Обноженный - В. Бирюк

— Ваня, у тебя сколько рук?

— Две…

— Так чего же ты левую с мечом вдоль бедра вытянул?! Если в ней есть меч, то он должен во вражьем теле дырку делать, а не ветерок тебе по яйцам гонять. Понял? Повторить.

Повторить… блин, больно — ягодица болит. Мда… Резвый парнишечка стоит на той стороне круга — хорошо копьём достал. Интересный мальчишечка — улыбчивый. И улыбка-то не злобная — спокойная, ласковая. Что за фрукт? Надо потолковать.

— Славно ты меня приложил. Теперь дня два сесть не смогу. Добрый копейщик может получиться. Тебя звать-то как?

— Мамка Любимом кликала. А батю — не помню. Он, говорили, у Акима Яновича служил. С войны не вернулся. А летось мамка померла. Я потому к вам и пошёл, что ну… люди баяли… Рябина, де, своих не бросает. Ну… я ж… его стрелка сын. По отцу — и сыну место.

— Ой мамочки, держите меня все! Сказанул тоже: «стрелецкий сын»! Да матка твоя с обозником каким-то перетрахнулась по пьяни, а тебе сказок всяких… А ты и поверил… (Один из парней явно «тянет одеяло на себя»).

Я ожидал драки, но Любим, чуть добавив сочувствия, соболезнования в свою, полную ангельской доброты, вечную улыбку спокойно ответил:

— Зря ты так. Матушка моя ныне с ангелами небесными амброзию вкушает. А твой лай… жалко мне тебя.

«Одеяльный потягун» мгновенно наливается краской, отбрасывает палку, засучивает рукава…

Тут бы они и сцепились. Но Артёмий ногой — топнул, в голос — рявкнул:

— Петухи! Разойдись! Взяли быстро щиты да копья. Сходитесь.

Вот же фрукт! Обычно при ударе лицо у человека меняется: сжимаются зубы, скалятся. А этот держит совершенно расслабленную благостную улыбочку. Я вижу, как у него раздуваются ноздри при выдохе. Но губы не твердеют. Противник у него посильнее, потяжелее. Но эта ласковая, всепрощающая улыбочка приводит в бешенство, «потягун» делает ошибки и летит на пол. А Любим, всё также улыбаясь, чуть запыхавшимся голосом спокойно резюмирует:

— Зря ты так. Не надо бы тебе про мою матушку худо говорить.

И пока противник, ошеломлённый добротой интонации, глупо хлопает глазами, Любим снимает щит и, как учили, наносит добивающий удар двумя руками на выдохе. Противник катается по полу, схватившись за живот, а Любим, очень доброжелательно, разглядывает его с дистанции трёх шагов. Не выпуская палки-копья из рук. А то вдруг добавить потребуется?

Похоже — «моя сволочь».

— Любим, я смотрю — из тебя неплохой копейщик вырасти может.

— Спаси тя бог, боярич. Только я бы в лучники пошёл. По отцу моему.

Оглядываюсь на Артёмия. Он-то куда лучше меня понимает — что из отрока можно вырастить. Я как-то в 21 веке… мальчишек на лучников-копейщиков-мечников не готовил.

Артёмий чуть прикрывает глаза — согласен.

— Коли хочешь — быть по сему. Давай к Ольбегу в стрелецкую команду. Поглядим на твои таланты.

Вот с такой, очень доброй, чуть виноватой улыбкой пришёл Любим ко мне на исходе ночи штурма Киева. Отряхивая мокрый снег с шапки, смущённо признался:

— Мы там, Иване, мадьяр малость побили.

Кованая отборная конная сотня мадьяр попыталась вырваться из взятого нами города, но попала в ворота, где Любим сумел собрать горсть своих стрелков. Там мадьяры и легли.

— А что ж ты так виновато говоришь-то, герой ты наш?

— Да какое тут геройство. Бери да бей. Жалко: коней добрых много поранили.

Странно ли, что едва получил я право давать боярство, как в числе первых получил шапку из моих рук этот вечно улыбающийся парень. Тем более, что синяк с моей задницы от его оглобли к тому времени давно уже сошёл.

Навык этот — двуручным боем короткими мечами пробивать копейный строй — не единожды мне в жизни пригождался. А в Бряхимовском бою — и жизнь мне спас, и к Андрею Боголюбскому подвёл. Кабы не было у меня этого умения — не было бы и Всеволожска моего. А что при научении синяков да шишек набрался — так в жизни моей сиё не единожды случалось.

Часть 47. «Нам электричество — пахать и…»

Глава 254

Я — акын. Интеллектуальный. В смысле: «что вижу — про то и пою». Только я не пою, а думаю. Про — что вижу.

Наверное — так неправильно. Наверное, надо как-то… по сюжету. Ну, типа: вступление-нарастание-бздынь. От завязки к финалу — по кратчайшей прямой. А что, бывают «некратчайшие прямые»?

