Зимняя луна (Ад в наследство) - Дин Кунц

Оделся, но не для сна: носки, военные брюки, футболка. Встал в ботинках рядом с кроватью, около дробовика.

Хотя часы на тумбочке и его наручные были согласны в том, что сейчас без десяти три утра, Эдуардо не брал сон. Он сел на постель, уперся в горку подушек и головную планку кровати.

Дистанционным управлением включил телевизор и проглядел кажущуюся бесконечной череду каналов, которые передавались по спутниковой антенне, установленной позади конюшни. Нашел боевик, полицейские против наркобандитов - много беготни, прыжков и стрельбы, потасовок, погонь и взрывов. Выключил полностью звук, потому что хотел слышать, когда где-нибудь в доме раздастся подозрительный шум.

Выпил первую бутылку быстро, глядя на экран. Даже не пытаясь следить за сюжетом, он просто позволил своим мозгам заполнится абстрактным мельтешением картинок и яркими вспышками меняющихся цветов. Они понемногу стирали темные пятна тех ужасных мыслей. Тех упрямых мыслей.

Что-то стукнулось о стекло окна, выходящего на западную сторону.

Поглядел на жалюзи, которые были плотно закрыты.

Еще раз стукнуло. Как будто камешек по стеклу.

Его сердце заколотилось.

Заставил себя снова поглядеть на экран. Картинки. Цвета. Он прикончил бутылку пива. Открыл вторую.

Тук. И снова, почти сразу. Тук.

Может быть, это просто мотылек или жук-навозник, пытается пробиться к свету, который не могут целиком скрадывать закрытые жалюзи.

Он мог бы встать, подойти к окну и открыть, посмотреть, что это летающий жучок колотится о стекло, и успокоиться.

Даже не думай об этом!

Большой глоток из второй бутылки.

Тук.

Что-то стояло на темной лужайке внизу и глядело на окно. Нечто такое, что точно знало, что он там, хотевшее вступить в контакт.

Но на этот раз не енот.

Нет, нет, нет!

Теперь не хитрая пушистая мордочка с маленькой черной маской. Не прекрасная шкурка и хвост с черным колечком.

Картинки, цвета, пиво. Выскребать нелегкие мысли, очищаться от заразы.

Тук.

Если он не избавит себя от чудовищной мысли, которая пачкает его мозг, то рано или поздно обезумеет. Скорее рано.

Тук.

Если подойдет к окну, уберет жалюзи и поглядит вниз на то, что на лужайке, то даже безумие не будет надежным укрытием. Увидев однажды, однажды узнав, он будет иметь только единственный выход. Дуло дробовика в рот, и палец ноги на спусковом крючке.

Тук.

Он повысил громкость телевизора. Еще. Еще. Прикончил вторую бутылку. Снова усилил громкость, до тех пор, пока хриплая звуковая дорожка бешеного фильма не затрясла всю комнату. Сдернул крышечку с третьей бутылки, очищая свои мысли. Может быть, утром он забудет о болезни, о безумных решениях, которые так настойчиво ему досаждали этой ночью, забудет их и смоет их волной алкоголя. Или, возможно, умрет во сне. Его почти не заботило, как. Он надолго присосался к горлышку третьей бутылки, вытягивая из него то ли первую, то ли вторую форму забвения.

11

Март, апрель и май Джек пролежал в гипсе, подбитом войлоком, часто с ногой под тягой, страдая от боли, судорог, мышечных спазмов, неуправляемых нервных тиков и зуда кожи в тех местах, которые нельзя было почесать под повязками. Он переносил все эти неудобства и многие другие почти безропотно и благодарил Бога за то, что будет жить и сможет снова обнимать свою жену и видеть, как растет сын.

Сложностей со здоровьем было даже больше, чем мелких неудобств. Риск пролежней сохранялся всегда, хотя гипсовый панцирь был сформован с большой тщательностью и большинство сиделок были заботливы, внимательны и опытны. Однажды случилось неправильное сжатие, которое вылечивалось нелегко: могла быстро начаться гангрена. Из-за того, что он периодически пользовался катетером, шансы получить инфекцию в уретре повышались, что могло привести к весьма серьезным формам цистита. Любой пациент, находящийся без движения долгое время, был в опасности из-за возможного развития тромбов, которые могли вырваться на свободу и распространиться по всему телу, поселиться в сердце или мозге, убить его или спровоцировать серьезные мозговые повреждения. Хотя Джека постоянно насыщали лекарствами, чтобы сократить возможность подобных осложнений, это было именно то, что его пугало сильнее всего.

И он волновался за Хитер и Тоби. Они были одни, это тревожило, несмотря на то, что Хитер, под руководством Альмы Брайсон, кажется, приготовилась справиться с чем угодно, от одинокого грабителя до нападения враждебного государства. Но на деле мысль обо всем этом вооружении в доме - а то, что оно было им нужно, говорило об умонастроении Хитер, - волновала его едва ли не больше чем тревога о чьем-либо вторжении.

И деньги заботили его сильнее, чем церебральная эмболия. Он был нетрудоспособен и ломал голову над тем, как снова найти работу на полную ставку. Хитер была без работы, экономика не показывала признаков выхода из депрессии, а их сбережения постепенно истощались. Друзья из департамента открыли кредит на его семью в отделении "Уэллс Фарго Банка", и взносы от полицейских и частных лиц теперь составляли более двадцати пяти тысяч долларов. Но медицинские и реабилитационные расходы никогда целиком не покрывались страховкой, и он ожидал, что даже кредитный фонд не вернет их к скромному уровню финансовой надежности, которой они довольствовались до перестрелки на станции Аркадяна. К сентябрю или октябрю платить по закладам будет невозможно.

Однако Джек был в силах хранить все эти тревожные мысли при себе, частично потому, что знал, что у других людей есть свои тревоги и что некоторые из них могут быть посерьезней, чем у него. А также и потому, что был оптимистом, верующим в лечащую силу смеха и позитивного мышления. Хотя некоторые его друзья думали, что его отношение к напастям - это бравада, но он с этим ничего не мог поделать. Насколько себя помнил, таким уродился. Когда пессимист глядел на стакан вина и видел его полупустым, Джек не только видел его полуполным, но еще и воображал, что это лучшая часть бутылки, которую ему предстоит выпить. Он был в гипсовом панцире и временно нетрудоспособен, но чувствовал, что спасен и избежал постоянной нетрудоспособности и смерти. Он испытывал боль, конечно, но многие люди в этой же больнице страдали от боли пострашней. До тех пор, пока стакан не пустеет и бутылка - тоже, он всегда будет предвкушать следующий глоток вина, а не сожалеть о том, что так мало осталось.

В свое первое посещение больницы в марте Тоби испугался, увидев отца обездвиженным, и его глаза наполнились слезами, даже хотя он прикусил губу, задрал подбородок и пытался быть мужественным. Джек сделал все возможное, чтобы свести к минимуму эффект от серьезности своего положения. Настаивал на том, что он выглядел тогда хуже, чем был на самом деле, и пытался с растущим отчаянием поднять дух сына. Наконец рассмешил мальчика, объявив, что вообще не ранен, а находится в больнице, участвуя в новой полицейской программе, и появится через несколько месяцев в качестве нового бойца Армии Маленьких Черепашек Ниндзя.