Торговцы жизнью - Николай Басов

Ким вывел их на островок, который, вероятно, намыла какая-то невидимая местная речонка, попросил на всякий случай отцепить леер от лодки и сел на кораллово-песчаный пляж. Потом из летающей лодки выскочил капитан, на ходу поправляя фуражку.

Ростик приказал вставить в уключины еще одну пару весел, и они лихо дошли до берега, захрустев килем по мертвым ракушкам. Капитан вошел в воду больше чем по колено и бодро приказал:

– Гринев, переходи к Киму. Я вместо тебя тут покомандую.

Ростик выпрыгнул в воду, подивившись, насколько она оказалась теплой, даже горячей. Потом подождал, пока капитан влезет в «Калошу». По сравнению с тем, каким он был утром, на пристани, капитан тоже подустал – его глаза оплыли, стали красными, словно вареными, и узенькими, как щелочки. Он явно пересмотрел на солнечное отражение от воды, у него начиналась «снежная» слепота.

Ростик попробовал было сказать ему об этом, но капитан только отмахнулся. Тогда Ростик бегом домчался до гравилета Кима, плюхнулся в сиденье стрелка и принялся уже привычно осматриваться.

Они взлетали, песок и мелкие камешки застучали по обшивке, а покачивания из стороны в сторону сделались чуть более сильными, чем обычно. Наверное, Ким устал или Винторук стал наконец сдавать, а то непонятно уже было, откуда он черпает энергию, чтобы работать на котле.

– Ким, какие приказания оставил капитан?

– Приказания? Да никаких, просто просил прикрыть их с воздуха.

– А куда мы идем?

– Кажется, он хочет побольше разузнать про этот подводный звон. Кстати, на что это похоже?

Ростик рассказал, одновременно с какой-то непонятной нервностью наблюдая за лодкой Хвороста, который остался в стороне от всех этих буксировок-пересадок, а потому пошел в одиночку к восточному берегу. Сейчас его лодка еще виднелась на фоне светлого моря, но стоило ему чуть подняться, как он непременно растворился бы в серости, опускающейся с небес, или приходящей от бегимлеси, или поднимающейся от воды. Ростик еще не мог тут как следует сориентироваться.

Осторожно, словно гравилет был хрустальным, Ким развернулся в воздухе и поволок «Калошу» на восток. Ростик кончил осматриваться и попытался понять, какие чувства выражает капитан. А тот, по-видимому, вволю наслушавшись подводного звона, поднялся посередине лодки на ноги и указал градусов на двадцать южнее их курса. Ростик не успел и слова произнести, как Ким уже стал менять направление. Пришлось это по-дружески похвалить;

– Классный из тебя извозчик получился. Загляденье!

Ким ничего не ответил на подначку, лишь блеснул зубами через плечо и тут же снова отвернулся. Ему было некогда.

Сверху дно еще больше удивляло своей правильностью. Ростик мог бы поклясться, что некоторые места выглядят такими ровными потому, что их специально сглаживали, лишая складок и впадин. Еще меньше тут было неизбежных песчаных проплешин и водорослевых рощиц, вокруг которых вились рыбные косяки.

Вот только каких-то теней на фоне этой желтой «лепоты» стало больше… «Хорошо бы рассмотреть, что же это за тени, хорошо бы понять, почему их Ким с Хворостом не замечают? Или замечают, только почему-то помалкивают? Ладно, сейчас разберемся», – решил Рост.

Но разобраться не успел. Они придвинулись к берегу бегимлеси уже километров на десять, и без труда можно было читать береговую линию, в которой, впрочем, не было ничего особенного. Хворост – тот вообще завис, почитай, над самым берегом, почему-то не решаясь преодолеть береговой срез. Вот наконец продвинулся чуть дальше…

И почти тотчас из его лодки ударила спаренная пушка. Она била по каким-то целям на берегу. А с берега бегимлеси в воздух стая за стаей взлетали птицы.

24

– Чайки, – обронил Ким. – Ну наконец-то, а я уже решил, что тут с птицами явный недобор.

Но обменяться мнениями по-настоящему они не успели. Капитан вдруг выпустил ракету, означающую общий сбор. И Ким оказался слишком занят – нужно было подойти к «Калоше», зависнуть, выслушать приказ. А он для Кима был таков – дождаться Хвороста, который делал у берега что-то весьма странное, то ли охотился на местную живность, то ли отбивался от нее же, поменяться с ним заданием, отдав ему «Калошу», а самому разведать, что там происходит.

Ким попросил отдать леер, а когда это было сделано, Ростику пришлось перебраться в корму их летающей лодки и сматывать эту веревку ровными кольцами вокруг локтя. Как оказалось, сзади во время полета он еще ни разу не был, поэтому осмотрелся с интересом. Во-первых, тут было гораздо просторнее и можно было даже выпрямиться. Во-вторых, вдоль бортов, как в грузовике, шли откидные широкие лавочки, на них можно было неплохо устроиться. А в-третьих, большой квадратный люк в конце корпуса, между кормовыми блинами, обещал куда как легкую работу с грузами. «Даже странно, – подумал Ростик, – почему он сегодня не выбросился именно через люк – на полном ходу он ни за что не попал бы под гравитационный удар. В следующий раз, – решил он, – так и сделаю».

К тому же тут определенно можно было сбрасывать и грузы. «Или бомбы», – подумал он, с необыкновенной ясностью представив, как это происходит. Вот откидывают люк, на легких дюралевых направляющих лежат бочкообразные емкости, через кормовое отверстие для пушки кто-то выцеливает упреждение, потом бочки валятся вниз… Рост потряс головой. С такой способностью видеть несуществующее ему нужно податься или в иллюзионисты, или в ответственные компартийные деятели.

Хворост понял, что нужно делать, после третьего объяснения. А леер согласился поймать только после пятого. Наконец Рост привязал к лееру какую-то деревяшку и зашвырнул ее башенному стрелку Хвороста, а когда тот догадался принять конец, попросту отпустил свою бухточку. Потом они направились к берегу бегимлеси.

Все-таки у Кима душа была неспокойна. Такую сложную операцию, как буксировка, Хворост определенно еще не совершал, и тут за ним нужен был глаз да глаз. Правда, Ростик никак не мог взять в толк, чем Ким мог помочь собрату-летуну, если этот собрат в чем-либо напортачит, но это была как раз та подробность, выяснять которую не хотелось.

И, в общем, опасались они зря. Не успели дойти до берега, как Ростик из своей стеклянной башенки, в которую вернулся с кормы, увидел, что леер с «Калошей» на другом конце нормально двинулся за ними следом. Чтобы подвести итог операции, Ростик высказался:

– Можно считать, разведывательный поход по поиску пропавших ребят завершен провалом.

– Почему? – отозвался Ким, впрочем, довольно угрюмо. – Если по-настоящему их искать, то только на берегу еще и остался шанс найти кого-нибудь.

– От берега до «Калоши», когда мы ее подобрали, было больше двадцати километров. Течений тут нет, следовательно…

– Может, кто-нибудь вплавь добрался.

Ростик покачал головой:

– Атаку из-под воды на наших они устроили на редкость эффективно, а уходящего вплавь противника почему-то не добили? Что-то не верится.

– Интересно, – раздумчиво ответил Ким, – почему ты решил, что атака была из-под воды? Может, с неба?

– Все равно, с неба добить пловца еще проще. Зависни на антиграве, он сам захлебнется в вихрях и водоворотах.

– Ладно, что без толку болтать, все равно берег нужно обследовать.

– Нужно, – согласился Ростик, – если нам это позволят.

Дальше они летели молча. У обоих осталось неприятное чувство после этого разговора – слишком явственно каждый осознавал, что в словах друга тоже есть немалая часть правды. «Во всем виноват этот берег, – решил Ростик, когда они пересекли кромку воды. – Слишком уж тут одиноко». И хотя тут не было ничего угрожающего и пока не ясно было, по чему стрелял Хворост, ему все представлялось здесь неуютным и непонятным.

Вдруг между витых кривоватых деревьев мелькнуло что-то очень большое, с широкой, какой-то ненастоящей тенью. Рост схватил бинокль, но даже не успел поднести его к глазам. Потому что и так стало видно – это была птица, отдаленно похожая на страуса, только с очень мощными и длинными крыльями. Размеры ее казались невероятными даже с высоты. И этот страус бежал все быстрее и быстрее… И вдруг стало ясно, что он разгоняется, потому что, вырвавшись на относительно свободное пространство, он распростер крылья, взмахнул ими и взлетел. Но не это было главное. На шее у него сидел…

Вот тут-то Ростик даже замычал от обуревающих его чувств, хотя позже уверял, что просто хотел привлечь к происходящему внимание Кима. А может, и вправду хотел… Так или иначе, он поднял бинокль, всмотрелся, напрягая глаза так, что в них едва блики не засверкали, и все понял.

Да, это был бегимлеси, крупный, с очень лихой, какой-то всаднической посадкой и в очень странных доспехах. На голове у него был почти куполообразный полетный шлем, вылепленный из какого-то прозрачного материала, на ногах и крыльях-руках были щитки зализанной, словно у спортивного мотоциклиста, формы, а грудь и спину закрывало что-то остроугольное, будто он пытался нарядиться небольшим ледоколом на детский утренник.