Уплыть за закат - Роберт Хайнлайн

На южной границе у нас шла своя война: "генерал" Панчо Вилья то и дело врывался на нашу территорию, убивая и поджигая. "Черный Джек"

Першинг, герой Минданао, произведенный президентом Рузвельтом из капитанов в бригадные генералы, был послан президентом Вильсоном, чтобы найти и захватить Вилью. Отец знал Першинга еще по тем временам, когда они, оба капитаны, сражались с маврами, был о нем высокого мнения и восхищался его стремительным взлетом (а впереди Першинга ждали новые почести).

Сам отец служил миротворцем в наших домашних войнах: он все-таки остался у нас и принял на руки Вудро с полной санкцией применять к нему все стадии правосудия, не спрашивая никого из родителей. Мы с Брайаном облегченно вздохнули.

Поскольку мое шестое чадо воспитывал дед, я могла без помех любить в душе Вудро больше всех остальных, не рискуя проявлять этого наружно. (Мои дети все были разные, и я любила их по-разному, как и других людей, но очень старалась относиться к ним одинаково справедливо, не выделяя никого ни словом ни делом. Очень старалась.) Теперь, когда прошло уже больше века, я, кажется, поняла наконец, почему мой самый вредный сынок был моим любимцем.

Он больше всех детей напоминал мне отца – и в хорошем, и в плохом.

Отец, хоть и далеко не святой, был "негодяй в моем вкусе", а Вудро был вылитый дед, только на шестьдесят лет моложе – двое самых упрямых мужиков, которые мне когда-либо встречались.

Может быть, на чей-то беспристрастный взгляд мы трое были "тройняшками" – и разве имело при этом какое-то значение, что мы отец, дочь и внук, или что те двое – такие же истые мужчины, как я – истая женщина (а я так ощущаю каждую минуту свои железы и органы, что справляюсь с ними, только старательно изображая из себя "леди" по образцу миссис Гранди или королевы Виктории).

Правда, они были большие упрямцы. Кто, я? Тоже упрямая? Как вам это в голову пришло?

Отец лупил Вудро, когда надо (то есть часто) и занимался его образованием, как раньше моим. В четыре года он научил Вудро играть в шахматы, но учить его читать не пришлось – Вудро выучился сам, как и Нэнси. А посему я могла спокойно посвятить себя воспитанию остальных детей – цивилизованных и послушных, что не доставляло мне хлопот и не заставляло повышать голос (Вудро свободно мог сделать из меня визгливую мегеру, которых я всегда презирала).

"Усыновив" Вудро, отец помог мне еще в одном: теперь я могла отдавать больше времени своему милому, хорошему, пригожему мужу. Скоро, слишком скоро подошло время его второго отъезда в Платтбург, и я приготовилась к длительному сухому сезону. В прошлом году под рукой еще бывал Нельсон, но теперь "Брайан Смит и компания" переместилась в Галену – Нельсон управлял там новым рудником, в котором Брайан стал пайщиком. Обследование показало, что дело того стоит, но разработчик нуждался в дополнительном капитале.

Анита Болс вышла замуж и покинула нас; от конторы в Канзас-Сити остался только почтовый ящик, телефон перевели к нам домой, и я легко справлялась с канцелярской работой, а Брайан младший, которому уже исполнилось двенадцать, каждый день заезжал за почтой на велосипеде по дороге из школы.

Так что Нельсон, мой единственный вполне надежный "запасной муж", был далеко, а суровый пуританин-отец неусыпно следил за мной – и Морин обрекла себя на четыре, пять, а то и шесть месяцев монашеской жизни.

Отец часто коротал вечера в бильярдной, которую называл своим "шахматным клубом". Однажды, дождливым вечером в конце февраля он, к моему удивлению, привел домой незнакомца.

И тем заставил меня испытать величайший эмоциональный шок в моей жизни.

Протянув руку молодому человеку, я увидела перед собой своего отца, каким его помнила в детстве. Совпадал даже запах, четко ощущаемый мною, запах чистоплотного самца, выделяющего свежую секрецию.

Улыбаясь и поддерживая светский разговор, я сказала себе: "Не падай в обморок, Морин. Нельзя падать в обморок".

Ибо почувствовала в себе настоятельную готовность принять мужчину.

Именно этого. Похожего на моего отца тридцать лет назад. Я сдерживала дрожь, я говорила ровным голосом, я старалась обращаться с ним так же, как с любым желанным гостем, которого приводит в дом отец, муж или кто-то из детей.

Отец представил мне его как мистера Теодора Бронсона и сказал, что обещал мистеру Бронсону чашечку кофе – это дало мне предлог их покинуть. Я сказала:

– Ну конечно – в такой холодный дождливый вечер. Присядьте, пожалуйста, джентльмены, – и убежала на кухню.

