Прежняя любовь - Дороти Кумсон

Я, вздрогнув, распахиваю глаза и отворачиваюсь. Я начинаю поспешно сдвигать и составлять в стопки пустые тарелки. Посуда звенит, и этот звук заполняет все пространство и тишину кухни, заглушая доносящиеся из соседней комнаты голоса и музыку.

— Да, да, все хорошо, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее.

Я не хочу на нее смотреть. Я боюсь, что она увидит на моем лице брезгливость или жалость, которую я испытываю к ней.

— Точно? Мне кажется, что ты нервничаешь.

— А… просто… просто к нам впервые пришло столько людей… Я имею в виду после… э-э… аварии. Это несколько утомительно. Я думаю, вы меня понимаете.

— Позволь, я тебе помогу, — говорит она и тоже принимается за тарелки.

— Спасибо, — отзываюсь я и перехожу от мойки к столу.

— Тебе необходимо отдохнуть, — замечает Хэрриет.

— Наверное, вы правы, но это непросто, когда дом полон гостей.

— Если хочешь, я попрошу их уйти.

Хэрриет — замечательный человек. Именно поэтому мне невыносимо думать о том, как поступает с ней Гектор. Судя по всему, эпизод, о котором я слышала, был не первым. Я внутренне содрогаюсь от этой мысли. Она вообще об этом знает? Она знает хоть что-то или пребывает в полном неведении?

Я натянуто улыбаюсь.

— Честно? Мне ужасно этого хочется. Но это было бы некрасиво. Они проделали долгий путь, чтобы отпраздновать то, что мы с Джеком все еще здесь. Поэтому на самом деле мне не стоит пока подумывать о тишине и покое.

Свекровь заговорщически мне улыбается.

— Либби, если бы ты знала, сколько раз я мечтала о том же самом на своих собственных вечеринках! Но жена бизнесмена всегда должна быть на высоте. Иногда я немного завидую тому, что ты не позволила себе превратиться просто в миссис Джек Бритчем.

— Джек совершенно не похож на своего отца. Он другой.

— Да, он другой. Но он мог стать таким же, потому что в той области, где он работает, фамилия Бритчем кое-что значит.

— Бог ты мой! Так вы считаете, что Джек чувствовал себя ущемленным оттого, что я продолжала работать, а значит, у меня была своя собственная жизнь?

Неужели Ева вписалась в его мир гораздо лучше, чем я?

Лицо Хэрриет озаряет улыбка. Меня убивает то, что Гектор к ней так несправедлив, независимо от того, знает она об этом или нет.

— Я считаю, что то, что Джеку удалось найти не одну, а двух жен, имеющих собственную жизнь, говорит в его пользу.

— О боже, Хэрриет, простите! Я только что поняла, как это прозвучало. Я не хотела сказать, будто у вас нет своей жизни. Я имела в виду…

— Я поняла, что ты имела в виду, — перебивает меня Хэрриет. — И я нисколько не обиделась. У меня на самом деле есть своя жизнь. Просто эта жизнь вращается вокруг детей и мужа. Это мой выбор, и меня это устраивает. Больше всего в современном мире мне нравится возможность выбора. Мы все можем выбирать и выбираем то, с чем нам приходится жить.

Моя рука автоматически взлетает к моей лишенной волос голове. Получается, мне пришлось сделать этот выбор из-за того, что другой человек сделал свой выбор. Я понесла потерю вследствие того, что кто-то сделал выбор в пользу эгоизма и глупости. Вот почему мне не нравится сегодняшняя вечеринка. Я не организовала бы такую вечеринку. Это не мой выбор. Да это вообще не вечеринка. Это поминки, которые состоялись бы здесь, если бы мы погибли в аварии.

— А если серьезно, Хэрриет, это действительно было бы ужасно, если бы я попросила вас от всех избавиться? — спрашиваю я.

Я не люблю чувствовать себя слабой и беспомощной. Я предпочитаю самостоятельно контролировать свою жизнь и вершить свою судьбу. Я не люблю, когда меня лишают возможности выбора.

— Вовсе нет, Либерти, — отвечает Хэрриет, озабоченно глядя ни меня. Мне не нравится этот взгляд, потому что за озабоченностью скрывается жалость. — Вовсе нет.

Похлопав меня по руке, она скрывается за дверью.

— Ты в порядке, красавица? — спрашивает меня Джек после того, как все, включая Хэрриет и Гектора, задержавшихся для того, чтобы убрать со столов, перемыть посуду и побеседовать с Джеком, ушли.

Я слышала, как мама подняла шум из-за того, что ей не позволяют помочь убирать, но папа напомнил ей, что им необходимо навестить пожилую соседку. Бедная мама совсем растерялась, но, когда отец действительно встал и пошел за ключами, она, к счастью, выбрала соседку. К тому же на следующее утро ей необходимо было рано вставать и идти в церковь. Я не вынесла бы очередного разговора о парике. Я не желаю носить парик, и это мой собственный выбор, не обусловленный действиями врезавшегося в нас водителя.

— Просто устала, — говорю я Джеку, позволяя ему помочь мне опуститься на кровать.

Он осторожно помогает мне избавиться от футболки, которую я безуспешно пыталась снять самостоятельно, но каждое движение причиняет мне боль. Со времени последнего приема болеутоляющих прошло довольно много времени, и мои мышцы начинают протестовать против отсутствия должной заботы. Я помнила, что мне пора принимать лекарства, но ради этого необходимо было покинуть укрытие, и рисковать я не стала. Выйди я раньше времени, прощания и пожелания неизбежно длились бы дольше самой вечеринки.

— Ложись, — ласково говорит Джек и, держа меня за руки, помогает мне откинуться на подушку.

Он наклоняется ко мне и расстегивает вначале пуговицу на джинсах, а затем молнию. Его запах завладевает всеми моими чувствами, но мое сознание затуманивается от боли.

— Если бы я не знала тебя, Джек Бритчем, — бормочу я, — я бы решила, что это доставляет тебе какое-то извращенное удовольствие.

Он грустно мне улыбается, осторожно снимает с меня джинсы и замирает, глядя на мое тело. Я знаю, что он видит, поскольку сегодня утром я тоже его разглядывала. Вся кожа на его левой половине покрыта черными, синими, фиолетовыми и желтыми следами ушибов. Они расползаются к центру тела подобно краске, которую расплескали по коричневой бумаге. Это и называется «многочисленные ушибы». Мою грудную клетку стягивают бинты, поскольку в одном из ребер есть трещина. Операция на селезенке оставила у меня на животе медленно заживающий шрам, с которым соседствует множество уже покрывшихся струпьями царапин и ссадин.

Я вижу, как Джек сглатывает подступивший к горлу ком эмоций и едва сдерживается, чтобы не разрыдаться. Вот почему все это время я старалась раздеваться сама. Я стремилась избавить его от этого зрелища, зная, что оно надорвет ему душу.

— Лифчик снимать или оставить? — спокойно спрашивает он, хотя его грудь интенсивно вздымается.