Маршрут - 21 (СИ) - Молотова Ульяна

Дверь открылась после немощного пинка.

— Помочь? — прикасаться Тоня боялась, но чувство долга перед сестрой было сильнее.

— Сама дотащу. Лучше найди две доски для креста и подходи к тому месту на кладбище.

— Угу.

От дачных участков прямо-таки несли гнилью, какая бывает в яме для перегноя. Странно, что ни один в ту злосчастную грозу не загорелся. Пришлось порядочно прогуляться в поисках чего-то отдалённо напоминающего деревянный забор, но Тоня теперь не боялась.

Вот один из уцелевших домиков с садом. Маленький, пять на четыре метров. ДСП шкаф для одежды, столик. Жёлтый диван, старенький ковёр, а на стенах фотографии двух детей и их, судя по всему, бабушки с дедушкой. На этой же стене были и детские рисунки. На первом изображён был сильный мужчина артиллерист со снарядом в руках, а на втором девушка пилот. Позади, судя по очертаниям, был старый истребитель Як-7. Тоня, следуя примеру Оли, не стала копошиться в личных фотографиях, документах и вообще брать что-то без надобности. Вот только в коробке для инструментов были гвозди на пятьдесят, а молоток у девчонок уже где-то в вещах валялся.

Садовый участок. Пара могил. Пара крестов. Пара табличек.

12.03.1970 — 27.11.1979. Ковалёв Владислав Даниилович.

Совсем маленьким был. И из-за чего? Тоже от болезни?

07.04.1971 — 23.01.1980. Ковалёва София Данииловна.

И сестричка его тут. Ещё младше.

В желании отвлечься Тоня, потерев нос, обратила внимание на искомый деревянный забор и ухватилась за доски.

— Иди. Сюда! Дурацкая. Доска! — приложив недюжинные усилия и утопившись ботинками в грязь, Тоня вырвала одну доску из забора и отдышалась.

— И. Ты! Иди. Сюда! — вновь она упыхалась, но вырвала вторую.

Стальное лезвие лопаты упёрлось в землю, Оля с силой топнула по тулейке (крепление черенка). И так уже сотню с лишним раз. Она была спокойна сейчас, занимаясь любимой монотонной работой, закопавшись уже на полтора метра. В траве лежал кот, греясь под солнышком, недалеко был и завёрнутый в ткань труп. Тоня аккуратно положила две доски и подошла к сестре.

— Шея в порядке?

— Да, главное головой сильно не вертеть.

Оля стёрла пот со лба, выкарабкалась с помощью Тони и уселась на могильную скамеечку. Девочки стояли в тени размашистых и невысоких светло-голубых ёлочек, которые затесались между берёзами.

— Я, кстати, всё принесла.

— Подпили, как клин, пожалуйста, а то я устала. Ещё нужно будет на колонке воды набрать.

— А она рабочая?

— Должна быть, — Оля схватила бутылку и сделала большой глоток, — Вода заканчивается.

— А ты не будешь… — Тоня мельком посмотрела в сторону, где был дом женщины.

— Чего?

— Да, ничего. Пойду отпилю.

— Не знаю, что там о загробной жизни, но её я обязана похоронить. А тот, — Оля выдохнула.

— Извини.

— Всё хорошо. Перегрелась просто.

Ножовкой по металлу пилить деревянный забор не самое приятное удовольствие, к счастью, сама доска была старая, так что Тоня быстро управилась. На глаз она набросала, как подпилить большую в форме клина, чтобы вбить в землю, благо вдоль волокон работать легче. Оставалось лишь прибить две друг к другу. Удар за ударом и два ржавых гвоздя были забиты так, что кончики их показались на оборотной стороне длинной доски. В конце концов, для первого, и Тоня надеялась последнего, креста — сойдёт.

Оля с неохотой перевела взгляд на простыню. В приседе схватила тело и подтащила к месту будущего захоронения.

— Может тебе всё-таки помочь?

— Не надо, — Оля говорила уверенно.

Безжизненное тело повалилось в могилу на сырую землю. Оля снова схватила лопату и принялась закапывать.

— Тоня.

— Да?

— Ты хочешь и того похоронить?

— Не знаю. Тебе решать.

— Мне? Всё мне решать. И как бы сейчас Миша поступил?..

— Он же солдат, не думаю, что он бы стал волноваться о каком-то бандите.

— Наверное. Знаешь, у него такое мерзкое лицо было, въедающиеся в память. Что-то про коммунистов орал, но что ему женщина сделала? А мы?

