Маленькая для Шопена - Ульяна Соболева

И его оправдали…именно тогда всплыло то, что начальник детской колонии методично насиловал мальчиков. Заманивал к себе в кабинет и издевался над ними, а потом расплачивался всякими поблажками. Виктора тогда определили в психиатрическую лечебницу, скосили срок.

На одном из сеансов из психотерапии один из лучших врачей детской клиники, который занимался лечением посттравматического синдрома, сказал своему юному пациенту.

- Просто представь, что у тебя тоже есть мальчик, есть сын. И ты взрослый, любящий отец пытаешься защитить его от бед, от несчастий и уберечь от всего что произошло с тобой. Можешь представить?

- Нет.

- Попытайся.

- Я не стану представлять то, чего никогда не будет.

- Чего именно?

- Я не стану отцом. Я не хочу, чтоб у меня были дети.

- Почему?

- Потому что я не умею любить… а детей надо любить, доктор.

Глава 17

Какой же парализующий у него взгляд. Кажется, меня всю заковало в невидимые цепи, и я физически ощущаю тяжесть этих бледно-голубых ледяных глаз. Когда я ехала сюда, я знала, что он приехал. Чувствовала это каждой клеткой своего тела. И вместе с непреодолимой радостью от предстоящей встречи меня наполнял гнев и ослепляющая ярость. Я ехала в твердой решимости высказать ему все, что думаю… утопить в презрении и ненависти. И вдруг все это начало разбиваться в дребезги, едва я его увидела. Затрещала, как разбитый хрусталь, моя уверенность в собственных силах. И я едва уловимо чувствую, как в номере витает его запах, и мне до боли в ребрах хочется втянуть его полной грудью, шумно и страстно втянуть в себя и закрыть в наслаждении глаза. Оказывается, я невыносимо соскучилась по нему.

И то, как окинул меня всю взглядом, словно замечая каждую деталь, каждую мельчайшую молекулу в моей внешности, заставляя сжаться от неуверенности в себе и от понимания, что я-то не изменилась. Я по-прежнему то самое ничтожное существо, подобранное на улице.

Ничья его девочка. У. Соболева

Она снова уехала. Я обожала те времена, когда ее не было. После вечеринки, на которой убили Димку, я притихла. Ненадолго. Не потому, что испугалась. Скорее залегла на дно. Ужасало ли меня то, что сделал Шопен? Да, ужасало. В начале. Меня даже парализовало от панического страха. Я никогда не думала, что тот Шопен, который уничтожил всех в доме моего отчима, вернется и снова убьет у меня на глазах. Но он никуда и не исчезал, просто я за это время забыла, стерла из памяти, что он за чудовище и на что способен. Я расслабилась. Мне начало казаться, что передо мной обычный человек. Но черта с два Шопен хоть когда-нибудь был обычным. Иногда мне казалось, что это сам дьявол. Хромой, обожженный костром преисподней, вылизанный языками грешного пламени, сошел на землю из разверзшейся бездны Ада. Чтобы искушать, чтобы превращать меня в безвольное существо, сгораемое от порочного влечения и иссыхающее без взаимности. Страшней всего, когда тебя не замечают. Говорят, первая любовь нежная, свежая как утренняя роса. Хера с два! Моя была удушливой, бешеной, черной как торнадо, засасывающей как самая гнилая трясина, дикой как лесное чудовище, проснувшееся в своем логове от голода. Моя любовь была страшной. И она жаждала такой же страшной отдачи.

Меня привезли тогда в дом, в тот поздний вечер. Я слышала его разговор с Телкой. Их ссору. Первую ссору, которая заставила меня улыбаться, размазывая красную помаду по губам рисуя клоуна в отражении в зеркале.

- Зачем ты поехал за ней? Она подросток, все мы ходили на дискотеки, все мы выпивали, курили…

- Она не будет!

- Почему? Она же обычный подросток. Ей любопытно. Вспомни себя!

- Я помню себя! Именно поэтому она не будет шляться по барам, курить и бухать.

- Может быть у нее мальчик, Виктор!

Ненавижу, когда она называет его по имени. Потому что я никогда не смела. Потому что мне было нельзя.

- Был мальчик!

- Как был? В смысле? Что ты сделал? Ты…о Боже!

- Иди к себе в комнату. Я не хочу это обсуждать.

- Иногда мне кажется ты сходишь с ума!

- Тебе не кажется. Я всегда был таким. Ты захотела меня такого.

Ушла, хлопнув дверью, а он остался в гостиной. Выпил. Я слышала, как откупорил бутылку, как налил виски.

Потом, когда у меня было время осознать я поняла, что это был «подарок» для меня. Таким образом Шопен отнял мою «игрушку». Как бы жутко это ни звучало, но Дима был игрушкой, приманкой, провокацией. Мне было его жаль искренне и по-человечески, мне было стыдно, что я стала виной этого кошмара и молодого парня больше нет. Но это не изменило моих чувств к Шопену. Наоборот, к моей страсти теперь примешивалось нечто болезненное, запретное. Пугающе растущее цунами, торнадо, которое накрывало меня с головой и грозило похоронить под обломками чудовищной стихии.

Шопен вернулся откуда-то довольно поздно. Я прислушалась к шагам. Он пошел в кабинет. Решительно подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. После душа, раскрасневшаяся, с порозовевшей кожей, пахнущая лосьонами я не была похожа сама на себя. На мне легкий тонкий шелковый халатик, надетый на совершенно голое тело. Тело, на котором не было ни единого волоска. Я все вывела воском. От жуткого волнения меня то морозило, то бросало в жар. Мне было плевать на мои поступки, меня совершенно не волновала телка, меня мало заботила этическая сторона вопроса, меня вообще ничего не заботило кроме моего адского желания вкусить запретный плод. Вкусить его сегодня. С Шопеном. С единственным мужчиной, которого я до безумия хотела.

Распустила волосы, потянув за резинку на затылке, наблюдая как густые пшеничные волосы падают мне на плечи, опускаются покрывалом на спину. Они чистые и шелковистые, блестят и струятся волнами. Я любила свои волосы, я считала их одним из своих достоинств. Особенно вспоминая как мачеха им завидовала. Черный халат оттенял бледно-молочную кожу. Я не загорала. Мне нравилось быть белой. Как говорила Норма Джин (Мэрилин Монро слишком глупо для нее…она была умной, эрудированной, начитанной Нормой Джин) Я никогда не загораю — мне нравится быть сплошной блондинкой. Солнце старит быстрее, чем время (с)

Я посмотрела на себя еще какое-то время, потом покусала бледные губы и решительно вышла босиком в коридор. Едва слышно ступая, я прошла к