Малиновые облака - Юрий Михайлович Артамонов

Сперва, собравшись к назначенному часу в роще, ребята под свои гармони пляшут обособленными группами — деревня на деревню. Происходит вроде бы соревнование: кто чище, звонче играет, кто перебористее, задорнее пляшет. А девчатам этого и надо: тут же выскочат на круг — и пошла потеха! Частушки, припевки, мелодичная дробь — только пыль из-под каблуков! Потом уже не разобрать, кто где играет, под чью музыку пляшут — все смешалось в общем гулянии.

Часто из-за такого веселья не спит вся деревня. Лежат старики с открытыми глазами, слушают, вспоминают молодость. А бывало — да и не раз! — молодые мужики тихо вставали с теплых постелей и, крадучись, пробирались на игрище. Тоже плясали и пели, пока не приходили за ними ревнивые жены.

Теперь ушло то золотое время. Нет больше веселья в березовой роще. Только и остались сладкие воспоминания…

…Печально притихшие девушки встрепенулись: в самом конце деревни зазвучала гармонь. Сначала робко, негромко, а затем все увереннее, сильнее. И сразу все догадались: играла Тачана. Больше некому. И зачем только Гришка оставил ей гармонь? Уж лучше бы не бередила душу!

— Казак-девка идет, — сказал кто-то устало. Девчата сдержанно хихикнули.

— Ты скажи ей это в лицо, — посоветовала Марина. — Узнаешь казака…

— Не дури, я ведь пошутила! — испуганно отмахнулась та.

Во всей округе Тачану зовут еще и казак-девкой. Теперь уже трудно сказать, кто придумал такое прозвище, но оно во многом определяло не только характер, а и внешний облик Тачаны. Это была крупная молодая женщина с развитыми, как у мужчины, плечами, с тяжелой уверенной походкой и грубым грудным голосом. Даже по избе она не могла пройти тихо — половицы так и гудели под ее ногами. А начнет мыть посуду, обязательно что-нибудь сломает в своих не по-женски сильных руках.

Зато на колхозной работе Тачана была престо незаменима. Управлялась за троих. Одна могла вытащить завязшую в грязи телегу, съездить в лес за дровами, а на элеваторе так легко бросала мешки, точно были они не с зерном, а с перьями. Совсем не случайно Ефим Лукич первой поставил ее на трактор.

Нынче весной и Тачане было улыбнулось счастье. Нежданно-негаданно вдруг сосватал ее Ведот из деревни Купрашкана. Ведот — здоровый мужик, как раз по ней, только лет на пятнадцать старше. Умерла у него от какой-то болезни жена, детей не успели нажить, и остался он холостяком. Год жил один — маялся, на второй не выдержал и пришел к Тачане. Да сразу и выложил, за чем пришел. Не могу, дескать, один, тоска гложет. Ну и Тачана не стала шибко-то привередничать — какое уж там, коль самой идет к тридцати годам! Согласилась. Хорошо они зажили, дружно. Тачана во всем угождала мужу, не знала, чем бы его повкуснее накормить, куда бы поудобнее поездить. Иная мать не ухаживает так за своим ребенком, как Тачана была внимательна к Ведоту. После замужества Тачана расцвела, похорошела, как белая черемуха в вешнюю пору, и обидное прозвище как-то отпало само собой. Да и просто побаивались его произносить, теперь уже не одной Тачаны…

И вот — война. Кончилось скоротечное счастье. Тачана, как и многие бабы, стала солдаткой, а раз одна, то и забытое прозвище нет-нет да и незлобно слетало с языков сельчан.

Однако она не сердилась и даже иногда сама себя называла так.

— A-а, милые мои, и казак-девке рады стали! — насмешливо сказала Тачана, подойдя к девушкам.

— Почему «стали», мы всегда тебе рады были, — поднялась навстречу Марина. — Садись давай на мое место, поиграй что-нибудь.

Девчата вмиг окружили Тачану, тащат ее на скамейку, суют в руки семечки.

— Не льните, без вас сяду! — небрежно отмахнулась Тачана. — Терпеть не могу, когда упрашивают. Думаете, с гармошкой, так и нос задираю?

— Что ты, что ты! — хором закричали девчата. — Ничего мы о тебе не думаем! Ты же наша, а не какой-нибудь гармонист-зазнайка.

— Ваша-то ваша, да ненадолго. Уеду я скоро от вас.

— Куда же? — опять девушки спросили враз.

— На войну, вот куда! Помогать бить фашистов поеду. Может, и Ведота своего увижу.

— А разве берут женщин?

— Должны брать. Без нас, без баб, мужикам не управиться с фашистами… Кто вот им там приготовит еду, кто стирать будет? А патроны, гранаты поднести — опять же это бабье дело. Я уж не говорю, упаси господи, случай какой, перевязать, оттащить раненого… Куда вот мне с моей силой! Неуж я только для колхоза гожусь? Вот напишу Лукичу заявление — и поеду…

— Как же мы без тебя? — застонали девчата. — Кто иг-рать-то нам будет?

— Какая вам сейчас игра! — строго оглядела девчонок Тачана. — Хватит, поиграли, поплясали. Прошло времечко.

— Неуж оно и не вернется? — вздохнула Марина.

— Как не вернется — вернется, только сперва надо прогнать фашистов с нашей земли. Подождать придется.

— Так ведь и состаришься, пока ждешь… — озабоченно проговорила некрасивая и уже немолодая толстуха Ольга, на которую парни почти совсем не обращали внимания.

Тачана рассердилась:

— А что, парни-то помолодеют, что ли? Тоже не сладко там. Сиди уж, помалкивай! Без году неделя война идет, а она уж заждалась…

Тачана поправила на плече ремень, как заправский гармонист, склонила к мехам голову и заиграла что-то нездешнее, незнакомое. Слышались в этой музыке и печаль, и надежда; грезились нездешние поля, плакали и ликовали нездешние звуки; и еще было в этой музыке такое, от чего хотелось, раскинув руки, лететь встречь ветру…

— Что это ты играешь? — взволнованно спросила Марина.

— Сама не знаю. Придумала. Сыграю вот так дома одной себе — и душа вроде бы потеплеет, вроде бы с Ведотом повидалась…

Все это время Сергей Киселев скромненько сидел в сторонке, курил, чертил прутиком под ногами. Да на него и никто не обращал внимания, будто и не было его вовсе. То ли Тачанина музыка его расшевелила, то ли надоело сидеть одному, но вот он встал, ленивой походкой прошел к девчатам.

— Ну так что, спляшем, что ли? — снисходительно сказал он, растаптывая носком сапога окурок. — А то, я вижу, без меня у вас ничего не выходит…

Девчата опустили головы, опять вспыхнула, в великой неловкости отвернулась Марина. Наступило тягостное молчание.

Тачана поставила гармонь.

— Вот что, ухажер, — сказала она глухо, с недобрыми намерениями подходя вплотную к Сергею. — Не нужен ты нам, понимаешь, не нужен! Катись-ка отсюда, пока не поздно, а не то… — она стремительно наклонилась, схватила суковатую палку, — не то!..

Сергей машинально присел, закрылся рукой.

— Ты что, спятила, что ли?

— Катись! — повторила Тачана и выше