Порочный 3 (ЛП) - Смит Брайан

Первоначально она собиралась только прижечь раны горелкой. Однако, когда воспоминания вчерашних унижений вновь разбередили ее душу, ее гнев требовал выхода. Ей хотелось хоть на ком-то выместить свою злость.

Ливия улыбнулась, глядя на плачущую и дрожащую женщину.

- Спасибо, что навестила меня сегодня. Мне это было очень нужно.

Она разрезала скальпелем рубашку женщины, затем сняла обрывки и выбросила в мусорную корзину. Женщина мотала головой и хрипела, бормоча едва связные мольбы о пощаде. Ливия не обращала на них внимания и снова подняла горелку, на этот раз направив пламя к соску.

Женщина закричала еще громче, чем прежде. В ту же секунду Ливия ткнула пламенем в открытый рот женщины. Женщина зарычала, захлопнув рот и откинула голову, выражение широко раскрытых глаз и ужаса, исказившего черты ее лица, пролили бальзам на душу Ливию. Ей стало весело, и все мысли об уязвленной гордости временно отошли на второй план.

Она переключила свое внимание на другую грудь женщины, направив пламя на еще не тронутый сосок и поджаривая плоть, пока сосок не уменьшился до почерневшего узелочка. Потом перевела пламя на живот женщины, прочерчивая огненную линию до самой талии. Она уже хотелa перейти к влагалищу, но ее прервали на самом интересном месте.

Двери лазарета с шумом распахнулись. Ливия потушила горелку и обернулась, поморщившись, увидев, что в лазарет вошла доктор Воронова. Женщина вошла в своем обычном белом лабораторном халате, поверх платья темного цвета. В одной руке у нее был пончик, завернутый в салфетку, в другой - бумажный стаканчик кофе с пластмассовой крышкой, купленный в буфете для персонала. Она откусила от пончика и отпила глоток кофе.

Увидев Ливию, доктор улыбнулась.

- Вот ты где, собака. Я искала тебя все утро.

Ливия нахмурилась.

- Не называй меня так.

На лице доктора появилось насмешливое выражение. Она подошла ближе и взглянула на тихо стонущую пациентку.

- Похоже, ты очень расстроена, собака. С чего бы это?

Она рассмеялась, наклонившись над кроватью и рассматривая свежие шрамы на теле женщины.

Ливия крепче сжала горелку.

- Не говори со мной в таком тоне.

Доктор Воронова откусила еще кусочек пончика и посмотрела на свою медсестру. Все еще улыбалась, она проговорила вызывающим тоном:

- Я буду разговаривать с тобой, как мне заблагорассудится, сука. И я бы посоветовала тебе следить за своим языком. Мне не нравится твой тон. Моей подруге, начальнице тюрьмы, наверное, не понравится, что у тебя проблемы с субординацией.

- И ты, и твоя подружка можете отвалить.

Улыбка доктора померкла.

- Ты меня удивляешь, Ливия. Я думала, что вчера вечером ты наконец-то усвоила давно назревший урок, который показал тебе твое место здесь.

- В каком смысле?

Доктор ухмыльнулась.

- В том смысле, что ты мне не ровня, глупая, тупая маленькая сучка, - oна засмеялась. - О, вот опять. Этот обиженный взгляд. Мне нравилось видеть его вчера вечером, a сегодня утром он меня просто бесит. Слишком долго ты считала, что мы с тобой на одной нише, но теперь ты знаешь, что это не так. Я здесь важная персона, ценный кадр, ты – просто мусор, который можно заменить в любой момент. То, что ты здесь делаешь, может делать еще гребаная тысяча человек, ты не незаменима.

Ливия была ошеломлена той злостью, которая проскальзывала в голосе Вороновой, и с каждым словом эта злость становилась все более выраженной. За все те месяцы, что они были любовницами, она никогда не подозревала, каковы на самом деле чувства доктора к ней. Либо она хорошо их скрывала, либо это презрение к ней возникло лишь недавно. Ливия поставила на первое, потому что по ее горячим словам было похоже, что это давно в ней созревало.

Доктор подняла брови в вопросительном жесте.

- Лишилась дара речи перед лицом суровой, блядь, правды. Tы действительно жалкая.

Ливия перегнулась через кровать и свободной рукой схватила доктора за рубашку, потянув ее на себя. Затем она прижала сопло горелки к лицу женщины и зажгла пламя. Доктор выронила свой кофе и пончик, крича и извиваясь в цепкой хватке Ливии. Крышка бумажного стаканчика откинулась, ударившись о живот пациентки, и горячий кофе выплеснулся на недавно обожженную плоть. Шонда вновь завопила. Ливия была к экстазе от хора агонизирующих криков, ей хотелось, чтобы эта музыка для ее ушей никогда не прекращалась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пламя прожгло дыру прямо в щеке доктора и ошпарило плоть внутри ее рта. Она пошатнулась назад, когда Ливия отпустила ее, и врезавшись в кровать позади себя, упала на пол. Ливия перебралась на другую сторону кровати, приближаясь к Вороновой, которая делала слабые попытки подняться на ноги.

Ливия ударила доктора основанием горелки по голове, снова сбив ее с ног. Та сделала новую попытку подняться, но Ливия прижала ее к полу и несколько раз ударила горелкой по голове. Воронова слабо сопротивлялась, пытаясь вцепиться Ливии в лицо ногтями, но все ее попытки были пресечены медсестрой. После очередного удара по голове ее руки безвольно упали, и она впала в полубессознательное состояние.

Ливия перевела дыхание и вгляделась в изуродованное лицо бывшей любовницы. Все последствия того, что она сделала, медсестра осознала только сейчас. Она напала не на какого-то заключенного, и не на простого служащего. Воронова была приближенной начальницы тюрьмы, ее любовницей. Скрыть то, что она сделала, будет нелегко. Даже невозможно.

В панике Ливия поднялась на ноги и отступила от бессознательного тела Вороновой. Та сидела, прислонившись спиной к стене, из многочисленных ран на ее голове сочилась кровь. Горелка былa не настолько тяжелой, чтобы ею можно было нанести существенные раны, но и те, что удалось нанести с ее помощью, должны быть довольно болезненные. Ливия понимала, что скрыть избиение не удастся, а значит, нужно было сделать так, чтобы об этом никто не узнал. А это возможно было осуществить, если только убрать саму пострадавшую и свидетелей. Медсестра решила, что правдоподобную легенду исчезновения доктора Вороновой она придумает потом. Для начала ей нужно прикончить эту сучку.

Ливия вышла из лазарета, оглядываясь по сторонам. Вокруг никого не было. Заметив большой, переполненный мусорный бак, стоящий у стены напротив шкафа для инвентаря, она сняла крышку с бака и засунула горелку глубоко в мусор.

Захлопнув крышку бака, она поспешила обратно в лазарет и со вздохом облегчения заметила, что доктор Воронова все еще на месте, сидит не двигаясь. Она была в полубессознательном состоянии и слабо стонала. Это было хорошо, медсестра подумала, что убить Воронову, не смотря на то, как та над ней издевалась, будь та в сознании, ей было бы тяжело.

Ливия взяла с тележки скальпель, схватила докторшу за воротник лабораторного халата и вытащила на открытое пространство между рядами почти пустых кроватей. Перевернув женщину на живот, она уперлась коленом ей в поясницу, наклонилась, и одним взмахом перерезала ей горло скальпелем. Из раны хлынул поток крови, быстро образовав большую лужу вокруг головы жертвы. Ливия поднялась на ноги и отступила назад, прежде чем быстро разливающаяся лужа намочила ее туфли.

Воронова была мертва.

Ливию охватило первобытное чувство превосходства над поверженным врагом. На смену этому чувству пришло другое, более тревожное. Бормоча про себя и расхаживая взад-вперед по лазарету и пыталась придумать, что делать дальше. Убийство она совершила в ярости, поддавшись мимолетному порыву, позволяя ненависти руководить своими действиями.

Теперь пришло переосмысление многим поступкам. Не убийству. Оно было уже совершено, и она ничего не могла с этим поделать, да и не хотела – эта дрянь заслужила все, что она с ней сделала. Вместо этого она размышляла о том, как избавиться от улик.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В голову ничего не приходило. Ей никогда раньше не приходилось спешно скрывать следы преступления. С пациентами все было по-другому. Она могла пытать и убивать их сколько угодно, и никогда не было бы никаких последствий ее действиям. В конце концов, это была ее работа здесь. Убийство доктора – это совсем другое. Ей нужно было придумать такую историю, чтобы никто не мог усомниться в ее правдивости, потому что последствия были слишком серьезными. Я не хочу умирать, - подумала она. - Не сейчас. Никогда.