Тайна царя Иоанна - Петр Хомяков

– Не надо. И потом, я же не отказываюсь. Просто мы же не можем сидеть здесь бесконечно.

– Бесконечно и не придется. А теперь спать.

Засыпая, Кузнецов подумал, что прав был их лидер, утверждая, что без наведения порядка в собственных рядах успеха им не видать. Хорошо дисциплинирует вчерашних тусовщиков такие вот «карьерные» сцены. О которых он напомнил этим красавцам.

Укладываясь спать в отдельной гостевой комнате, Виталий спросил Алексея.

– Леха, я что-то не врубаюсь. Вроде наш профессор ветеран русского движения. Один из самых непримиримых русских националистов. Но иногда так скажет, что иной еврей-демократ не брякнет.

– Что именно тебя так покоробило?

– Ну, хотя бы это, «ублюдская страна».

– Виталя, я варюсь во всем этом гораздо меньше профессора, но даже меня уже иногда злость берет на наших баранов.

– Но не всем же бороться?!

– А и не надо всем бороться. Всем надо сочувствовать борцам. А не надеяться, что сегодня он полижет зад начальству, а завтра оно его пожалеет. Не пожалеет. Обдерет как липку, а если рыпнешься, даст по мозгам.

– Вот они и не рыпаются.

– Но по мозгам все равно получают. Все. И те, кто рыпается и те, кто не рыпается. Так что лучше уж рыпаться. Да что это я тебе такие элементарные вещи объясняю? Вроде сам к нам пришел?

– Да я так. Чисто эмоционально, что ли.

– Настоящий националист любит свой народ. Но не льстит ему. Видя все его плюсы и минусы, он его любит таким как он есть. И, наверное, готов сказать сам себе: «Люблю я эту сволочь. Ну, люблю и все. Но сволочь. Сволочь, надо признаться».

– Знаешь, такие вещи не стоит говорить открыто.

– А кто говорит открыто? Мы среди своих.

– Тоже верно.

Они помолчали.

– Ладно, скажи лучше, о каком это карьере и кормлении песком намекал профессор.

– Да так, закопали живьем одну сволочь в песчаном карьере.

– Да… Не знал, что наша партия до такого дошла. Но, если хочешь победить, надо или озвереть, как Юра Булаев, или найти стратегического спонсора. А в итоге все сойдется к одной точке. Решительными и дееспособными заинтересуется стратегический спонсор. А решительные люди, получив должные возможности, станут еще более крутыми. Разумно. Юра строит боевую структуру, а Святослав, не стесняясь идеологическими догмами, ищет спонсоров. Не тактических, их как раз Юра находит, а стратегических.

Но, знаешь, эти спонсоры все равно сами придут. А не придут, мы найдем эти деньги. Найдем! Отыщем или библиотеку Грозного, или золото Колчака, или скифский клад. Что-нибудь да отыщем. И наши боссы, озверевшие от неудач и разочарований, не пустят эти деньги на себя любименьких. Они слишком озлоблены. Им самим уже ничего не надо. Они слишком сильно хотят отомстить этому режиму, чтобы променять сладость возмездия на дворцы или «Мерседесы».

– Леха, да ты прямо поэт! Вот уж не знал, что аспирант МАИ может быть таким чувствительным.

– Я тоже не знал, что бывший мент может быть таким отмороженным националистом.

– Да, Леха, я бывший мент. И пришел в национальное движение после того, как меня уволил из ментуры мой начальник. Азер. За то, что я прижал его черножопых землячков. Но я не жалею ни о чем. Я нашел себя и в спорте и в политике.

– Слушай, интересно получается. У нас партия обиженных бывших ментов и интеллектуалов. Юра бывший мент. Святослав профессор. Ты бывший мент. Я аспирант МАИ.

– Наверное, есть в этом какая-то логика. Ладно, а как ты думаешь, найдем мы эту библиотеку?

– Найдем. С нами Бог!

Глава 4. Жарким полднем в Каролине

Фасад большого белого дома, построенного в «плантаторском» стиле выходил на аккуратно подстриженную лужайку. Если бы к этому пейзажу добавить многочисленных, снующих туда-сюда черных слуг, то можно было бы подумать, что ты оказался в середине позапрошлого века. Во временах, так живо описанных в «Унесенных ветром».

Но никаких слуг не было видно. Усадьба была пустынной. Да и стояла она в месте достаточно глухом, затерянном в сельском уединении Южной Каролины.

Два джентльмена, сидевшие на широкой веранде, молча тянули что-то прохладительное из высоких стаканов. Был жаркий полдень. Джентльмены молчали. Говорить было то ли лень, то ли не время.

Наконец, один из собеседников отставил свой стакан и без особого выражения спросил у другого.

– Ну, каковы твои общие впечатления, Уильям?

– Что ты имеешь в виду, Джордж? Впечатлений слишком много. Уточни свой интерес. Тем более, что ты читал мой подробный отчет.

– Отчет это отчет, Уильям. А живое изложение – дело совсем другое. Впрочем, ты прав. Я бы попросил тебя остановиться на самых интересных с твоей точки зрения моментах. Ну, и разумеется, на самых перспективных. Однако, в первую очередь все же на интересных. Ибо по-настоящему перспективные вещи всегда в первую очередь интересны и занимательны. Ты согласен?

– Тонко подмечено, Джордж. Тонко.

Уильям задумался.

– Знаешь, Джордж, оценка ситуации в России и возможные интересы внешних игроков там зависят в первую очередь от позиции этих игроков. От их собственного видения желаемого положения во всем мире. Я понятно излагаю?

– Вполне. Хотя, Уильям, очень многие наши коллеги нашли бы, что ты все слишком усложняешь. Твои гарвардские интеллектуальные стереотипы значительно укрепились за годы работы в России. Знаешь ли, Гарвард в коктейле с Толстым и Достоевским – это слишком для многих наших милых соотечественников. Да и не только для них.

– Боже, Джордж, для наших милых соотечественников слишком не только Толстой и Достоевский, но даже и Амброс Бирс.

Тень легкого замешательства промелькнула на лице Джорджа.

– Извини, Уильям, но кто такой Амброс Бирс? Судя по имени, наш соотечественник. Но я его, к стыду своему, не припоминаю.

– Надеюсь, Джордж, что ты все же помнишь, кто такие Фолкнер, Джек Лондон и Хемингуэй?

– Дерзите, старина Уильям, – лениво отмахнулся Джордж. – И все же, кто такой этот Бирс?

– Классик военной новеллы и, можно сказать, предтеча современной военной психологии. Его рассказ «Случай на мосту через «Совиный ручей» входит во все мировые антологии военной прозы. Разумеется, наш соотечественник.

– Ты неисправимый яйцеголовый, Уильям – рассмеялся Джордж.

– А что, яйцеголовость это порок, который следует исправлять? Впрочем, вопрос риторический. Умных людей не любят не только у нас. Знаешь, один мой русский знакомый рассказал мне поговорку времен своего детства «Дураков в больнице лечат, а умных об забор калечат».

– Вот видите, старина Уильям, до какой деградации может дойти нация, давшая миру ваших любимых Толстого и Достоевского. Так что не стоит критиковать наших простых парней, не знающих кто такой Амброс Бирс.