Тут по прямой, извиняюсь за подробности, даже в нужник… не всякий раз. Потому как снег выпал. Так что, сперва в сарай — за лопатой, потом выслушать нытьё проспавшего дворника. И определить ему место дальнейшего прохождения службы. На кладбище. Не-не-не! Не сразу! Сначала пусть могилки «в запас» выкопает. А уж потом… посмотрим… И сразу — назначить нового. Посоветовавшись с Потаней. И сразу ответить на все его, накопившиеся за ночь, вопросы. Приплясывая и переминаясь от гидравлического давления на выходе. На одном из выходов из всякого, хоть бы и трижды попадёвого, организма. А уж потом… О-ох… Хорошо… Так где, говорите, у человека душа расположена? На какой кратчайшей прямой?

Думать про что-то одно не получается, потому что вокруг — «Святая Русь». Я уже объяснял: всё — не так, всё — неправильно. Вот из всего увиденного, услышанного, вспомненного… в голове крутиться непрерывный «кубик Рубика», пазл мирового масштаба.

Иногда получаются… несколько нетривиальные результаты. Потом-то, конечно, понимаешь, что и до тебя… Но вот лично ты… Новизна, однако.

Вы «зомби» в качества зеркала когда-нибудь использовали? А вместо видюка? Вот и я — нет.

Качаю я как-то пресс. Рядом Артёмий парней гоняет — отрабатывает копейный удар.

— Шаг, пол-оборота, выпад. Неправильно. Кто ж так шагает! Резче! Бедром, плечом, рукой! Движение должно быть единым, слитным. Неправильно! Повторить!

Я сижу себе на лавке, накачавшись до… до перебулькивания в кишках. Отдыхаю. И вижу: парни чётко делают, как показывает Артёмий. А он показывает неправильно. Честно говоря — сам я не знаю как правильно. Но он говорит одно — «резкий шаг», а показывает другое — «мягкий подшаг». Парни повторяют, а он ругается.

«Свалка» услужливо выкатывает ассоциацию: в детском садике на утреннике детишки выходили танцевать — поголовно и одинаково прихрамывая. Все родители немедленно впадают в панику: тотальная эпидемия костного туберкулёза! Их успокаивают: нянечка, которая с детьми репетировала танцы — хромая. Детишки как увидели — так и делают.

Артёмий инстинктивно бережёт ноги и шагает — мягко. А говорит как надо — резко.

Ребятки тыкают палками в мишени, я вспоминаю как Сухана штыковому бою учил… Щёлк — пазл соединился.

— Сухан, иди сюда. Смотри внимательно — что Артёмий делает. Повтори.

— Что-то, Иване, твой «мертвяк ходячий»… коряво. А говорили — славный боец был.

— Артёмий… Ты извини, конечно… Но у Сухана — абсолютная память. Акынизм такой: что видит — то и поёт. Виноват — повторяет. Повторяет за тобой.

— Так ведь он неправильно делает!

— Вот и я об этом…

Артёмий так и завис с открытым ртом. Потом закрыл. Подумал и пошёл вокруг Сухана.

— Так. А повторить можно? А медленнее? А можно ему сказать, чтобы он правую дальше…?

Был бы мужик по-глупее — начал бы горлом брать, обижаться, суетню всякую разводить. Но Артёмий ухватил сразу — «зеркало». Точнее — «живое зеркало» из «мертвяка ходячего». Звучит, конечно… непривычно.

Здесь проблема — зеркальных залов нет. Возможность отточить движение, как это делает рукопашный боец на татами или балерина у станка… только со слов стороннего наблюдателя.

«Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» — эта мудрость в разных вариантах звучит у многих народов. Здесь такое «лучше» — просто отсутствует.

До Артёмия уникальность ситуации дошла быстро.

— Иване! Отдай мертвяка мне!

— Исключено. Душа его у меня. Я его от волхвов увёл. Придётся мне рядом посидеть, покомандовать им. Пока ты себя в этом «зеркале» разглядывать будешь. Уговор такой: ты в него смотришься. И — учишь. Его и меня. С объяснениями. Всему, что сам умеешь.

— Хм… Я много чего знаю. Не только с копьями.

— Всё равно — всё надо проверять. Тебе же самому интересно — как ты со стороны смотришься. Все свои ошибки и неточности увидишь. Заодно и нас научишь.

   «Гляжусь в тебя как в зеркало   До головокружения…».

Точно: и у меня, и у Артемия — вплоть до подташнивания. Дорвались.

Сухан воспринимал уроки лучше меня. Быстрее, точнее. С одного раза — повторял. Мы выбирали из нескольких вариантов — оптимальный. Этот «накатывал» уже я сам.

Артемий показывал, например, несколько вариантов мечного «удара сокола». Ходил кругами, останавливал на разных фазах движения, бурчал себе под нос: