Малиновые облака - Юрий Михайлович Артамонов

чай, не пропадешь. А что случилось — не поправишь. Держись крепко, не дай убить себя горю. Поняла?

Потом подозвал Настю и тихо сказал ей на ухо:

— Ты вот что, девка. Не оставляй Орину одну. Будь всегда рядом, присматривай за ней. И спать первое время ходи к ней. Все равно нет твоего Гришки, некем тебе любоваться…

Сказал так и пожалел, не обидеть бы Настю. Про Гришку-то. Хотел ведь пошутить, а как она поймет его? Да и какие теперь могут быть шутки, если каждое неосторожное слово ранит, как пуля. Тем более может ранить ее, эту молодую — ни девку, ни солдатку.

— Ну-ну, не пяль на меня глаза! — нарочито повысил голос Ефим Лукич. — Больно обидчивые все стали! Поняла, нет, что сказал? Вот и делай. А с муженьком своим, Гриньшей, тебе еще век вековать. Все успеется.

И тут же напустился на Марину:

— А ты чего стоишь? Чего подслушиваешь председательские разговоры? Раздала письма — и берись за дело. Вон ведро, ссыпай зерно в мешки.

— Сейчас, я сейчас, только положу сумку, — заторопилась Марина.

— Не след тебя посылать за почтой. Нет в тебе понимания, не пошлю больше.

— Почему же? — удивилась Марина.

— Да потому… Ты, тово, привезла только плохие вести, а где хорошие? Неуж их вовсе нет? Вот знать бы надо, как другие колхозы помогают фронту, как сражаются с немчурой наши земляки?

Марина оживилась:

— В газете «Марий коммуна» напечатано обращение женщин. Называется оно «Женщины, на трактор, на комбайн!» Прочитать?

— С этого и начинать бы надо! Читай. Только, тово, погромче. Чтобы все слышали.

Марина быстро достала из сумки газету, развернула.

— Слушайте, бабоньки. Что не понятно будет — спрашивайте.

Она взобралась на старую пустую бочку, громко, с выражением, явно подражая дикторскому голосу, начала читать:

«Товарищи женщины! Наши мужья и братья ушли в ряды Красной Армии защищать Родину от фашистских захватчиков. Мы обязаны заменить их, работать за себя и за них. Будем же трудиться честно и самоотверженно на колхозных полях, оказывая всемерную помощь нашей родной Красной Армии в разгроме ненавистных гитлеровцев.

Твердо взяв в руки руль трактора, штурвал комбайна, мы обязуемся работать так, что ничем не уступим ушедшим на бой с врагом мужчинам-механизаторам, обязуемся выполнять и перевыполнять задание. Это будет нашим вкладом в скорую победу!

Девушки и женщины! Смелее осваивайте колхозную технику, не медлите, быстрее занимайте места ушедших на войну наших братьев и мужей. Они проявят героизм в боях, мы, марийские женщины, проявим его на трудовом фронте…»

— Вот с этого и начинать надо было, — повторил Ефим Лукич, когда Марина кончила читать обращение. — Нечего технике бездействовать. Раз нет мужиков в колхозе, должны их заменить женщины. Верно я говорю?

— Верно, — поддержала Тачана. — Только что тут непонятного? На трактор так на трактор, все быстрее с делами управимся.

— Но надо подумать, кого обучать будем, — продолжал Ефим Лукич. — Не всяку бабу посадишь на трактор. Одна сможет работать, а другой не под силу будет. А то и ума вовсе не хватит — знать ведь надо машину, понимать, что к чему. Вот ты, например, Тачана, в самый раз подойдешь.

Председатель бесцеремонно оглядел дюжую фигуру Тачаны, многозначительно хмыкнул:

— Ну ладно, это после обмозгуем. Что там еще написано, Марина?

— Во многих колхозах начали собирать подарки для бойцов Красной Армии. Нам тоже это надо сделать, — сказала почтальонша.

— Какие еще подарки?

— Как какие? Носовые платки, к примеру, кисеты, махорку, носки, варежки — да мало ли что!

— Ну, это не по моей части. Это женское дело, — отмахнулся Ефим Лукич. — Недосуг мне заниматься всякими платками-носками.

Разговаривая с колхозницами, Ефим Лукич сейчас имел одну цель — как-то успокоить, отвлечь их внимание от нагрянувшей беды, дать возможность прийти в себя и Орине, и другим женщинам. Поэтому и уводил разговор, чтобы в эти тяжкие для всех минуты не подчеркивать сострадание, не дать женщинам впасть в окончательное уныние.

Обмолоченное, провеянное зерно надо было сразу отправлять в город, сдать государству. Для этого председатель каждый день снаряжал пять подвод. Хлеб увозили опять же женщины, среди которых была и Орина. Но сегодня она ехать не сможет. Потрясенная горем, все еще сидит на соломе как пришибленная. Надо вместо нее послать кого-то другого. А кого? И так не хватает рук. Мальчишке-подростку тут не доверишь — мало ли что может стрястись в дороге! Ведь хлеб!

Председатель повел глазами.

— Марина, поди-ка сюда!

— Что, Ефим Лукич?

— Придется тебе, тово, съездить сегодня в город вместо Орины.

Марина сразу все поняла.

— Ладно, Ефим Лукич, поеду.

Председатель подошел к Орине.

— Сегодня ты отдохни, девка. Ступай домой. Марина за тебя съездит.

— Сама я поеду, — поднявшись, устало сказала Орина.

— Иди, иди домой, отдыхай.

— Сказала поеду — и поеду! — упрямо повторила Орина, поправила волосы, вытерла лицо платком и пошла к подводе.

5

— Ефим Лукич, трактор сломался! — объявила запыхавшаяся Настя. А сама чуть не плачет — столько досады и искренней горечи в ее покрасневших глазах. В просторном не по росту, замасленном комбинезоне, таких же больших растоптанных сапогах, она совсем не походила на заправского тракториста.

— Как сломался? Почему сломался?! — сразу возвысил голос председатель.

— Не знаю, не заводится — и все…

— Не заводится! Я те дам не заводится! Мотор с капиталки, должен заводиться! Утри-ка щеки-то, ишь намазала, да пошли!

Он сам своим платком, как ребенку, вытер грязные Настины щеки, подбородок и торопливо зашагал по пыльной полевой дороге к трактору. Настя в своих бахилах едва поспевала за ним, часто отставала, а когда отставала, тоже, как ребенок, бегом догоняла председателя.

— Объехала два круга — он и встал. Почихал, почихал — и встал, — сбивчиво объясняла Настя, безуспешно приспосабливаясь к шагам Ефима Лукича. — Уж что только ни делала — не заводится. Да и не могу я ручку-то повернуть, туго больно.

— Ладно, ладно, иди давай, посмотрим, — не оглядываясь, говорил председатель.

Жнивья оставалось еще много. Поле с переспелой рожью тяжелыми волнами колыхалось на ветру от края до края, лишь по обочинам подкошенное, с ровными шеренгами вихрастых, приземистых снопов. Как ни стараются колхозницы, не справляются без мужиков с непредвиденно большой работой. Всего одна косилка, которую таскала на своем тракторе Настя, а так женщины жнут вручную, серпами. Им помогают ребята-подростки. Одни, половчее, вяжут снопы, другие носят их на подводы, возят на ток. «Только бы погода продержалась, только бы не заненастило. Вот сдадим хлебопоставку, все выйдем в поле. Сожнем, сделаем скирды, а обмолотить и зимой успеем», — с надеждой думает председатель.