«Культурная революция» с близкого расстояния. (Записки очевидца) - Алексей Николаевич Желоховцев

первой исторической столицы Китая, когда им управляла династия Шан в XIV–XII веках до пашей эры. Я сожалел, что программа не предусматривала посещение этого места, которое промелькнуло за окном нашего автобуса.

От Аньяна, расположенного на равнине, шоссе углублялось в горы; Линьсянь оказался зажатым между отрогами хребта Тайхан-шань. Раньше засуха являлась бичом этих мест, воды не хватало даже для питья, урожай сохранялся редко, население страдало от голодовок. Теперь же нас везли в передовой, показательный уезд.

Ослепительное безоблачное небо над головой. Зной. Вокруг светло-желтые, крутые, безлесные горы. Кустарники на склонах кажутся пыльными, а не зелеными. Желтая сухая почва под ногами. Дороги в Линьсяне бегут по речным долинам между горами, ложа рек пересохли, машина спокойно переезжает через тоненький ручеек.

В течение десяти лет все население уезда работало над созданием единой оросительной системы, не получая государственных кредитов и помощи машинами. Каналы были построены человеческими руками, они оросили до 70 процентов пашни.

Строители располагали в неограниченном количестве только неквалифицированной рабочей силой. Поэтому принимались такие инженерные решения, которые требовали обширных затрат труда, но меньше материалов. Строители опирались почти исключительно на местные ресурсы. За деньги покупался у государства только цемент.

Крестьяне Лнньсяня проделали огромную работу. В горном хребте обыкновенными кирками были пробиты туннели. Из-за гор пришла вода. От туннелей на десятки километров протянулись водоводы. — Каждый из них — сооружение уникальное. Ложе водовода высечено в скале, он вьется лентой по склону гор, постепенно снижаясь, так что вода поступает самотеком. Узкие ущелья и даже две довольно широкие долины водоводы пересекают по акведукам. Чтобы уменьшить потерн от испарения, водоводы сделаны узкими, но глубокими, вода течет по ним с большой скоростью.

У крестьян не было кирпича: уезд не имеет своего угля, обжигать кирпич не на чем. Выход был найден: население поголовно, особенно женщины, старики и дети, занялось вырубкой каменных брусков. Камень брали из окрестных гор — одну гору, отдельно стоящую, вообще разобрали — и превращали в обтесанные бруски, каждый из которых заменял два кирпича. Этими каменными брусками облицовывались водоводы, каналы и акведуки, выкладывались плотины. Такие бруски ничего не стоили, их изготавливали ручным трудом, своими силами и переносили в корзинках на коромыслах к месту кладки. В осенне-зимний сезон на строительные работы в уезде выходило ежедневно до ста пятидесяти тысяч человек, но даже в страду работы не прекращались, и меньше десяти тысяч строителей не бывало никогда.

— Приходилось ли заставлять людей? — спрашивал я местных работников, которые нас сопровождали.

— Только первые два года было трудно. Крестьяне сначала не верили в свои силы, не верили, что придет вода. Потом работать стало легко, народ трудился охотно.

Нельзя было не поверить сказанному: ведь безводье грозило голодной смертью крестьянам. Строители, разумеется, работали бесплатно.

— Почему же государство ничем не помогало народной стройке?

— Государство нуждается в средствах на большие дела! Оно не дает кредиты сельскому хозяйству…

Увы, это тоже была правда. Маоисты не желали расходоваться на увеличение производства продовольствия в стране. Основные средства уходили на осуществление великодержавной политики, тут они не скупились!

В результате произведенных работ долина оказалась с обеих сторон на высоком уровне опоясана водоводами, откуда по местным небольшим, но также аккуратно облицованным брусками стокам вода поступала на поля. Жить крестьянам стало легче. Они собирали на своих полях либо один урожай батата, либо два урожая: весенний — пшеницы и осенний — кукурузы. Урожайность возросла на 85 процентов, и уезд Линьсянь перестал быть голодной обителью.

Но была ли решена проблема благосостояния крестьян? Нет, в условиях примитивного труда решить ее оказалось невозможно, несмотря на самоотверженность крестьянства. Труд на полях оставался ручным, малопроизводительным, он давал очень слабый выход товарной продукции.

Положение усугублялось тем, что урожай у крестьян изымался по большой части безвозмездно… Хотя государственный налог, оплачиваемый поставками зерна, в Китае и не превышает 20 процентов урожая, маоисты получают много зерна бесплатно, с помощью так называемых добровольных фондов, которые практически определяются ежегодно в зависимости от урожая и из-за которых крестьянам остается на потребление довольно скудный минимум зерна. В 1966 году, например, несмотря на хороший урожай, крестьяне получили лишь прежний прожиточный минимум, зато в собраниях и речах по поводу добровольных фондов недостатка не было. Как-то я спросил местного партийного работника:

— Какие культуры всего выгоднее возделывать в Линьсяни?

— Это смотря кому выгодно… — отвечал он неожиданно для меня.

Выяснилось, что провинциальные и уездные власти, следуя указаниям из центра, всячески заставляли крестьян сеять пшеницу и кукурузу. За два урожая эти культуры в условиях Линьсяни давали максимальный выход продовольствия. Но главным их достоинством была высокая транспортабельность: зерно легко сохранять и вывозить, сбор хлеба легче учитывать и контролировать. Крестьяне превосходно понимали, что в таких условиях хлебом сыт не будешь, зерновыми не прокормишься.

Из года в год, несмотря на все старания начальства, деревня увеличивала посевы батата. Батат очень плохо переносит транспортировку, изымать у крестьян батат натурой практически бессмысленно, его дальше уездного центра не увезешь, и дольше месяца он не пролежит. Урожай батата доставался поэтому самим земледельцам и служил для них главным источником питания. Но, несмотря на бережное обращение, когда каждый клубень, как ценность, перекладывали руками с великими предосторожностями, батат не выдерживал хранения. Два весенних месяца, когда кончался батат и еще не было зелени, крестьяне могли прожить только на зерне. А получить зерно для питания можно было лишь по разрешению начальства, от которого, таким образом, прямо и непосредственно зависела жизнь каждой семьи. Сколько дать зерна — больше или меньше — решалось в каждом конкретном случае по-разному. Можно себе представить колоссальную власть администрации над сельским населением!

В уезде нам показали деревню Дацайюань. Она вся входила в одну производственную бригаду. Бригадир сказал, что жителей в деревне — 1300 душ, на поля в страду выходит 987 человек — все, кто старше восьми лет.

Мы посетили несколько крестьянских домов. Вот как выглядел, например, один из них. Квадратный участок огорожей глиняным забором — дувалом и глухими стенами дома. Дом низкий и длинный, выходит окнами в замкнутый двор. Жилое помещение состоит из двух комнат, первая служит прихожей и кладовой: здесь стоят полутораметровые глиняные кувшины, настоящие амфоры, в которых хранится зерно.

Кухня помещалась в отдельной от жилого дома постройке.

— Чем вы топите? — задал я вопрос.

Оказалось, что дважды в год крестьяне собирались обозом в соседний уезд, где можно было добывать уголь на поверхности и собирать в отвалах.

Все делалось исключительно собственным трудом, никаких денежных затрат не требовалось.

Дом строился узким