Смерть - понятие относительное - Лякмунт

— А ты, значит, с удовольствием рассказывал, — осуждающе сказала Алена.

— Пойми, мне очень нужно было с кем-то говорить о тебе. Ты была когда-нибудь влюблена по-настоящему? Тебе знакомо это чувство?

Алена посмотрела на Ивана долгим взглядом. Ей хотелось сказать, что да, была и, кажется, это чувство приходит к ней снова, но вместо этого, она опустила глаза и тихо произнесла:

— Я всё понимаю. Прости меня.

— Простить тебя? За что? — изумился Иван.

— Рассказывай, пожалуйста, дальше, — попросила Алена. Иван замолк, напряженно о чем-то размышляя. Дернул зачем-то себя за нос и задумчиво сказал:

— До меня только что дошла одна вещь. Точнее, две вещи. Первая копия должна была встретиться с тобой, а ты, наверное, где-то задержалась: при встрече дядя упомянул непунктуальность одной молодой особы. У копии времени было в обрез, с минуты на минуту она должна была исчезнуть. Тогда дядюшкин двойник подбросил тебе чемоданчик, а сам забрался на чердак, откуда вскоре испарился, в смысле, исчез. Алена, убийца сказал тебе правду. На чердаке, действительно, нашли дядину одежду.

— А что ты понял еще? Что за вторая вещь?

— Ко мне приходил не дядя, а его копия, — возбужденно заговорил Иван, — понимаешь, копия. И грузовик сбил не дядю, а копию, которая, всё равно, должна была вскоре исчезнуть. Теперь я уверен, что грузовик — это не случайность. Убийца — всё тот же Дмитрий Сергеевич, который был уверен, что убивает настоящего дядю Персика. А сам дядя, возможно, до сих пор жив и здоров. Это было бы здорово!

Иван снова взял в руки листки, пролистал все странички, одну за другой, и сказал:

— В основном, это всё. Тут в конце, правда, имеется еще одна важная разгадка, без которой невозможно выполнить секвенцию удвоения, — Алена почувствовала, что перестает понимать вообще что-либо и жалобным голосом спросила:

— Какая разгадка?

— Дядя объясняет, что такое «кровь Спасителя».

— А я и сама знаю, — улыбнулась Алена.

— Не помню, я тебе говорил, что девушка, которую я люблю, не просто красавица и умница, а удивительная красавица и невероятная умница?

— Да, — подтвердила Алена, — что-то такое припоминаю. Затем девушка ненадолго призадумалась и сказала:

— Странно. Получается, что рецепты были разделены не на три части, как написано, а на четыре. Одну дядя принес тебе, одну мне, одну отослал в Секвенториум, и еще одну спрятал на березе.

— Наверное, всё, что было предназначено мне — это одна часть, — предположил Иван, затем заговорщицки посмотрел на девушку и сказал:

— Знаешь, что?

— Что? — с улыбкой спросила Алена.

— А давай шампанское откроем? — но девушка отрицательно покачала головой:

— Не сейчас. Не спорю, кое-то прояснилось, но своей задачи мы еще не выполнили. По городу ходит убийца, который на нас охотится и подобрался к нам уже совсем близко. Но теперь я знаю, что нам делать. Мы больше не будем убегать, как пара кошек от стаи собак. Теперь охотиться на него будем мы. Ты и я.

Глава XVII

Место Боголюбск.

Начало 17.07.2010 09:00.

Окончание 17.07.2010 14:10.

Я проснулся и ощутил, что лежу на спине. Похоже, с того момента, как я забылся, прошло не более двух часов. С трудом разлепил глаза и тут же снова зажмурился — потолок был освещен ярким солнцем. Я резко перевернулся на правый бок и открыл глаза. Какое счастье, это был не сон! Спиной ко мне, свернувшись калачиком, совершенно голая и чертовски соблазнительная лежала смуглая девушка. Хия. Моя Хия. Передо мною тут же пронеслись воспоминания о недавней ночи. Возникло ощущение нежности и сразу же, следом за ним, острое желание. Я два раза перекатился через спину и прижался к своей возлюбленной, немного согнув ноги. Ложки. Мы лежим, как ложки. Не я придумал это сравнение, но как похоже! Моя грудь и живот ощущали нежную кожу спины Хии, а согнутые ноги прижимались к тыльной стороне бедер моей любимой. Я подсунул правую руку под ее гибкое тело и сразу же нашел грудь. Рука моя наполнилась. Хия резко развернулась. Её рука обняла меня за шею, губы нашли мои, и тут моя левая кисть, не ожидая моих распоряжений, заскользила по боку девушки, ощущая подушечками пальцев ребра под упругим нетолстым слоем мышц и, следуя изгибам тела, опустилась к тонкой талии, где ожидаемо уперлась в крутой излом таза. Я немного отстранился от возлюбленной, слегка согнул руку в локте и изменил направление движения. Вскоре кончики пальцев скользнули по пупку девушки, но, не заинтересовавшись им, проследовали ниже…

Минут через двадцать я постарался вывести Хию из состояния дрёмы, легонько прикусив зубами её очаровательно нежную мочку. Я почувствовал, как она вздрогнула, и шепнул в маленькое изящное ухо:

— Давай сегодня никуда не пойдем. Пролежим тут весь день и всю ночь.

