Джип из тыквы - Елена Логунова

Фары встречного автомобиля на секунду заливают салон призрачным золотым сиянием, и для меня это как обещание, что скоро я увижу свет в конце тоннеля. Сдается мне, это мой последний путь.

Тихо выругавшись, Валентин прибавляет газу. Машину потряхивает на выбоинах проселочной дороги, и я ощущаю подступающую к горлу тошноту. Сдерживаю ее, понимая, что Валентин будет в полном восторге, если меня вырвет от страха. Нет уж, я не доставлю ему удовольствия видеть меня трясущейся, как желе!

Машина закладывает крутой вираж и бежит ровнее и резвее – очевидно, мы выехали на трассу.

«Налево», – отмечает важный момент мой внутренний голос.

Налево – это через перевал к морю. В город было бы направо. Значит, Валентин не имеет целью воссоединение супругов и не везет меня к моему «мужу».

– Куда мы едем? – громко спрашиваю я.

– Никуда.

Этот философский ответ еще больше напугает меня, если я стану в него вдумываться.

Не буду думать, буду спрашивать:

– А зачем мы туда едем?

– Затем, что так надо.

– Кому?

Вместо ответа – смешок.

Я понимаю, что Валентин не намерен делиться со мной своими планами. Жаль. Это значит, что мне придется импровизировать, потому что кротко следовать негодяйскому сценарию, каков бы он ни был, я не собираюсь.

Какое-то время мы едем в тишине. Поскольку я ничего не слышу и не вижу, то теряю ощущение времени и пространства. Оттого красота картины, открывающейся мне, когда Валентин наконец останавливает машину и вытаскивает меня в ночь, ошеломляет до потери чувств.

– Ах!

Я забываю свои страхи, потрясенная видом.

Дорога серебристой лентой вьется по самому краю обрыва. В лунном свете каменные выступы и древесные корни на скальных стенах кажутся затейливой резьбой, и, если присмотреться, можно увидеть рельефные изображения ухмыляющихся горгулий. Из ущелья, прорывая черными пиками ватное одеяло тумана, торчат верхушки елей. Темная масса лесистых гор крутыми волнами скатывается вниз, к далекому невидимому морю. А небо на востоке уже палевое, того благородного цвета, который в дамских романах красиво называют «Пепел розы»…

– Думаю, у нас есть еще четверть часа, – прозаично говорит Валентин. – Ты как, не против быстрого секса?

Я не знаю, как сообщить ему, что я очень даже против? Орать, рыдать и вырываться – бессмысленно и даже вредно, веселого садиста это только раззадорит.

– Это очень плохая мысль, – хочется думать, что спокойно и веско объявляю я, но Валентин только фыркает, как лошадь, и несет меня в чащу, словно Кинг-Конг.

В этом месте лес очень близко подступает к дороге, буквально в паре метров от шоссе нас никто не увидит, даже если будет высматривать специально.

– Ну-ка, ну-ка…

Валентин столбиком ставит меня на землю и, небрежно придерживая поперек живота, осматривается.

– Сюда, мадам!

Переставив к сломанному бурей дереву, он приподнимает меня и надевает мои связанные руки на кривой столб, оставшийся от переломившегося ствола.

Под ногами у меня крошево щепок, сухие листья, древесная труха – спасибо, не колючки, но стоять все равно неуютно.

– Айн момент! Я должен взять резиновое изделие, – собственнически хлопнув меня по попке, Валентин уходит к машине.

Закусив губу, я подпрыгиваю, пытаясь сняться со столба, но не могу поднять на нужную высоту связанные руки. Шершавая кора царапает кожу. Может, удастся перетереть скотч о какой-нибудь сучок?

Вслепую ерзаю запястьями по древесному стволу, а он, как назло, лишен выступов. Если не считать древесного гриба, который выпирает сбоку полукруглым кружевным балкончиком.

Ага!

Микроскопическими прыжками продвигаюсь влево, пока гриб не оказывается прямо передо мной. Он невысоко – немного выше моих щиколоток, так что есть шанс запрыгнуть…

Трижды подскакиваю впустую, всякий раз чувствительно ударяясь лбом о дерево. На четвертый раз мне везет – пальцы ног цепляются за край влажной скользкой «ступеньки», и, пока отягощенный мной древесный гриб с кряхтеньем медленно проседает вниз, я тяну руки вверх. В верхней точке больно царапаю запястья острым обломком, но это пустяк, главное – я свободна!

То есть свободна от дерева. Теперь надо избавиться от пут.

Рву зубами скотч на запястьях. Освобождаю руки.

Ломая ногти, сдираю липкую ленту со щиколоток.

Так, что теперь?

