Отторжение - Инна Тронина

Вадим немного задержался у порога, посмотрел на меня и ушёл.

Несмотря на то, что глаза закрывались сами, я поплелась в ванную. Там негнущимися руками стащила с себя одежду, залезла под душ. И только тогда вспомнила, что не заперла дверь. Лишь бы не забыть, когда выйду — так всё же безопаснее.

После того, как выключила воду, завернулась в длинный махровый халат цвета слоновой кости, накинула на голову капюшон. Потом всё-таки заперлась, вернулась к постели. У меня едва хватило сил снять покрывало и взбить подушки. Ни о какой просушке феном не могло быть и речи. Я как бы получила наркоз — без видений и пробуждений. Мой организм желал набраться сил и отдохнуть.

За стеной кто-то был. Там слышались шаги, и тихо пел магнитофон. Засыпая, я разобрала слова: «Плачь, скрипка моя, плачь, расскажи о том, как я тоскую…»

7 октября. Званый обед оказался долгим и скучным. На меня крутая владивостокская «братва» в смокингах не обращала никакого внимания. Как я и предполагала, перед выходом к гостям Эдик подарил мне бриллиантовое колье и такой же браслет — «чтобы не ударить лицом в грязь».

Я рисовала лицо два часа, примеряла новые драгоценности. В конце концов, кажется, достигла совершенства. Никудышная я разведчица — никак не могу привыкнуть к местному времени. Да ещё, как назло, заболела грудь. Из соска пошла гнойная дрянь с кровью.

Пришлось, вместо светлого, надеть чёрное вечернее платье фирмы «Max Mara». Оно было короткое, с высокой линией талии, из вискозы с шифоном. К платью подобрала чёрные же замшевые босоножки с прозрачной сетчатой вставкой.

Когда танцевала сначала с Эдиком, а потом с Вадиком, морщилась от боли под мышкой. Хотелось разреветься, как маленькой девчонке. Вид у меня получился демонический. Сегодня я никак не напоминала всегда расслабленную, благодушную Дайану. Скорее, была похожа на Маргариту, ставшую ведьмой — только на щётке полетать не хватало.

Хорошо, что Эдик совсем не знает свою сестру, а то уже почувствовал бы неладное. Несколько раз он покосился на мои нарочито исколотые руки. Наверное, соображал, сколько же я привезла с собой наркоты, раз до сих пор не прошу.

Сегодня утром Гуляев, затянув свой атлетический торс в нежно-сиреневый адидасовский костюм, повёл меня в собачий отель, а оттуда — в заповедник. Его белые кроссовки неслышно ступали по опилкам и опавшей пихтовое хвое. Заповедник начинался сразу же за изгородью коттеджа. В комнате отдыха я вчера приметила бульмастифа Жана. Он производил яркое впечатление — громадный, светло-бежевый, с чёрной мордой и красными свирепыми глазками. Пёс лежал под столом, у ног Ковьяра, и неприязненно косился на меня.

Вообще-то я собак не боюсь, но при виде Жана меня прошиб холодный пот. А утром Жан не обратил на меня ни малейшего внимания, когда мы повстречались в отеле. Он даже не соизволил повернуть башку в мою сторону.

Мы с Вадимом вышли за бетонный забор через металлические ворота. Как оказалось, собачьим отелем Ковьяр и Косарев называли обыкновенную псарню. Поверх забора змеилась колючая проволока под током. На вышках торчали охранники, оберегающие, заодно с собаками, и Никиту Зосимовича. Двор и псарня освещались прожекторами, которые постоянно двигались. Всё это делало усадьбу Ковьяра похожей на концлагерь.

Мы прохаживались вдоль зарешеченных вольеров, разглядывали разнообразных псов. Они оглашали округу лаем, рычанием и визгом. У каждой собаки имелась конура площадью в три квадрата, причём с паровым отоплением. Нас приветствовали вожатые, повар, ветеринар и парикмахер, которые демонстрировали своё умение.

Особенно мне понравилось, как остригли, завили и даже побрызгали одеколоном белого пуделя. Довольная собака долго виляла хвостом с кисточкой. Через минуту после окончания стрижки меня позвали пощекотать нервы. Маленькой пекинесе делали кесарево сечение. Само собой, под наркозом. Извлекли трёх щенков — двух сучек и одного кобелька.

Настал черёд демонстрировать своё мастерство повару. И тот при нас с Гуляевым играючи наготовил кучу блюд для собак. Кроме корма «Чаппи» и костей, они жрут рыбу, молоко, кефир, творог, яйца и сметану, овощи, каши.

Пока мы бродили по псарне, а потом — по зоопарку, я ругала себя последними словами. Чувствовала, что не смогу работать против людей, которые так приветливо, по-доброму ко мне относятся. Любой шпион — человек без сердца. Мне казалось, что, заложив хозяев, обижу и милых собачек, так задорно махавших мне хвостами.

