Сага о бескрылых (СИ) - Валин Юрий Павлович

— Вон оно что? — удивился Скат. — А я думаю, что ты с тем посошком возишься.

— Надо же чем-то руки занять, — улыбнулся Укс.

По правде говоря, наконечник и резьбовая насадка на древко обошлись дороговато. Но результат был неплох.

— Ишь ты, — восхитился Скат. — Прямо как у старинных крылатых.

— Э, нашел с чем сравнивать, — засмеялся десятник.

Лоуд тоже засмеялась и улыбнулась Скату еще нежнее — поняла, что у того последний денек в жизни и остался.

Свернули с дороги заблаговременно, спрятанная повозка и возчик остались дожидаться в колючих зарослях, шпионы двинулись по едва заметной тропке к берегу. Над обрывом дул довольно сильный ветер, в ушах пело-свистело.

— Вы обратно-то путь найдете? — крикнул Скат, в сомнениях озирая берег.

— Не сомневайся, — заверил Укс.

Лоуд подобрала юбку, сверкнула стройными ножками и ловко запрыгала по уступам вниз. Когда спешно раздевались среди береговых камней, десятник у нее спросил:

— Зачем опять шмонда? Обойтись не можешь?

— Тебе жалко? Пусть парень на мои ляжки передернет. Ему и радостей-то осталось…

Укс смолчал. Что у нее в голове? Не понимает, что такой шлюхой быть противно и противоестественно? Нет, Логос-созидатель с оборотнем вообще никогда не встречался. Животное она, и что-то с ней решать нужно. Но не сегодня.

Волна окатила холодом. Десятник стиснул зубы, нырнул. Оборотень уже плыла впереди: мордашка милая, улыбчивая, будто и правда довольна купанием.

Плыли долго, Укс устал, волна била справа, сбивала дыхание. Оборотень, ублёвка такая, оглядывалась, видимо, посмеяться желала, но лишь сказала, чтобы дротик отдал — легче будет. Укс кратко выругался, напарница больше не спрашивала, только в ту среднюю тетку превратилась. Так действительно легче стало.

Домов Сарапа десятник почти не видел — все силы ушли для того чтобы доплыть. Качалась впереди пристань и зелень деревьев, потемневшая под вновь начавшимся дождем. Наконец, придвинулся берег. Укс, думая, что сейчас вообще в последний раз нырнет, дотянулся, схватился за борт раскачивающейся лодочки. Рука дрожала.

— Хорошее местечко, — как ни в чем ни бывало, пояснила оборотень. — Здесь бы на мягком одеяле раскинуться, шелест волн слушать, на луну смотреть, аромат роз вдыхать, да яйца хозяину вылизывать.

Ругаться сил не было, Укс только глянул.

— Это я о местных говорю, — заверила даркша. — Сейчас отдохнем, отдышимся…

— Показывай…

Лоуд показала. С воды видно было плохо, но догадаться о планировке дома вполне можно. На «дворец» жилище Шлюмана все-таки не тянуло, но весьма просторно Пришлый устроился, это уж точно.

Под пристанью обсудили-уточнили план действий в последний раз.

— А если этот ющец, все-таки, сам дома? — сомневалась оборотень.

— Нет, он в Хиссисе. Кто ж такое зрелище пропустит?

— Не знаю. Он же сам участвовать не собирается. Вдруг поленился ехать?

— Сейчас глянем.

Укс проверил петлю на кинжале — не затянулась ли во время купания? Храмовая бляха на месте, рубаха ободранная, флотская. Лоуд тоже приняла облик молодцеватого полусотенника. Приступили к делу…

Со стороны моря в доме имелась единственная дверь, правда широкая, выходящая на ступеньки, окруженные колоннадой. С началами эстетики и композиции здешний Пришлый был явно знаком — вполне прилично для человека отстроили.

