Лабиринты чувств - Татьяна Артемьевна Дубровина

«униформе», быстрой, деловой, летящей. Он видел ее совершенно нагой, легкой и зажигательно-горячей. Но он не знал эту ее грань: простую, домашнюю, девчачью…

Она была похожа на девочку-подростка, резко выросшую за зиму, которой стал маловат прошлогодний летний халатик. И теперь Юлька стеснялась себя, словно старалась спрятать округлую набухшую грудь и изящные узкие бедра. Она смотрела исподлобья, смущаясь и краснея, будто нежданный визитер застал ее врасплох за мытьем полов или чисткой картошки…

— Я… совсем забыла… — пролепетала Юлька. — Я спешила…

Квентин молча подхватил ее на руки и жарко прильнул к полуоткрытым губам…

Она казалась ему маленькой и такой хрупкой, что он корил себя за прошлую грубую страсть и старался быть нежным и бережным. Словно перед ним была неопытная девочка, которую нужно долго приучать к себе, ласкать, готовить, чтобы она сумела побороть свой страх и стеснительность…

Простые пластмассовые пуговки халата медленно расстегивались, постепенно открывая новые участки тела, которые Квентин тут же покрывал легкими частыми поцелуями…

Он не спешил, и Юлька с удивлением открывала для себя новое чувство — ей тоже хотелось оттянуть последний миг сближения, насладиться этой внезапной нежностью, медленно растаять под его ласками, которые впитывала каждая частичка ее тела, словно горячий хлеб — масло…

Как непонятна и смешна была теперь жадная поспешность лестничных объятий и лёгкость быстро расстегивающихся молний. Словно и не с ней все это происходило…

Квентин прильнул губами к ее груди, и его язык защекотал набухший, как вишня, сосок, и от этого по всему телу разливалась сладостная волна…

— Еще… — попросила Юлька.

Ей казалось, что вся она стала тонкой, звенящей струной. Чуть тронь — и польется волшебная, восхитительная мелодия…

Она выгибалась в его руках, наслаждаясь этой тихой, неторопливой лаской, похожей на чистый весенний ливень за окном. А внутри нее будто назревала грозовая туча, и все тело томилось в ожидании неминуемого громовою раската…

И вдруг словно молния блеснула. Перед глазами вспыхнула ослепительная вспышка, и Юлька стремительно понеслась навстречу ей, в одно мгновение пронзила тяжелые тучи и вынырнула в бесконечный, ровный, голубой свет.

Она вернулась на грешную землю, обнаружила себя в объятиях Квентина, с восторгом прижала его к себе…

— Любимый мой…

— Май дарлинг…

— Что это было? Небо?

— Лав…

Он коснулся ее, и она опять «улетела», легкая, словно освободившаяся от телесной оболочки…

Это было похоже на невиданные воздушные качели между небом и землей, то взмывающие ввысь, то стремительно падающие в оглушительную пустоту, так, что захватывало дух.

Они в детстве катались на таких «гигантских шагах», когда, держась за канат, взлетаешь над землей, чтобы на миг коснуться ее, оттолкнуться посильнее, и опять парить в воздухе, чувствуя себя птицей…

…Гроза медленно смещалась к востоку, сквозь лохмотья изодранных в клочья туч проглядывали чисто умытые звезды. И ливень прекратился как-то незаметно, словно устал от своего неистовства.

Юлька глубоко вздохнула и открыла изумленные глаза.

Голова слегка кружилась, как после двадцати кругов на карусели, а во всем теле была восторженная, звонкая легкость…

— Я вернулась? — спросила она Квентина.

Он улыбнулся в ответ:

— Ты все время была со мной.

— Неправда…

Юлька тихо засмеялась, устало потянулась губами к его губам. И тут только поняла, что они за это время даже не были близки. В этот небесный полет Квентин увлек ее одними ласками…

И его глаза были того же цвета, что и небо, в котором она парила в те чудные мгновения… Или она улетала в глубину его глаз?

— А теперь возьми меня, — попросила она.

И ему тоже хватило мгновения, чтобы унестись в волшебное пространство вместе с ней…

Почему отрезвление наступает так быстро? И проклятая подлая мысль опять свербит в мозгу: статья… Что ты скажешь утром маме Карле?

«Брысь, негодница! — яростно приказала этой мыслишке Юлька. — Я не желаю тебя думать!»

— Настоящая весна… — сказала она вслух. — Первая гроза… Скоро черемуха зацветет…

— Это что? — не понял Квентин.

— Такие деревья, или кусты… не знаю…

— Ты говоришь о них очень мечтательно. У них красивые цветы?

— Такие маленькие, беленькие… совсем невзрачные.

— Незврачные? — недоуменно переспросил Квентин.

— Они так пахнут… Обалдеть!

Юлька прильнула к нему и вздохнула.

Почему, когда кажется, что ты совершенно, абсолютно счастлив, всегда хочется еще чуть-чуть больше? Хотя бы веточку дурманящей черемухи…

А Квентин крепко обхватил ее ручищами, все eщe не желая отпускать от себя свою собственность. И как каждый собственник, весьма некстати вдруг принялся ревниво выпытывать, много ли мужчин до него доставляли Юльке такое же удовольствие…

— Только ты… — совершенно честно сказала она чистую правду.

Но ему хотелось знать больше, кому она принадлежала до него, словно это знание могло принести облегчение.

— А ты? — парировала Юлька.

— Я мужчина, — резонно ответил он.

— А я женщина, — нахмурилась Юлька.

— Сколько у тебя было мужчин? — допытывался он.

Наверное, надо было ответить: один. Но Юльку такой допрос вдруг возмутил до глубины души. Разве это сейчас имеет значение?

— Я не считала, — выпалила она.

— Как это?

— А вот так! Потому что любовь — это не бухгалтерский отчет! Ты читал Кампоамора?

Что такое любовь? Вот ответ без прикрас:

Это целая жизнь, умещенная в час.

— Нельзя каждый час кого-то любить! — процедил Квентин.

— А кто сказал, что каждый час разных?

— Ты.

В Юльке проснулся азарт заядлой спорщицы. Она высвободилась из-под его руки и пристально посмотрела ему в лицо.

— Интересно, а кто определил, сколько можно?

— У людей есть моральные нормы…

— Резонер! — возмущенно оборвала она Квентина. — У тебя наверняка была куча баб, а ты мне здесь декламируешь моральный кодекс строителя коммунизма! Почему это о мужиках, которые каждую юбку задрать готовы, игриво говорят: Дон Жуан… А о женщине обязательно: шлюха?!

— Ты любила всех твоих партнеров? — перебил ее Квентин.

Он тоже вскочил, сел на постели, сверля Юльку глазами.

— Я ненавижу слово: партнер! Мы не в теннис играем!

— Ладно. Ты любила тех, с кем спала?

— Я ложусь в постель с тем, кто меня понимает! Для этого нужно духовное родство…

Квентин саркастически расхохотался.

— Ложь! Я не понимаю тебя. Твоя душа — потемки. Тебе приходится переводить мне вашу так называемую «игру слов»… А ты здесь! — Он хлопнул ладонью по постели.

— Ты ревнуешь меня к прошлому?

— Нонсенс! Но, чтобы иметь отношения, нужно все знать. Так принято.

— Где? Кем?

— В нормальном цивилизованном мире.

— А мы, по-твоему, ненормальные дикари?

— Не утрируй. Я задал обычный вопрос. Я имею право знать кое-что о женщине…

— Которую трахаешь?

— Не понял…

— Не важно. Я поняла.

— Которую