По идее надо бежать куда подальше, в лес, и спрятаться там. Но я разута и раздета, так что в темных дебрях с корягами и колючками не смогу далеко уйти. Гораздо проще мне было бы вернуться на дорогу…

Я затихаю и прислушиваюсь, потому что присматриваться смысла нет, уж очень темно.

Валентин задерживается. Отгоняю несвоевременную мысль о том, какие резиновые изделия он там так долго ищет и надевает – полный костюм химзащиты? Обычные презервативы, наследие Макса, помнится, лежали в бардачке…

«О чем ты думаешь?!» – сердито укоряет меня внутренний голос.

О машине.

Признаться, я думаю, а не провернуть ли мне в очередной раз свой коронный трюк с угоном «Рено»?

Валентин, наверное, вернется в лес той же самой дорогой, а я могу пойти в обход. И, пока он будет шукать меня по кустам, уведу машину и спасусь!

«Отличный план, простой и гениальный!» – горячо одобряет эту идею внутренний голос и шикает на воображение, готовое придумать сотню осложнений.

Чтобы дезориентировать врага, я снимаю с себя ночнушку и натягиваю ее на сломанное дерево. Трусики тоже снимаю и зашвыриваю подальше в чащу. Они отчетливо белеют в темных зарослях – это будет классический ложный след.

Голышом, трясясь уже не от холода, а от возбуждения, делаю небольшой крюк по лесу и вскоре осторожно выглядываю из придорожных кустов.

Валентин как раз закрывает капот. Очевидно, поиски защитных резиновых изделий затянулись и завели его очень далеко… Я нервно хихикаю, потирая замерзшие и исцарапанные руки.

Ну, Маша, покажи, как ты усвоила частные уроки экс-угонщика участкового!

А стараться особо и не приходится: машина оказывается не заперта, и дверца открывается с тихим щелчком.

И ключи в замке!

Я везучая!

Звучно шлепаюсь голым задом на кожаное сиденье, захлопываю дверь, включаю зажигание и жму на газ.

Машина трогается, придорожные кусты трясутся, и из них выламывается дюжая фигура, лица которой я не вижу, так что визуально оценить впечатление, произведенное моим отъездом по-английски, не могу. А слух меня, наверное, обманывает, потому что мне чудится веселый басовитый рокот.

С чего бы Валентину радоваться? Должно быть, вурдалачий хохот мне померещился.

Я выворачиваю с обочины на шоссе, бдительно следя одним глазом за дорогой, а другим за Валентином. Вопреки моим опасениям, он не бросается за мной вдогонку, и это хорошо, потому что я не рискую разгоняться перед близким поворотом.

Аккуратно вливаюсь в него, и Валентин пропадает из зеркала.

Вот бы он так же пропал из моей жизни!

Я громко всхлипываю. Это еще не рыдание, но прелюдия к нему.

«Ну, ну, не раскисай, все позади!» – успокаивает меня внутренний голос.

Я вовсе не хочу раскисать, потому что зрение у меня и так не очень, а с горючими слезами на глазах оно уйдет в такие минуса, какие нормальны разве что для сибирских морозов. А я не хочу опять попасть в аварию.

Едва подумав об этом, пугаюсь так, что холодеет сердце. Ведь все повторяется: я снова угнала машину и голая, босая, перепуганная спасаюсь бегством от мучителя!

«На том же месте, в тот же час!» – обмирает мой внутренний голос.

Машина приближается к излому перевала.

Я знаю это место, там установлено уродливое подобие пирамиды, поперек которой вереницей тянутся рубленые буквы – неизящное название ближайшего населенного пункта: «Кипучеключевск».

С этой длинной надписью непропорциональная пирамида издали похожа на микроцефала в брюках-клеш и с растянутой гармонью. На память приходят слова старой народной песни про гармониста, который одиноко бродит-колобродит всю ночь напролет. Я бросаю взгляд на часы на приборной панели – время за полночь – и нервно ухмыляюсь.

Дорога уходит в сторону, прижимается к шерстистому боку горы, и дурацкая пирамида стыдливо прячется, но я знаю – она снова вылезет на видное место за поворотом.

«На дорогу смотри!» – сердится мой внутренний голос.

В самом деле, не время любоваться достопримечательностями, надо рулить.

Вообще-то, я тащусь, как черепаха, но перед поворотом тянет еще сбросить скорость, и моя левая нога машинально нащупывает педаль.

Тут-то и выясняется, что у «Рено» не работают тормоза.

В свете полной луны отчетливо видны железобетонные медведи, поблескивающие свежеокрашенными коричневыми боками вблизи пирамиды. Теперь она похожа на безголового пастуха, выгуливающего маленькое стадо бессонных топтыгиных в весеннем садочке. На цветущие яблоньки смахивают неопознанной породы деревья, сплошь увешанные выцветшими тряпочками. Это рукоделие туристов, которые таким образом практикуют материализацию своих тайных желаний.