Часовых имелось только двое — на тех ступеньках и стояли. Укс двинулся вдоль стены — часовой повернул голову почти сразу, но глазам своим не поверил — не может человек бежать так бесшумно и быстро. Сейчас десятник позволил себе не быть человеком — на миг вернулся боред, пусть искалеченный, но когда-то умевший летать. Шагах в пяти, когда подбородок часового под ремнем красивого, явно скопированного с древних барельефов, шлема, шевельнулся, распахиваясь для крика, Укс метнул дротик. Расчет по силе был точен — наконечник пронзил горло, но не ударился о стену, тупясь и скрежеща. Воин машинально шагнул навстречу убийце, начал оседать, но упасть не успел — боред беззвучной тенью проскочил мимо, на ходу схватив свое оружие у самого четырехгранного наконечника… Второй часовой уже видел гостя, глаза расширились, начал поворачиваться и наклонять копье с сияющим листовидным наконечником… Укс почувствовал что древко дротика, насквозь продернутое через горло первого воина, освободилось. Легкое оружие совершило обманное движений — противник инстинктивно начал подставлять щит, но дротик-дуновение невесомо обогнул защиту, вонзился в подмышку часовому, точно найдя пройму панциря. Укс выдернул глубоко ужаливший наконечник… За спиной лязгнуло — первый часовой, наконец, упал на колени…

Тичон получился недурным, но тонкое древко становилось слишком скользким от крови. Укс обтер оружие о полу белоснежного хитона павшего часового. На ступеньки вспрыгнула оборотень:

— Восторг! Пополам мне провалиться, я и разглядеть почти нечего не успела! Хозяин, только соизволь мигнуть, вылижу от яиц до пяток и обратно до задницы. Жажду!

Укс не выдержал, усмехнулся:

— Не сейчас, многоликая.

Шпионы скользнули в дом: мраморный мозаичный пол, живые цветы в огромных вазах. Слуга в синем хитоне поднял голову от щетки и шайки с водой, но удивиться вторжению не успел. Дротик ударил в середину лба — человек с опозданием взмахнул щеткой, словно пытаясь отразить оружие, повалился на пол. Удариться древку о мрамор Укс не позволил, выдернул оружие — во лбу слуги осталось аккуратное отверстие. Не изменяет пока рука бескрылому бореду.

Укс уже был на лестнице. За спиной выругалась оборотень.

— Не отставай! — прошипел десятник.

— Так скользко! Нашли когда пол мыть…

На втором этаже дротик-тичон взял жизни двух служанок. Укс бил в сердце — вторая из женщин и увидеть свою смерть не успела. Десятник, прислушиваясь, вновь вытер липкие ладони о тончайший льняной хитон покойницы.

— Куда дальше?

Лоуд, разочарованно стоящая с чистым ножом, показала:

— Там, вроде, их покои.

Напарники проскочили мимо зала с огромными окнами, здесь было светло как под открытым небом, стояли обеденные ложа и столы, большая арфа. На стенах висели странные картины — Укс невольно глянул — чем же это нарисовано?

Дальше опять проходы-арки, комнаты…

— По той стороне, — взмахнула ножом оборотень. — Ага, слышишь?

Мелодию напевали тихо, но Укс узнал — один из гимнов матери Орифии. Фальшивый и тонкоголосый, жутко перевранный, но, бесспорно, он.

— Э, брось, хозяин, подзаглотство пустое, — похоже, Лоуд обеспокоилась.

Укс заставил свои челюсти разжаться:

— Идем.

Он толкнул дверь, из-за которой раздавалось кощунственное «пение»… Светлая комната, на скамье из белого лакированного дерева полулежала молодая женщина, за ее спиной стояла служанка, укладывала светлые волосы красавицы в сложную прическу. Светловолосая шмонда поперхнулась на полуслове, Укс оказался рядом, сдерживая силу, ткнул тупым концом древка в живот мерзкой певунье. Лоуд уже держала служанку.

Госпожа скорчилась, держась за живот. Оборотень, бодря служанку клинком у горла, спросила:

— Детишки где?

Побледневшая в тон хитону служанка кивнула на боковую дверь.

— Вот и хорошо, — Лоуд ударила прислугу ножом в печень.

Госпожа, так и не разогнувшись, глянула на легшую на пол служанку, захрипела, видимо, пытаясь звать на помощь.

— Помолчи, — кратко посоветовал Укс, беря светловолосую за волосы — длинные булавки пытались уколоть мозолистую ладонь, часть шелковистых локонов рассыпалась. Десятнику захотелось поиметь эту бессмысленную тварь. Прямо здесь, на этом белом коротком ложе. Раздолбить гнусное горло, навеки заставить забыть о чужих песнях. Не смей, тварь, ушедшее трогать! Нет, видит Логос-созидатель, сейчас не успеть.

— Пошли, — Укс легко поднял бабу, поволок в соседнюю комнату.

Лоуд грозила ножом двум мальчишкам лет двенадцати — оба пытались вжаться спинами в шелковую драпировку стены.