Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

Без 10, без 5… Он появился без 2-х минут шесть. А в 5 минут седьмого А. Н. Поскребышев вышел и сказал: “Вас ждут”.

Они построились по старшинству – Фадеев, Горбатов, Симонов и вошли. За столом сидели Сталин, Молотов и Жданов. Сталин встал навстречу, с трубкой в руке, поздоровался с каждым и жестом пригласил садиться. Поздоровались и остальные. Молотов сразу сказал:

– Мы получили ваше письмо. Прочли. Ваши предложения правильны. Надо будет составить комиссию для выработки практических мер и утвердить их. Вот вы и будете нашей комиссией.

Это посетителей сразу ошарашило. Уж очень все неожиданно. Первым опомнился Фадеев.

– Мы думали – будет комиссия ЦК.

Сталин улыбнулся и ответил:

– Вот вы и будете комиссией ЦК, нашей комиссией.

– Мы бы хотели, – сказал Фадеев, – чтобы туда вошли государственные деятели, – и посмотрел на Жданова.

Жданов сказал:

– Я согласен им помочь и могу войти в комиссию.

– Хорошо, – сказал Сталин. ‹…›

– Тогда у меня к вам есть вопрос, – сказал Сталин. – Над чем сейчас работают писатели?

‹…› Сталин внимательно слушал, потом сказал:

– Все это хорошо. И, все же, нет главного. А главная задача писателей, генеральная задача – это борьба с низкопоклонством перед заграницей.

И в течение получаса т. Сталин развивал эту мысль (между прочим, впервые он ее высказал на приеме папанинцев в 1938 г.)[323]. Он обрисовал исторические корни. Петр I, несмотря на то, что был выдающимся деятелем и многое сделал для России, но не доверял способностям русских. Он наводнил Россию немцами, отсюда пошло низкопоклонство перед немцами. Следующая волна – это начало 19 века. Русские разбили наголову Наполеона, который считался непобедимым, завоевал всю Европу, завоевать хотел весь мир. А, все-таки, пошло низкопоклонство перед французами.

Сейчас мы разбили немцев, спасли всю цивилизацию Европы, справились с противником, перед которым трепетал весь мир. В этой войне советский человек показал, что он на три головы выше других. А, между тем, наблюдается низкопоклонство перед англосаксами. У военных этого уже нет, а среди интеллигенции – сильно развито это чувство. Вот Клюева. Сделала великое изобретение. А из-за низкопоклонства сама отдала в руки американцев, и они его присвоили. Вот вам и тема для литературы, острая, очень нужная.

– Какая тема для пьесы! – воскликнул Симонов. (Борис говорит, что он и подумать не успел, как Симонов поставил заявочный столб). ‹…›

Беседа продолжалась в очень дружелюбном духе, очень непринужденно и просто. ‹…›

Фадеев сказал, что в Союзе есть еврейская секция. Есть отделения в Киеве, Минске. А журнала нет, был до войны, а сейчас нет. И сейчас еврейским писателям негде печататься.

– А почему не пишут на русском языке? – задал вопрос Сталин.

Фадеев ответил, что большинство еврейских писателей пишут на русском. Но есть старики писатели – Перец Маркиш, Фефер – которые пишут на еврейском.

– Это правильно, – сказал Сталин. – Им надо печататься. Но для журнала не хватит вещей. А надо выпускать альманах – пусть там печатают свои произведения. (Борис говорит, что еврейские писатели после этого известия прямо ликуют.)

На этом беседа закончилась. Продолжалась она 1 час 10 минут»[324].

О том, какие надежды были связаны с обсуждением «Закрытого письма», говорил в отсутствие Жданова секретарь ЦК А. А. Кузнецов на заседании Оргбюро ЦК 15 октября 1947 г. Подводя итог заседания, он с откровенностью коснулся важных вопросов, поставленных Сталиным перед страной:

«Если не положить предел низкопоклонству, раболепию перед буржуазной культурой Запада, то к чему все это может привести? Я считаю, что, во-первых, это приведет к тому, что мы с вами не выполним указания, данного товарищем Сталиным в его речи на собрании избирателей, когда он говорил о том, что мы обязаны не только догнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей Родины. Как же мы выполним это указание, которое проходит через наш пятилетний план, если наша интеллигенция будет раболепствовать перед заграницей, если мы будем в открытиях в области науки, техники терять свой приоритет. Безусловно, эту генеральную линию, это указание товарища Сталина мы не выполним при этом. Это должны понять наши хозяйственные руководители, руководители партийных организаций министерств и ведомств.

В письме Центрального Комитета сказано, что это может привести к ослаблению нашего государства и идейно-политическому разложению наименее устойчивых советских граждан. Поэтому и поставлена перед нашей партией задача – развернуть широко и глубоко работу по воспитанию нашей интеллигенции в духе патриотизма с тем, чтобы эта работа проводилась не от случая к случаю, а чтобы она была повседневной, чтобы она была видна на конкретных примерах, на конкретных фактах и т. д. Ведь товарищ Сталин дал указание о том, что мы обязаны сейчас во всей нашей стране – в партийной, в нашей административной, хозяйственной работе, в политической, культурно-просветительской и т. д. развернуть широкую кампанию поднятия патриотизма среди нашего народа. ‹…›

Все считают Суд чести наказанием. Таких криминальных дел, как дело Клюевой и Роскина, быстро мы находить не можем, да и наша задача сводится к тому, чтобы не было этих дел, а чтобы не было этих дел, нужно проводить заседания Суда. Вот как надо делать. Чтобы наши ученые не посылали свои труды за границу, прежде не опубликовав их в нашей стране, мы судим таких людей для того, чтобы предупредить всех остальных. Если мы хотим сохранить секретность, а мы обязаны сохранить секретность в наших учреждениях и министерствах, ударить по болтливости, мы обязаны болтливых людей судить в Судах чести, – пусть остальные учатся»[325].

О масштабах обсуждения «Закрытого письма», проведенного по дополнительному указанию ЦК, говорится в докладной записке Управления по проверке партийных органов ЦК ВКП(б), направленной 9 декабря 1947 г. секретарям ЦК А. А. Жданову и А. А. Кузнецову:

«Обсуждение закрытого письма проведено на собраниях партийных организаций министерств и центральных ведомств Союза ССР и РСФСР, академий, научно-исследовательских учреждений, высших учебных заведений, областных партийных школ и редакций областных, краевых и республиканских газет. Кроме этого, письмо обсуждалось на областных, краевых и республиканских собраниях комсомольского актива и на собраниях партийного актива Вооруженных Сил СССР, войск МВД, МГБ и Министерства путей сообщения по гарнизонам»[326].

Кроме обсуждения этого письма, посвященного самому громкому суду чести, непосредственно сами суды чести прошли в более чем 80 министерствах и ведомствах, в том числе и в ЦК ВКП(б)[327]. Впрочем, они уже не готовились в Кремле и не имели такого серьезного резонанса. К 1949 г. суды чести прекратились вовсе,