Тоня присела на заросший бордюр.

— Он же вором был, его не смогли перевоспитать, он мстить пошёл и опять сел. Нашёл сам себе врага и всё.

Оля закидывала тело землёй. Жирная, хорошая. Не рассыпалась. Тяжёлыми комьями летела в могилу, билась об окровавленную ткань.

— Не смогли перевоспитать… Так если человек не хочет перевоспитываться, его разве заставишь? И красные тут при чём? Ничего не понимаю и тебе вот голову пудрю, дура такая.

— Не обзывай себя, ты не виновата.

— Где крест вбивают, знаешь?

— Нет… А что?

— Значит, тут вобьём.

— Почему вообще крест? Зачем его ставить?

— Традиция церковная.

— Думаешь, она верующей была?

— Какая разница? Всё уже. Всё. Простое напоминание о месте захоронения.

Тоня угукнула в ответ и схватилась за увесистый крест. Девочки принялись вбивать его. Земля была достаточно мягкой, потому скорее вдавливать, нежели вбивать.

— Что дальше?

Оля вздохнула. Не хотела рыть ещё одну могилу, да ещё и для такого человека. Была уверена, что Миша так точно бы не сделал, а он определённо имел опыт в таких вещах.

— Я неподалёку речку видела. Хочешь?

— Да! Тогда я одежду захвачу, ты во что переоденешься?

— Что угодно хватай и мыло, попробую выстирать.

И правда, посреди дачного кооператива протекала речка. Ручеёк скорее. Глубокий, но не глубже метра. Не заросший, широкий, через него тут и там были перекинуты деревянные мостики. Тут один целый, там чуть подгнивший, а этот и вообще обвалился, кто знает когда. Оля в одном нижнем белье залезла в воду, только шею не окунала. Ступни сунула поглубже в рыхлый песок, а сама уселась на плоский камень. Теперь прохлада укутала всё тело. Сидишь вот так и все грязные, чёрствые, грубые мысли уходят вместе с потоком и листьями деревьев. Тоня тоже залезла, но по лодыжки, больно холодная вода была для неё. Она удивлённо взглянула на улыбающуюся Олю.

— Ты не простудишься так?

— Нет. Дай-ка мыло.

Оля схватила рубашку и штаны, начав полоскать их прямо в реке. От одного раза природа не сильно потеряет, да и мыло натуральное, чистое и 72-х процентное. Однако даже оно не способно было очистить вещи. Рубашка навсегда осталась светло-розового оттенка, а едкий травяной сок сделал штаны ещё более зелёными, правда другого оттенка. Оля вдруг обрызгала Тоню!

— И-и-и! Холодно же!

— А значит, меня можно было, да? Ха-ха, — Оля высунула язык, — Бе-бе-бе!

— Вот ты какая? Получай! — Тоня с силой шлёпнула по воде своей лёгонькой ножкой да так, что брызги окатили и её, и Олю с ног до головы.

— Хей! На мне бинты, нельзя на меня брызгать! — Оля резвым движением руки направила в сторону Тони стену воды, будто заклинанием.

— Хватит! Говорю же! Холодно!

— И! Ничего! Не! Холодно! — на каждую паузу она отмахивала от груди очередной сверкающий в свете утреннего солнца веер.

Тоня уже и забыла про холодную воду, зайдя в неё по пупок, утопая пальцами в речном дне.

— Я тебе покажу!

— Боюсь! Съешь небось, вон, смотри какое пузо!

— И никакое это не пузо! Нормальный живот…

— Ой, ладно тебе, шучу же, — Оля потянула сестру за руку, и та повалилась грудью прямо в ручей, — Бодрит?

— А-а-а! С ума сошла?! Если утону?

— Где утонешь? Тут и Кишка не утонет, во, смотри! Сидит на берегу и лакает.

— Ой всё, пойдём!

— Ладно уж, пошли.

***

Вся одежда на суше намокла. Оля и Тоня уселись на бережок, пытаясь отдышаться. Обе теперь чистые и счастливые. На дуле танка гордо развевались трусы, майки, штаны, рубашки и кое-что ещё, где благополучно сохли, а сами девчонки пошли набирать воды из старой колонки, что была покрыта синей облупившейся краской.

Закончив со всеми делами, забрав некоторые хозтовары и посетив в последний раз могилу, девочки вернулись к танку. Оля тихонько уселась, только голова ещё немного гудела из-за раны.

— Теперь можно в город ехать.