Война (СИ) - Шепельский Евгений Александрович

Кроттербоун взглянул из-под морщинистых век уважительно и с оттенком грусти.

— Ну… ваше сиятельство, как хотите.

Боцман сбегал в свой домик и поднес адмиралу и мне по глиняной кружке.

— Перед боем — самое то! Выпаренный реповый самогон, наилучший! Мой особый знатный рецепт! Пейте махом, закрыв нос и глаза, господа! Бывало, глаза-то выедало, и нюх отбивало как есть, особенно ежели дамы угощались! Вы пейте, пейте, вещь глубокая, душевная!

Я махом опрокинул кружку загадочного выпаренного самогону. Градусов в нем было около семидесяти, на вкус же он напоминал смесь химических кислот, к счастью, опытный боцман плеснул яду лишь на самое донышко. В бой не идут мертвецки пьяными, алкоголь нужен, чтобы частично отключить страх.

Как же сказать, что иду не из бравады, не из пустого ухарства, а чтобы преодолеть себя — в очередной раз — и набраться опыта серьезных военных действий. И кроме того: я должен все-таки проконтролировать все сам. Наличие-отсутствие пушек будет решающим в этой войне, по крайней мере, мне так кажется.

Глава 25

Глава двадцать пятая

Небо темно-грязное, в низких рваных тучах, луна в просветах похожа на нищенский грош с пятнами окислов. Три галеры, наспех выкрашенные в черное, уже покачиваются на водах залива, почти не отражаясь в мертвой зыби, которую нагоняет бушующий где-то вдалеке шторм. К каждой галере привязана вереница лодок для отступления команды. Но не только для отступления — лодки будут находить вражеских моряков и… убивать.

Я молился, чтобы во время акции нас не прихлопнуло ненастьем. В дождь затруднительно поджечь вражеские суда даже с помощью брандеров. Вернее, поджечь-то мы сумеем, но вот удастся ли пустить корабли на дно Оргумина с помощью огня — другой вопрос. Но один плюс в пасмурной погоде, несомненно, есть — луна почти не видна, а значит, мы сможем приблизиться к противнику незамеченными.

Кроттербоун опустил подзорную трубу, промокнул слезящийся глаз тылом кисти, кивнул:

— Корабли Адоры на рейде. Огни кормовые, марсовые… Они не таятся. Крупные, прости Ашар, заразы… Не видал таких никогда. На каждом не менее сотни экипажа. Это навскидку! Еще раз, архканцлер: идете с нами?

Я послал ему бодрую ухмылку, по крайней мере, попытался это сделать:

— Никаких сомнений. Я должен принять посильное участие.

Стоящий подле Фальк Брауби что-то прорычал невнятно — очень уж хотел пойти с нами, даже руки зудели.

Адмирал смерил меня взглядом.

— Тогда раздевайтесь до исподнего, или хотя бы куртку сбросьте. Только пояс с ножнами оставьте. Хотя шпага ваша… м-да… Свалка будет знатной. Я пойду с вами на передовой галере.

На меня нападали, я отбивался. Но ни разу не участвовал в спланированной военной акции. Да, нужно преодолеть себя, и опыт не помешает, а кроме того — мне необходим контроль за ходом операции. Я не имею права ее провалить. Санкструму нужны пушки.

Однако раздеваться до исподнего не стал, лишь сбросил куртку. Подумал, и оставил ботинки. Знаю, что босиком на деревянной палубе драться гораздо удобней, но в ботинках я чувствовал себя более защищенным.

Кроттербоун уже распоряжался, отдавал краткие сухие команды. Ветераны слушались с полуслова, у старика во флоте был огромный авторитет. Его не просто слушали: команды выполнялись с невиданным энтузиазмом — три сотни пожилых ветеранов шустрили, будто всем им было по двадцать годков.

Последнюю галеру на катках из бревен начали выдвигать из сухого дока. Ритос оказался рядом, оглядел меня критически и сказал, основательно почесав щетинистый подбородок:

— Шпажку бросьте, не годится она в общей свалке. Эй, Монтеро, принеси господину архканцлеру пупыру, которой я давеча Душечку приколол. Хотя можете и шпагу оставить, тля внебаночная, прошу прощения. Но пупыру в руке держите — ежели стакнемся толпа на толпу — только она вам спасением станет. Принесли б что другое — так нет уже, тля внебаночная, все оружие расхватали.

О боги, кого он зарезал? Кого он приколол? Мне потребовалось несколько секунд ошеломленного молчания, чтобы сообразить: боцман имеет в виду, скорее всего, обычную свинью.

— Мав! — требовательно раздалось под ногами.

— Кот?

Шурик сидел, устроившись тылом на камнях причального мола, и с бесстрашным любопытством наблюдал людскую суету. Бесполезно спрашивать, как он тут оказался. Похоже, все окрестности Варлойна считает своими угодьями. Ну, и за мной присматривает в меру своих кошачьих сил.

— Очень качественный кот! — сказал Ритос, потрепав малута за ушами заскорузлой ладонью. — Передушил у нас всех крыс, распахал руку смотрителю северному, хотел еще полпальца откусить — но раздумал. Смотритель не в обиде, не знает он с котами верного обращения, тля внебаночная, а я знаю! Эх, был у нас на «Деве» кот… всем котам кот… Усища — во! Под хвостом — сокровища, две штуки! А капитан зверь был… Душечкой его прозвали, за горло хватать любил, ежели вина нахлещется. Эх, кореха! Тля внебаночная, простите!

Мне принесли свинокол — тяжелый матросский тесак в потертых ножнах на таком же потертом поясе с застежкой в виде трех ржавых крючков.

— Вот эта хрендюлина за эту пимпочку, — наукоемко пояснил боцман, помогая мне застегнуть второй пояс вокруг бедер. — Это как ежели у баб бывает устройство такое под платьем, на грудях носят, для пышности, стало быть, и чтобы мужикам в глаза тыкать. Не у всех, правда, у знатных токмо имеется! Застегивается оно хитро! Так вот пока его сам расстегнешь, особенно ежели с нею в темноте лежишь — семь потов сойдет и уже никакой радости от нее не восхочется. Придумали, бесовки, чтобы над мужчинами издеваться!

— Муаррр? — требовательно спросил Шурик, раззявив пасть с огромными клыками.

— Нет, кот, останешься здесь.

— Муу-а-а-аррр? — Серая морда кота ощерилась, янтарные глазища недобро блеснули.

— Нет, — твердо сказал я. — Иди к Амаре, охраняй Амару!

Кот не собака, никуда он не пошел, остался на моле, провожал меня задумчивым взглядом, пока я по веревочному трапу спускался в лодку. Мы споро подгребли к передовой галере — ее адмирал выбрал для атаки на тот корабль адоранцев, которому надлежало снабдить нас пушками. Кроттербоун уже был на палубе, распоряжался вполголоса. Кивнул мне сдержанно, затем прочистил нос и промолвил задумчиво:

— Значит так, ваше сиятельство, экхе-кхеее… — он решил прочистить еще и глотку. — Вы тут на правах солдата и смотрителя. Главное — голоса не подавайте. Ничему не удивляйтесь. Пойдем в полной темноте без огней. А вы молчите, доколе вплотную не подойдем, ясно? — Он говорил простыми словами, и услышь я его впервые, никогда бы не догадался, что передо мной дворянин.

— Придется. — Я вспомнил давнюю шутку, что в море уважающие себя моряки ходят, а не плавают, однако же ни в коем случае нельзя спрашивать прожженного моряка, почему в таком случае существует капитан дальнего плавания.

— Добро. Галеры пойдут впритык. Ориентир — посвист. Ваш алхимист сообразил все мудро. На каждой галере лежат жаровни и запас факелов. Бочки с маслом и сено с соломой. Жаровни прикрыты дерюгой, света никакого не видать. Только посвист.

— Добро, — эхом откликнулся я. — Вы только из моря меня выловите, если я туда попаду.

— Да чтоб я задницей сел на якорь, — вмешался Ритос с ухмылкой. — Всех кого надо выловим! А кого не надо…

Я вздрогнул. Что там говорила про меня Великая Мать? Второе мое имя — милосердие? Не сказал бы. Сегодня нам предстоит отправить на тот свет около трехсот человек.

Посвист боцмана погнал людей по местам, короткие свистки передали сигналы другим брандерам.

Во мгле наступившей ночи галеры растворились. Слышались только глухие шлепки весел о тяжелую мутную воду. Я лихорадочно облизывал губы и теребил рукоять свинокола вновь и вновь. Ритос похлопал меня по плечу и коротко рассмеялся.

— Держите, вашество! — Он протягивал мне горсть углей. — Это чтобы рожу зачернить. Все так делают. Чтобы своих можно опознать было. И не волнуйтесь, тля внебаночная, прошу прощения. Они нас не заметят, в таких-то сумерках. И не услышат. Во-он, вон они! Ох, кореха!