Путешествие парижанки в Лхасу - Давид-Ниэль Александра

— Он еще не вернулся, — ответил непо[113], которому, видимо, было не по себе. — Не хотите ли, чтобы я кого-нибудь за ним послал?

— Нет, нет, — возразила я. — Он мне не нужен. Я не посмела бы его беспокоить. Это ученый и святой желонг… Он скоро придет, я знаю… Мне очень хорошо здесь с вами, у этого очага…

— Выпейте-ка немного чая, — предложила одна из женщин.

— Конечно, с большим удовольствием, вы очень добры, — откликнулась я, доставая чашку из своего амбага.

Когда я собиралась приступить к чаепитию, вернулся Йонгден. Его возвращение, последовавшее тотчас же за моими словами, произвело на всех присутствующих сильное впечатление. Я не дала никому сказать ни слова и немедленно обратилась к юноше:

— Я хорошо слышала, как вы звали меня, желонг лагс, как вы велели мне проснуться. Я так и сделала, только думала, что вы уже в комнате. Не правда ли, непо лагс…

— Да, да, это так, — пробормотал явно обеспокоенный хозяин дома.

Йонгден понял, что за время его отсутствия произошло некое происшествие и он должен подтвердить мои слова.

— Хорошо, хорошо, — согласился он и, перейдя на бас, каким ламы читают псалмы на хорах монастырских церквей, произнес: — Проснитесь… проснитесь…

Бедный юноша вертел головой во все стороны, но не видел ничего, что могло бы объяснить подобный приказ, и растерянное выражение его лица было весьма комичным.

Йонгден принес немного масла, немного тсампа и даже несколько мелких монет. Он не смог отказаться от них, опасаясь, что это вызовет пересуды, ибо он получил деньги в качестве вознаграждения за совершение религиозного обряда.

Непо испугался, что его гость обладает магической силой, степень которой он не в состоянии был определить, и, желая задобрить ламу знаками внимания, прогнал меня с ковра, где я сидела.

— Уходите отсюда, мамаша, — сурово велел он. — Сядьте среди нас. Позвольте ламе устроиться поудобнее.

Меня разбирал смех, но я сдерживала его изо всех сил. Я покорно отодвинулась на голый пол и посмотрела на Йонгдена, мысленно приказывая ему не противоречить и сесть на лохмотья, которых он удостоился.

В конце концов мы узнали тайну котла, стоявшего на тагане. Сняв крышку, глава семьи опустил в отвар длинный железный крюк и вытащил оттуда сердце, легкие и печень яка, а затем — кишки и желудок, фаршированные тсампа, кровью и небольшим количеством мяса и напоминавшие сосиски. Воцарилась тишина; присутствующие с вожделением смотрели на все эти яства, которые хозяйка разложила на большом деревянном подносе, накрытом куском мешка, и… отодвинула его в сторону.

Затем одна из женщин бросила в отвар тсампа, и несколько минут спустя кушанье стали разливать но мискам: в первую очередь обслужили ламу, затем непо, а я оказалась в числе последних. В преддверии долгого перехода я старалась съесть как можно больше, и мне удалось опорожнить три миски густого, весьма съедобного супа.

После трапезы непо завязал долгую беседу с Йонгденом о святых местах. Я слушала их болтовню краем уха, вспоминая некоторые из своих дневных наблюдений и размышляя о По-юл — этом почти легендарном даже для тибетцев крае, от которого нас отделяла лишь одна горная гряда. Неожиданно, как гром среди ясного неба, надо мной прозвучали слова, от которых я вздрогнула.

— По-видимому, — говорил наш хозяин, — в Ха-Карпо побывали пилинги…

Иностранцы в Ха-Карпо!.. Неужели речь идет о нас?.. Значит, когда мы ушли из Юньнани, поползли слухи?.. Может быть, нас уже разыскивают тибетские власти? Я вспомнила о трапа, направлявшихся в Дзогонг, встреча с которыми заставила нас поспешно перейти через Наг-Чу. Удалось ли нам проникнуть в глубь Тибета лишь благодаря тому, что мы выбрали необычный маршрут и следовали окольными путями?.. Я не знала этого. Но, если это так, не бродят ли в окрестностях Лхасы дозоры, которые остановят нас у самой цели?..

Йонгден попытался узнать об источнике данного известия, но, как водится в Тибете, докпа не имел об этом ни малейшего представления. Он услышал новость от каких-то странников, которые узнали ее от других странников, а те — в свою очередь — еще от кого-то. Возможно, это событие произошло несколькими годами ранее и никоим образом не относилось к нам. Три-четыре года назад английский консул и его жена — уроженка Тибета — обошли вокруг Ха-Карпо и осмотрели окрестности горы. Возможно, речь шла о них либо американском натуралисте, с которым мы встретились в Луцзе-Кьянге; как знать, не рискнул ли он продолжить свои исследования в запретной зоне? Мне оставалось только теряться в догадках.

Наконец моему спутнику надоело развлекать непо рассказами о наших дальних походах; он заявил, что устал и хочет спать. Но тибетец сделал вид, что ничего не слышал, и обратился к нему с новой просьбой.

Высокогорные пастбища, по его словам, получили недостаточно влаги, что вызывало сильное беспокойство у здешних докпа; если в ближайшее время не пройдут обильные снегопады, будущим летом трава будет короткой и редкой. Что станет тогда с исхудавшими после долгой зимы животными, которые будут нуждаться в усиленном питании?

Скоро ли выпадет снег? Лама должен был это знать. Более того, благодаря искусству тайных заклинаний и магических ритуалов, он мог призвать на землю снег, спрятанный в небесных закромах. Неужели он откажется исполнить свой долг, чтобы достичь столь желанной цели?

Лама очень устал, но ради предосторожности ему не следовало перечить докпа и тем более позволить тому усомниться в своих способностях чудотворца.

— Чтобы совершить этот обряд, потребуется несколько дней, — ответил он, — а мне надо поскорее попасть в Лхасу, и я не могу здесь задерживаться. Кроме того, мне придется идти через По-юл, и если я вызову снегопад, он завалит перевал, который туда ведет. То, что вы просите, очень трудно осуществить.

Все присутствующие докпа согласились, что это действительно нелегко.

— И все же… — продолжал мой спутник, который, казалось, был погружен в свои мысли. — Да, таким образом…

Он достал из кармана клочок бумаги и попросил зерна.

Затем он развернул бумагу, положил на нее несколько ячменных зерен, которые ему принесли, и, держа все это на вытянутых ладонях, углубился в медитацию.

Через некоторое время служитель культа очень тихо и заунывно затянул нечто вроде псалма; сначала он пел едва слышно, в очень медленном темпе, но постепенно его голос усиливался и в конце концов загремел как гром, сотрясая низкую шаткую крышу кухни.

Докпа оцепенели и, казалось, были объяты ужасом. Внезапно Йонгден замолчал, и все присутствующие, включая меня, подпрыгнули от неожиданности.

Йонгден разделил зерна, которые держал в руках, на две части, одну из них завернул в свой носовой платок и отодвинул в сторону, а другую поместил в бумагу, сложив ее замысловатым образом.

— Вот и все, — сказал он непо. — Возьмите этот сверток и послушайте меня. Завтра вечером, на закате, вы развернете бумагу и бросите в небо лежащие в ней зерна. Вы тщательно проделаете это четыре раза, на все четыре стороны света. К тому времени я уже пройду через перевал и тоже брошу зерна, которые возьму с собой, прочитав нгагс, необходимые для того, чтобы вызвать обильные снегопады. Если кто-нибудь, на беду, развернет сверток с освященным зерном до захода солнца, когда я произнесу магические заклинания, чтобы умилостивить богов и войти с ними в контакт, боги разгневаются и отомстят всем пастухам вашего стойбища. Будьте же осторожны!

Хозяин дома обещал неукоснительно следовать предписаниям ламы. В конце концов он, вероятно, понял, что значимость услуг, оказанных ему гостем, превосходит то убогое гостеприимство, которое он нам предоставил. Поэтому он велел своей жене отрезать мяса и дать его нам на дорогу. Немо принесла довольно увесистый кусок туши яка, но муж проворно вырвал мясо у нее из рук, прежде чем она успела вручить его ламе, повесил мясо на крюк в углу кухни, а затем старательно выбрал крошечный кусочек кожи и сухожилий и торжественно протянул человеку, который должен был совершить чудо и обеспечить процветание его стада.