В ответ на это Хия легко, впрочем, без применения силы, освободилась от моих объятий и поднялась с нашего ложа. Я снова прикрыл глаза и перевернулся на спину.

— Десятый час! — объявила девушка. Наверное, она бесшумно добралась до ветхого письменного стола, где я оставил свои часы. — В дружине нас ждут через пятьдесят минут, — продолжил мелодичный негромкий голосок, — пора подниматься.

— Позвони и скажи, что мы будем на полчаса позже, к половине одиннадцатого, — деловым тоном сказал я: раз уж мы возобновили служебные отношения, невредно напомнить, кто из нас тут распоряжается. — Мне тут пришла в голову одна мысль, мне понадобится еще полчаса, — объяснил я, немного смягчая деловой тон. После этого я бодро вскочил и отправился под душ, где в течение десяти минут формулировал текст нерушимого обещания, которое должны принести наши союзники.

Мысль о том, что, коль скоро, у нас оказались стандартные пирамидки, неплохо бы обезопасить себя от поклонников вождя мирового пролетариата, пришла мне еще вчера. Под сильными струями душа я определился с основными тезисами обещания и вскоре сидел за столом, фиксируя их в письменном виде.

— Хия, посмотри, пожалуйста, что-нибудь на завтрак! — крикнул я, не прерывая своей творческой деятельности.

— Кофе придется варить в кастрюльке, — сообщила из кухни девушка через некоторое время.

— Вари! Нас мелкие сложности не пугают, — отозвался я и продолжил литературные упражнения. Строго говоря, литературными упражнения были лишь отчасти. Вообще-то, литературно-эстетические ценности формулировки обещания не играют никакой роли. Важна была лишь однозначность клятвы — не зря же любой юридический документ (кроме защитных речей адвоката, разумеется) написан кошмарным, с точки зрения словесности, языком. Не напрасно мой друг Петров потратил долгие часы, выбивая из меня любовь к литературным красивостям и обучая формулировать мысли так, чтобы трактовать моё произведение можно было бы единственным образом, тем самым, что имел в виду я. Через пятнадцать минут был готов текст, изобиловавший милыми любой законотворческой душе оборотами. Трижды в клятве встречались «каковые вышеупомянутые» и дважды «обстоятельства непреодолимой силы». К слову сказать, за все безобразия, вызванные таковыми вышеупомянутыми обстоятельствами, ответ несла сторона, принимающая обязательства. Я с удовольствием перечитал свое произведение. В нем моим новым союзникам запрещалось не только повторное использование секвенции эха (оживления), но и всякое о ней упоминание в устном или письменном виде. Запрещалось также «преднамеренное и иное» использование прочих секвенций (я собирался, в качестве бонуса, получить у дружинников секвенцию, на грэйс которой они подловили нас с Хией в день приезда). Я вовсе не планировал надувать наших новых партнеров, подсунув им нестойкую копию Ильича, поэтому в разделе «термины и определения» упомянул, что однократным применением вышеупомянутой секвенции считается отправление всех необходимых для успешного достижения названной цели обрядов и ритуалов. С одной стороны, на сомнительную с моей точки зрения, формулировку «обряды и ритуалы» секвенция нерушимого обещания реагировала должным образом (этому меня научил Петров). С другой стороны, я не собирался никому рассказывать, что для того, чтобы копия не исчезла сама собой через некоторое время, секвенцию эха следует провести дважды. На всякий случай, я запретил разглашение целей применения секвенции эха. Если вдруг возрожденный нами Вождь приобретет некоторую известность, я бы не хотел, чтобы его появление связывалось с Секвенториумом.

Еще через двадцать минут мы с Хией вышли из подъезда и не спеша отправились в сторону вокзала.

Господин Ленский встретил нас с радостью, как старых друзей. Обратился ко мне по имени и дружески стиснул мой локоть. В ответ я назвал его Арнольдом и слегка хлопнул по плечу. Похоже, что от нашей вчерашней встречи у него не осталось никакого неприятного осадка — отходчивые ребята эти дружинники! После распоряжения, отданного в телефонную трубку негромким голосом, нам всем принесли по чашечке кофе. Не в обиду Хие будет сказано, но кофе в клубе любителей Ильича оказался куда вкуснее, чем тот, что был сварен в кособокой кастрюле у нас на квартире. Впрочем, Хия кофе пить не стала, а заняла обычное место у меня за спиной. Первым делом я поинтересовался у Ленского, кто, кроме него, посвящен в планы оживления Вождя (мне нужно было понять, сколько человек придется приводить к обещанию). Оказалось, что кроме самого Арнольда и еще одного «ключевого сотрудника», никто и понятия не имеет о великих замыслах. Меня это очень удивило: