Искра Зла - Андрей Дай

- С тех пор и сидите в стенах?

- Ага. Сидим. Этот-то проспался, виниться стал. Думали уж - пинком в зад, да пусть себе идет. А у ворот толпа сбираться стала. Грозили, камнями кидали. Стрелы пуляли. Требовали Бубрашу свободу вернуть. Тот и вообще испугался. Пьянствовал месяцами, чего пьяным творил - то в памяти стерлось. Пошел бы пред немцами прощенья просить, да ушла лодья от дурней местных с их свободой...

- Нам старейшины речь вели, мол, как ваш боец Бубраша победит, так охочим людям, что в войско мое пойти захотят, преград не будет...

- Да брешут, собаки, - хихикнул княжич. - Они не ведают что в соседнем переулке творится... Как воины мои порядок держать перестали, тут такое непотребство началось... Словно дикие псы с цепи сорвались со свободой своей. Ладно бы еще сказать могли - что за зверь такой, эта самая свобода!? Их и прежде с ножом у горла не принуждали, в кандалы не ковали...

- Слышали, вы ночью выходить станете?

- Ага. К отцу в Камень пойдем. Там ждать будем, пока разум к этим людям вернется. Или пока ворог какой-нибудь к стенам прибудет. Знатное лекарство от... демоны! Забываю все, как они свою свободу зовут-величают...

- Они этому имя дали? - удивился принц.

- Ага, - засмеялся Паркай. - Трекакратря... Не... Дремакратря... Тфу. Макратря какая-то! Бают, царство света строить примутся. Воевод да управителей выбирать начнут, и войско для защиты да порядка из добровольных людишек наберут. Все, мол, равны сразу станут. Купцы да мастера, знамо дело, слегка ровнее остальных. И злыдни иноземные им не указ. А дружина каменьская, мы то есть - суть завоеватели...

- Всеблагой Басра, - Парель, вынырнув откуда-то из самой кучи обступивших Велизария воинов, краем уха уцепил хвостик разговора. - Батюшку свово просить войско станешь? Ворота да реку перекрыть, так народец туземный с голоду волком выть начнет. А там и на брюхе приползет прощения просить.

- Тебя, жрец, советники не кусали? Сказывают, коли упырь человека куснет, тот сам в упыря оборачивается. А тебе вона как головенку набекрень свернуло... Это ж орейского роду-племени люди. Нешто я стану голодом родичей своих морить?! В меня зеркала плевать станут...

- А то пошли с нами, княжич, - вдруг воскликнул я. Очень уж мне понравились мудрые слова молодого воина.

- А то и пойду, - кивнул тот. - Коли батя против не скажет, так и пойду. Камню, поди, две сотни ртов кормить не с руки. Да и я бы на доброе дело время отвел.

Княжич прищурился.

- Как вести с Ростока пришли про войско ваше охочее, я людей на гору к Следу отправлял. Искра тускло у нас горит. Светлым днем и не скажешь, что вообще что-то есть. Только в ночи и светится. Не божьей души эхо, как при Спящих было, а демоново отродье в земле твоей, Ратомир, завелось. Благое дело вы затеяли. Дорогой приречной идти до Камня дней двадцать пять, коней не гоня. Будет еще время... Сейчас отдыхайте. Ешьте. Пейте. Со звездами выступать станем. Горожане от лихих людей двери со ставнями запрут и носа до утра не высунут. С отроками дважды ходил, смотрел. Если не шибко шуметь, так и мы уйдем.

- А Бубраша с собой поведешь?

- Да на кой он мне? - искренне удивился княжич. - Я и сейчас его не держу. Захотел - давно бы ушел. Сгубили молодца медные трубы. Нет, значит, в человеке стержня стального. Слуга ваш и то крепче духом.

Я пожал плечами. Велизарий из совершенно понятного простоватого парня вдруг становился огромной громкоголосой загадкой. И почему-то это меня совсем не радовало.

Пить не хотелось. Куска жареного мяса оказалось достаточно, чтоб наесться. Оставив двух воевод за беседой, которая плавно перетекла на обсуждение воинских приемов, припасов и оружия, поднялся на стену - сменить Инчуту.

Слугу на радостях напоили так, что вечером пришлось его самого отливать водой из колодца. Бубраш тут же предложил свою помощь, которая была с благодарностью принята. Так что с первыми звездами, когда ворота Речного Ореха распахнулись, отрок сидел в седле грустный и мокрый. А туземный боец, придерживая створку, сиял, как медное зеркальце.

Княжич оказался прав. Улицы были почти пустынны. А крадущиеся вдоль подворотен тени нас мало волновали. Воевода покидающего город войска активно крутил головой, высматривая невесть какую опасность. Видимо, ему было горько и обидно уходить вот так, словно воры в ночи, из Велиграда, который клялся беречь, стеречь и охранять. Словно и не было никакого дела обезумевшим горожанам, до столько лет служившей им дружине...

- Жестокая штука, эта их Макратря, - пробурчал я себе под нос, проезжая ни кем более не охранявшиеся распахнутые настежь городские ворота.

18

К вечеру в наш увеличившийся вдвое лагерь у городской стены пришел Бубраш. Привел с собой два десятка добровольцев в войско и ошеломительные новости. Оказалось, что не самим старейшинам Города Мастеров пришли в головы безумные мысли о всеобщем равенстве, братстве и свободе. Ходили слухи, что дней за десять до злополучного утра, когда кулачный боец так неудачно решил опохмелиться, с одним из караванов прибыли в Велиград иноземцы. Одеты были в простые платья, оружия на виду не держали, но в торгах не участвовали. Зато много времени проводили в Доме Совета, беседуя с Мастерами. Один из приказчиков, по делу явившийся в Дом, и имя предводителя чужестранного слышал. Сократор! Вот, оказывается, куда делась пропавшая часть посольского отряда...

Меня даже передернуло от омерзения, когда это имя было произнесено. Стоило задержаться, чтоб найти и прибить эту коварную гадину. Но дожидаться нас командир остатков посольской стражи не стал. Едва Паркай заперся в Речном Орехе, эковертовы шпионы верхом покинули Велиград по приречному тракту.

Ждать, покуда еще кому-либо из молодых горожан захочется присоединиться к армии принца, мы не стали. Отравленные ядом красивых, но пустых слов, они горели желанием дома разломать все старые устои и построить новое, справедливое царство Счастия Безмерного. Люди, пришедшие с Бубрашем, в большинстве своем были побитые жизнью мужички средних лет, больше доверяющее крепкой руке да доброму клинку, чем словам. Ни котенка, ни зверенка, ни дома, ни жены у новых охочих людей не водилось. Вот и решили воинского счастья поискать.

С рассветом начали снимать лагерь. Утро выдалось ветреное. Установленные возле шатров военачальников флаги, словно живые, бились на древках. Снимаемые с подпорок палатки так и норовили сбросить усмиряющих их людей и праздничными змеями ушмыгнуть в высокое небо. Угли в затухших было кострах, снова раздуло и по лагерю, вместе с пылью и ошметками сена, летали искры. Лошади нервничали, мотали умными головами, переступали, пугаясь вздувающихся пузырями притороченных к седлам плащей, вертелись у коновязей, мешали людям.