Нарезая торт, раскладывая печенье, ставя на поднос чашки, сливки и сахар, переливая кофе из кухонного кофейника в серебряный гостевой, я успела прийти в себя, упрятать поглубже свой похотливый пыл – и надеялась, что аромат кофе заглушит исходящий от меня душок, да и женское платье тех времен служило хорошей броней. Надеялась я также, что отец не заметит того, в чем я была уверена: что мистер Бронсон испытывает ко мне то же, что я к нему.

Я вошла с этим подносом; мистер Бронсон вскочил мне помочь. Мы пили кофе с тортом и беседовали. Я зря беспокоилась насчет отца – у него было свое на уме. Он тоже заметил фамильное сходство и построил на этом теорию, что мистер Бронсон – побочный сын его брата Эдварда, погибшего в железнодорожной катастрофе вскоре после моего рождения. Отец велел нам с ним встать рядом и посмотреть в зеркало над камином.

Впрочем, эта отцовская теория была показной. Прошло много месяцев, прежде чем он признался мне: он подозревал, что мистер Бронсон вовсе не отпрыск моего беспутного дядюшки Эдди, а его собственный внебрачный сын и мой кровный брат.

В разговоре я вполне прилично, под носом у отца, дала понять мистеру Бронсону, что буду рада видеть его в воскресенье в церкви, что мой муж должен приехать па мой день рождения и мы тогда пригласим мистера Бронсона на обед – поскольку он, оказывается, родился в тот же день!

Вскоре он ушел. Я пожелала отцу спокойной ночи и поднялась в свою одинокую спальню.

Первым делом я приняла ванну. Я уже мылась перед ужином, но пришлось сделать это повторно – я вся истекала похотью. В ванне я мастурбировала, пока не перестали болеть груди. Вытерлась, надела рубашку и легла в постель.

Потом встала, заперла дверь, сняла рубашку, снова легла и снова стала мастурбировать, представляя себе мистера Бронсона, его запах, тембр его голоса.

И занималась этим, пока не уснула.

Глава 12

"СМЕРТЬ КАЙЗЕРУ!"

Не знаю, вернется ли еще Пиксель, после того как его последний визит чуть не кончился трагически.

Сегодня я проделала эксперимент. Сказала: "Телефон!", как это делал доктор Ридпат. И точно, передо мной возникла голограмма… с лицом надзирательницы.

– Вы зачем вызываете телефон?

– А что такого?

– Вам не положено.

– Кто сказал? Если это правда, почему меня не предупредили? Спорю на пятьдесят октетов, что вы правы, а я нет.

– А я что говорю?

– Докажите. Я не стану платить, пока не докажете.

Озадаченная голова исчезла. Посмотрим, что из этого выйдет.

* * *

Мистер Бронсон пришел в то воскресенье в церковь. После службы в толкучке у входа, где прихожане говорили пастору комплименты по поводу проповеди (доктор Дрейпер действительно произнес прекрасную проповедь, если не проявлять критиканства и отнестись к ней с чисто художественной точки зрения), у входа я сказала мистеру Бронсону "Доброе утро".

– Доброе утро, миссис Смит, мисс Нэнси. Прекрасная погода для марта, не правда ли?

Я согласилась и представила его остальному племени, которое было в наличии: Кэрол, Брайану младшему, Джорджу. Мэри, Вудро, Ричард оставались дома с дедом – не думаю, чтобы отец хоть раз вошел в церковь после отъезда из Фив, разве что по случаю свадьбы или похорон кого-то из близких. Мэри и Вудро ходили в воскресную школу, но я считала, что для церкви они еще малы.

Мы поболтали пару минут ни о чем, раскланялись и разошлись. Ни один из нас не подал виду, что эта встреча имеет для нас какое-то значение. Он сгорал от желания ко мне, я – к нему, мы оба об этом знали, но не выдавали себя.

День за днем продолжался наш роман – без слов, без прикосновений, даже без влюбленных взглядов, на глазах у отца. Отец говорил потом, что он кое-что подозревал – "чуял крысу", но мы с мистером Бронсоном вели себя до того безупречно, что придраться было не к чему. "В конце концов, дорогая, не могу же я осуждать мужчину за то, что он тебя хочет, лишь бы вел себя как следует – мы оба знаем, что ты за штучка – и тебя не могу упрекать за то, что ты это ты, что ж тут поделаешь – лишь бы ты вела себя как леди. По правде говоря, я гордился вами – такую благородную сдержанность вы проявляли. Это нелегко, я знаю".

Приходя играть в шахматы с отцом, а потом и с Вудро, мистер Бронсон мог видеть меня почти каждый день. Он вызвался быть помощником командира нашего церковного скаутского отряда, привез домой Брайана младшего и Джорджа после скаутского слета в пятницу вечером и договорился с Брайаном младшим, что завтра заедет за ним и поучит его водить машину. (У мистера Бронсона был шикарный "форд-ландолет", сверкающий и красивый.) В следующую субботу мы повезли пятерых старших на пикник – они были так же очарованы мистером Бронсоном, как и я. Кэрол потом созналась мне: