизнь и пройдет.

– А потом, два месяца назад… – начал Джесс. Почему у меня появилось чувство, что с этими ребятами происходит что-то еще? Словно мы ведем две беседы, одну из которых – молча. Мне казалось, что этой, словесной, вполне достаточно. Я вздохнула.

– Все, что я сделала – поехала к озеру вечером выходного дня. У меня болела голова, я хотела мира и тишины, а этого в моей семье не найти даже вне кофейни. Я только что отремонтировала свою машину, а ночь была – просто загляденье. Я не слышала, чтобы какие-нибудь неприятности случались на озере со времен окончания Войн, остерегаться стоило только пятен скверны. Я приехала к нашему старому домику, сидела на пороге, смотрела на воду…

На этом моменте я до сих пор и останавливалась. И все же не ожидала, что сердце примется стучать, как бешеное, желудок примется подпрыгивать, как вода на горячей сковородке, а слезы станут щипать глаза от перспективы сказать хоть чуточку больше. Я посмотрела на свою бесформенную ворсистую пижаму, затем взглянула на кухонный нож на столе Джесса. Мир начинал вращаться быстрее и под странным углом.

Джесс полез в нижний ящик и вытащил бутылку… ого – солодового виски. Некоторые оодовцы все-таки умеют жить! Тео перевернул пакет из «Прайм Тайм» вверх дном. Внутри обнаружилось множество жирных, завернутых в бумагу пакетов, и они пахли… едой. Настоящей человеческой едой.

– Съешь сэндвич, – предложил Тео. – Съешь чипсов. Съешь – эй, Пат, ты живешь опасно. Съешь праймтаймовское пирожное.

– Нет, спасибо, – автоматически отказалась я. – Слишком много муки, слишком много разрыхлителя, а шоколад они используют так себе.

– Твой цвет лица становится лучше, – сказал Джесс. – Расскажи нам еще о недостатках «Прайм Тайм». Хотя я все равно уверен, что их хлеб похуже твоего.

(В общем, так оно и есть.)

– Выпей виски!

Я протянула свою (пустую) чайную кружку. Потом съела половину сэндвича со швейцарским сыром и горчицей (хлеб – так себе), чтобы отвлечь желудок от голодных мыслей.

Темные пятна на стенах переулка. Куски среди булыжников… Прекрати. Хорошо, возможно, стоит подумать о том, что Пат, Джесс и Тео пытались дать мне возможность сказать. Чего я могу бояться? Не в том ли суть их намека, что даже они, при всем своем отличном прикрытии, сильно боятся, как бы их, полукровок, не разоблачили?

…Нет!

До сих пор это мне в голову не приходило. Еще не придуман термин для человека, больного настолько, чтобы спасти вампира и позволить ему быть вампиром дальше. Потому что ни один человек такого не делал. До сих пор.

Боже и ангелы, нет!

Не только паранойя и бюрократическая тирания требуют регистрации полукровок. Человеческие магодельные гены и некоторые демонические гены при скрещивании дают очень, очень плохой результат. Существует множество низших заговорников, которые проявляют и человеческие способности к магии, и демонические; говорят, иные из них способны на штуки, которых не может больше никто, хотя они, как правило, скорее бестолковые, чем полезные. Но это не более чем банальное магоделие.