Уплыть за закат - Роберт Хайнлайн

"Мама, если я надумаю выйти замуж, то хочу такого мужа, как мистер Бронсон".

Я не стала ей говорить, что чувствую то же самое.

Через неделю мистер Бронсон повел Вудро на утренник в Ипподром-театр – смотреть знаменитого иллюзиониста Терстона. (Я бы с удовольствием пошла с ними – обожаю магию, но при отце не осмелилась и заикнуться.) Когда мистер Бронсон вернулся с заснувшим у него на руках Вудро, я со спокойной душой пригласила его в дом – отец стоял рядом, и все было вполне законно.

Мистер Бронсон ни разу во время нашего странного романа не был у нас дома в отсутствие отца.

Однажды, когда мистер Бронсон привез Брайана младшего с урока вождения, я пригласила его к чаю. Он спросил, дома ли отец, и, узнав, что нет, тут же вспомнил о какой-то важной встрече. Мужчины ведут себя более робко, чем женщины – по крайней мере те, кого я знала.

Брайан приехал домой в воскресенье первого апреля, а отец в тот же день ненадолго уехал в Сент-Луис – думаю, чтоб повидаться с матерью, хотя он не сказал зачем. Я предпочла бы, чтобы он остался дома, тогда мы с Брайаном могли бы совершить небольшую прогулку в никуда – дед присмотрел бы за выводком, а Нэнси сготовила бы что-нибудь.

Но я никому об этом не сказала, потому что детям так же хотелось побыть со своим отцом, как мне – затащить его в постель. А потом – у нас ведь больше не было автомобиля. Перед отъездом Брайан продал "Эль Рео Гранде".

– Мо, – сказал он, – в прошлом году, когда я уезжал в апреле, ехать в Платтбург на машине имело смысл, и "рео" был мне там очень кстати. Но дурак я буду, если вздумаю ехать из Канзас-Сити до штата Нью-Йорк в феврале. В апреле меня и то три раза вытаскивали из грязи – в феврале это было бы невозможно. Кроме того, – добавил Брайни со своей теддирузвельтовской улыбочкой, – я собираюсь купить нам десятиместную машину. Или одиннадцатиместную. Постараемся насчет одиннадцатого?

Мы постарались насчет одиннадцатого, но выбить чек нам в тот раз не удалось. Брайни уехал в Платтбург на поезде, пообещав, когда вернется, купить самую большую машину, какая есть – на семь пассажиров – и, может быть, на этот раз закрытую? Семиместный "лексингтон-седан", например? Или "мармон"? Или "пирс-эрроу"? Подумай над этим, дорогая.

Я не слишком задумалась, зная, что, когда придет время, Брайан выберет сам. Но меня радовало, что у нас будет машина побольше.

Пятиместная тесновата для семьи в десять человек (или в одиннадцать, если получилось).

Так что, когда Брайан вернулся домой первого апреля семнадцатого года, мы с ним остались дома и занялись любовью в постели. В конце концов совсем не обязательно делать это на траве.

В ту ночь, когда мы уже утомились, но спать еще не хотелось, я спросила:

– Когда тебе нужно обратно в Платтбург, любовь моя? – Он так долго не отвечал, что я добавила: – Или это нескромный вопрос? С девяносто седьмого года прошло столько времени, что я позабыла, о чем можно спрашивать, а о чем нет.

– Спрашивай о чем хочешь, дорогая моя. Кое на что я не могу ответить – или потому, что это секрет, или, еще вероятнее, потому, что лейтенантам не так уж много известно. Но сейчас я тебе отвечу. Не думаю, что вернусь обратно в Платтбург. Даже уверен, что не вернусь, и потому забрал оттуда все, даже зубную щетку.

Я молчала.

– Хочешь знать почему?

– Ты сам скажешь, если захочешь. И если сможешь.

– Ишь какая покладистая. Ты что, лишена элементарного бабьего любопытства?

(Нет, не лишена, дорогой мой, – но вытяну из тебя больше, если не буду его проявлять.) – Ну скажи – почему?

– Так вот, в газетах могут писать что угодно, но так называемая "нота Циммермана" <перехваченная английской разведкой секретная директива статс-секретаря Циммермана германскому посланнику в Мексике, в которой предлагалось начать переговоры с мексиканским правительством о заключении военного союза с Германией против США> – подлинный факт. Нам не удастся больше сохранять свой нейтралитет – и месяца не продержимся. Вопрос вот в чем: будем мы посылать еще войска на мексиканскую границу? Или пошлем армию в Европу? Будем мы ждать, когда Мексика нападет на нас, или сами объявим ей войну? Или сначала объявим войну кайзеру? И если да, то осмелимся ли повернуться к Мексике спиной?

– Неужели дело настолько плохо?

– Многое зависит от президента Каррансы. Да, дело труба. Я уже получил мобилизационное предписание. Придет телеграмма – и все, я на службе и отправляюсь на свой мобилизационный пункт… не в Платтбург. – Он потянулся ко мне. – Забудь про войну и подумай обо мне, миссис Мак-Гилликади.

– Да, Кларенс.

Пропев куплеты из "Дочки старого Райли", Брайан сказал:

– Ну что ж, неплохо, миссис Мак. Вы, я вижу, практиковались.

– Куда там, миленький, отец с меня глаз не спускал. Он считает, что я нехорошая женщина и сплю с другими мужчинами.

– Вот чепуха! Разве ж ты даешь им уснуть? Да никогда. Я скажу ему.

– Не трудись – отец составил мнение обо мне, когда мы с тобой еще не встретились. А как там платтбургские девочки? Аппетитные? Шустрые?

– Зенобия, мне больно в этом признаваться, но… видишь ли… у меня ни одной не было. Ни единой.

– Но Кларенс!

– Лапушка, они меня там доконали. Полевые учения, занятия и лекции днем, шесть дней в неделю, и учебные тревоги по воскресеньям. Вечером снова занятия и больше уроков, чем можно одолеть. Валишься спать около полуночи, а в шесть уже подъем. Пощупай мои ребра, как я отощал. Эй! Это не ребро!

– Да, это вообще не кость. Губерт, я хочу подержать тебя в постели, пока ты не подкормишься и не окрепнешь. Твой рассказ растрогал меня.

– Да, он трагичен, я знаю. Но что оправдывает тебя? Джастин уж точно предлагал тебе немного развлечься.

– Милый ты мой, Джастин с Элеанор в самом деле обедали у нас. Но в доме полно детворы, а батюшка изображает из себя филина, так что меня даже и по заднице не потрепали. Лишь несколько галантных непристойностей шепнули мне в зардевшееся ушко.

– В какое? Надо бы поехать к ним.

– Но они так далеко живут.

К ним надо было долго ехать даже на машине, а уж на трамвае и вовсе целую вечность. С Везерелами мы познакомились в нашей новой церкви, Линвудской методистской, когда переехали на бульвар Бентона. Но в тот же год, когда мы еще не стали близкими друзьями, Везерелы переехали в район новой застройки Дж.К.Николса, на юге в окрестностях Загородного клуба, перешли в епископальную церковь поближе к дому, и мы потеряли с ними связь.

Мы с Брайаном говорили о них – от них обоих хорошо пахло, – но они слишком далеко уехали, чтобы с ними общаться, они были старше нас и определенно состоятельные люди. Все это немного стесняло меня, и я перевела Везерелов в пассив. Потом Брайан снова столкнулся с Джастином, когда тот пытался попасть в Платтбург и сослался на Брайана, как на поручителя, чем мой муж был польщен. Джастина не брали на подготовку из-за поврежденной в детстве ноги – еще не умея ходить, он стал жертвой несчастного случая и хромал, но почти незаметно. Брайан обратился с просьбой о пересмотре решения – ее не удовлетворили, но в итоге Элеанор пригласила нас на обед в январе, за неделю до отъезда Брайана.

Чудесный большой дом и еще больше детей, чем у нас. Джастин внес в его планировку изящное, но дорогое решение: они с Элеанор занимали не одну только спальню, но весь верхний этаж в одном из крыльев – апартаменты, в которые входили гостиная (отдельная, помимо салона и малой гостиной внизу), огромная спальня с буфетом и винным погребцом и большая туалетная комната. Последняя делилась на ванную, душ и два туалета, а в одном из них находилось устройство, о котором я только слыхала, но до сих пор не видела: биде.

Элеанор показала мне, как оно действует, и я пришла в восторг. Как раз то, что надо Морин с ее красноречивым запашком. Я так и сказала Элеанор.

– А по-моему, у тебя восхитительный естественный запах, – серьезно ответила она, – и Джастин тоже так думает.

– Он тебе сам сказал?

Элеанор взяла мое лицо в ладони и поцеловала меня легко и нежно мягким ртом – ее язык не коснулся моего, но поцелуй был глубоким.

– Сказал. И не только это. Дорогая, его так влечет к тебе (да, я знала), и меня тоже. А еще меня влечет к твоему мужу, так всю и пронизывает, когда Брайан рядом. Если бы вы разделяли наши чувства… мы с Джастином были бы рады дать им выход.

– Ты хочешь, чтобы мы с тобой поменялись?

– Ну да! Честная мена – не грабеж.

– Согласна! – не колеблясь ответила я.

– Вот и хорошо! А с Брайаном ты не хочешь посоветоваться?

– Нет необходимости. Я знаю. Он готов живьем тебя съесть. – Я тоже взяла в ладони ее лицо и поцеловала в губы. – Как мы это устроим?

– Как вам удобнее, Морин, милая. Наша гостиная в считанные секунды превращается во вторую спальню, и при ней есть своя туалетная. Так что можем или разбиться на пары, или остаться вчетвером.