Притчи приемного покоя - Андрей Левонович Шляхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впоследствии, уже после женитьбы, прозвища изменились. Сыч стал Дятлом, Жаба – Змеей, а Мышка – Сукой. Впрочем, в первые месяцы семейная жизнь была практически безоблачной – Таня с упоением обустраивала семейное гнездышко (пятикомнатные хоромы в Подсосенском переулке), а Виталик усердно пытался сделать жену матерью, чтобы окончательно закрепить столь выгодный для него союз… Точнее – союз, казавшийся ему столь выгодным. «Дурень думкою богатеет», гласит народная мудрость. В думах Виталику рисовались чудные карьерные перспективы – тесть станет тащить его за собой, словно паровоз, а когда решит отойти от дел, передаст зятю мэрское кресло. От столь радужных ожиданий кружилась голова и захватывало дух.
Виталик ошибся только в одном – в объекте. Тесть занялся карьерой дочери, а не зятя. После окончания университета Татьяну взяли на работу в редакцию окружной газеты «Проспект Мира», спустя полгода она стала ведущим специалистом управления по работе с документами, а дальше дело пошло по принципу «все выше, выше и выше». В тридцать один год жена стала заместителем префекта по социальным вопросам, опередив в карьерном росте своего отца, которого выдвинули в заместители на пороге сорокалетия. Тесть к тому времени сидел в кресле руководителя строительного департамента мэрии и, судя по всему, эта должность была для него венцом карьеры. Тоже неплохо, не всем же мэрами быть…
С зятем тесть поступил по-свински – устроил после окончания универа преподавателем на кафедру теории литературы и на этом умыл руки. Да и «устроил-то только потому, что большому человеку неприлично иметь зятя-таксиста», как сказала Татьяна во время очередной ссоры. Виталик пребывал на положении принца-консорта, которого королева допускает только к своему телу, но не к государственным делам и финансам. А если уж вдуматься, то не консорт, а обслуга, этакая семейная палочка-выручалочка, волшебный зять, который и за строительством третьей по счету дачи приглядывает, и тещу по врачам возит, и снег вокруг гаража расчищает, и разных гостей встречает-провожает, и много чего еще по первому свистку делает…
Когда Виталик заикнулся о продаже своей квартиры, которая после смерти мамы пустовала, жена отвергла эту идею – может еще рожу, ребенку оставим. Какое там «рожу», если врачи по этому поводу только разводят руками! Ясное дело – просто не захотела прописывать мужа в свои хоромы, мало ли что. А теща-змея под это дело вспомнила о своей племяннице, приехавшей из Ульяновска покорять столицу, и попросила сдать ей квартиру «по-родственному». Пришлось согласиться, хотя вариант был тухлый. «По-родственному» означало, что эта прошмунда будет оплачивать коммунальные счета, не более того. Как минимум, полтинник в месяц потерял, если не больше.
Когда Виталик заикнулся о помощи в продвижении диссертации и возможном переходе на более перспективную кафедру, тесть отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Вот в прямом смысле отмахнулся – махнул пренебрежительно рукой и буркнул под нос, что у него нет таких рычагов. Кто бы поверил! А как же тогда понимать регулярные походы в баню с проректором по общим вопросам? Дочку-то небось сразу «окандидатил» и не по необходимости, а просто из соображений престижа – знай, мол, наших. А зять – он не наш, он так, сбоку припеку, х…й с бугра, вылез из ведра.
Пренебрежительное отношение проявлялось во всем – и в крупном, и в малом. Взять, хотя бы, подарки. Теще Виталик дарил дорогие духи или еще более дорогие безделушки для пополнения ее антикварной коллекции, которая напоминала ему Бородинское поле, где смешались в кучу кони, люди и все, что только возможно. Змея собирала все подряд, лишь бы было старинное и стоило дорого. Тестю, кроме парфюма, дарились безделушки другого рода – престижные, вроде авторучек или запонок. В ответ Виталик получал шарфы и галстуки, причем – невысокого разряда и всегда уныло-однотонные.
Долгое время Виталик надеялся на то, что со временем все сложится-устаканится и его наконец-то примут в семью в качестве полноправного члена. Надо немного потерпеть и не забывать улыбаться. «Терпеть и улыбаться» стало жизненным девизом, отчего на работе его считали приятным покладистым человеком, а дома – дураком. Пусть так, а ты терпи и улыбайся… Стоит только раз взбрыкнуть, как тебя сразу же вышвырнут вон и найдут себе нового мальчика на побегушках.
«Виталя, в жизненной лотерее тебе достался золотой билет, – радовалась мама, – теперь я могу умереть спокойно». Грех так говорить, но хорошо, что мама не дожила до нынешних дней, иначе умерла бы от переживаний за сына и смерть ее не была бы столь благостно-спокойной. Золотой билет? Как бы не так! Если бы в жизни была бы кнопка «рестарт», то Виталик вернулся бы назад, женился по любви на какой-нибудь милой девчушке – а, хотя бы, и на Лерке Канаевой – и был бы счастлив. Или, во всяком случае, не чувствовал бы себя униженным, обманувшимся в лучших своих чаяниях.
В какой-то момент пришло понимание того, что своим он в этой гнилой семейке никогда не станет. Тринадцать лет надежд пущены коту под хвост. В пассиве была гора несбывшихся надежд, а в активе – голый ноль. Ну не считать же достижениями должность кафедрального ассистента и кандидатскую диссертацию, защищенную… нет – вымученную, выстраданную с великими трудами. А тут еще драгоценная супруга вдруг начала пропадать в каких-то непонятных командировках, изменила прическу, стала вне работы одеваться по молодежному, и полностью отлучила Виталика от своего костлявого тела, которого ему не очень-то и хотелось, но положение обязывало оказывать внимание раз в неделю. И теща, в случайно подслушанном разговоре с подругой, рассуждала о том, что «Ташулечка заслужила свою капельку счастья». Какую-такую «капельку»? И чем она, интересно, ее заслужила? Тем, что годами топтала человека, который всячески старался ей угодить? Сука-сука-сука! Сучья рассучинистая сука! Русский язык велик, могуч и богат, но в нем не хватало слов для того, чтобы выразить накипевшее…
Рациональное решение вопроса сначала ужаснуло – нет, так нельзя! Но, по здравом размышлении, Виталик понял, что другого выхода у него нет. «À la guerre comme à la guerre», как говорят французы – на войне как на войне. Или ты их, или они тебя, первый вариант выглядел более предпочтительным. Примерно с месяц Виталик свыкался