Здесь были щенки чёрного и коричневого далматинца, боевые крепыши — щенки немецкой овчарки. Тут же сидела и их мать. В соседнем номере помещалась ротвейлерша. В другом ряду тявкали той-пудели и тойтерьеры, трясли висячими мягкими ушами кокер-спаниели. Кажется, я лицезрела все породы, которые только знала — включая бультерьеров и «питов». К этим я поостереглась подходить даже при условии, что они сидели в клетках.

— Кроме собачьих, мы проводим ещё и кошачьи бои, — сообщил Гуляев, когда мы покидали гостеприимную псарню.

Я даже раскрыла рот:

— А что, кошки дерутся?!

— Ещё как! Специально дрессированные боевые коты. Хозяин всегда идёт впереди моды.

Гуляев шагал сзади меня по тропинке и говорил без умолку.

— Погоди, через год-полтора начнут на котов ставки делать. Собаки приедятся, захочется чего-то новенького. Котов лучше дрессировать не породистых, а серых-полосатых. Они очень злые и изобретательные. Дая, вот здесь другие звери, тоже в клетках. Не бойся. Зоопарк этот хозяин купил у государства, когда стало животных нечем кормить. Хотели уже усыпить, а хозяин спас, привёз всех сюда. И вот — живут…

С утра было холодно. Поёживаясь и дрожа, я осторожно шла мимо клеток. На какой-то момент совершенно забыла о том, что нахожусь не в Москве, а рядом со мной — не братья и Липка. Столичный зоопарк находился неподалёку от нашего дома, и особых проблем с посещением не было. Сначала мы выбирались туда всей семьёй, потом — с мамой. И, наконец, одни…

Я подолгу не могла расстаться с животными, которых спас Ковьяр. Например, с пятнистым оленем, изюбром, косулей, кабаргой. Сквозь густую сетку изучала лося и кабана. Несмотря на кажущееся благополучие, они выглядели грустными. В неволе тошно, даже если хорошо кормят. Уссурийский тигр, леопард и волк больше испугали меня, чем растрогали. Остальные клетки промелькнули перед моими глазами, будто я проехала мимо на машине. Кажется, там были енотовидная собака, уссурийский кот и маньчжурский заяц.

Вот зараза — кажется, у меня ползёт температура! Теперь уже задёргало обе груди. Я сказала, что досугом очень довольна, но неважно себя чувствую, хочу прилечь. Я должна успеть восстановиться к торжественному ужину. Эдик, правда, называл это мероприятие обедом. Гуляев торопливо кивнул и отвёл меня в коттедж. От завтрака я отказалась — опять тошнило.

Я наглоталась антибиотиков, но боль лишь нарастала. Что тут делать, было непонятно. Закрылась в ванной, попробовала сцедить остатки молока, но вместо него выдавила кровь. Об этом ни в коем случае не должны были узнать Ковьяр. Косарев и Гуляев. Иначе может возникнуть вопрос — а Дайана ли я вообще?

Наверное, я повредила груди, когда экстренно их засушивала, и теперь повышается температура. Мне так худо, что боюсь потерять сознание. Можно свалить на смену климата, на простуду, на лихорадку — лишь бы не выплыла главная причина. Врач на этой вилле — человек Прохора Гая. Я должна буду сказать ему пароль.

Но вся проблема в другом. Врача я должна вызвать, если получу хоть какие-то новые сведения о Ковьяре. Например, куда он в ближайшее время собирается ехать. Доктор приедет за информацией и узнает, что я просто расклеилась, так и не приступив к выполнению задания…

А потом я давилась, глядя на ломящиеся от снеди столы, на батареи всевозможных бутылок. С трудом скрывала отвращение ко всему, что нужно было жевать и глотать. Совершенно не понимала, как раньше могла что-то есть. Поджаренные мидии, салат из авокадо, форель с маслом под винным соусом, шницель из телятины с яйцом и сыром «Пармезан», итальянский десерт…

Ё-моё, за что мне это наказание? Никогда не ела ничего похожего на итальянские кушанья, и теперь не пришлось. Я пила лишь воду со льдом и думала, что пропала окончательно. Мне нужно делать уколы. Может быть, даже операцию. Но как всё скрыть от Ковьяра и его людей? Я ещё могу позволить себе невыполнение задания. Но провал — никогда!

Под вечерним туалетом на мне надето раздельное боди кружевного плетения. Оно сильно давит на живот и бёдра, не говоря уже о груди. Мне кажется, что вся кожа болит, кричит, отталкивая престижную синтетику, и просит мягкого хлопка…

Знаменитые приморские бандиты оказались вовсе не такими страшными, как про них говорили. Или боль притупила мои чувства? Ясно, что Никита Зосимович при мне не станет говорить ни о чём важном. Он лишь один раз вскользь заметил, что брат займётся устройством моей судьбы лишь после их возвращения из весьма ответственной командировки. И случится это минимум через две недели. А мне придётся пожить здесь, под охраной. Никто меня не побеспокоит.