Создатели Империи - Франс Гампл

В то время как сам Август покоился в гробу из золота и слоновой кости в атриуме своего дома на Палатине, совсем рядом с сенатом, он своим перечнем совершенных деяний словно еще раз воскресил перед сенаторами свою долгую, богатую событиями жизнь, отданную служению Римскому государству. Хотя многие восхищались не столько «Деяниями», сколько дипломатическим и пропагандистским мастерством, с которым умалчивались или искажались некоторые факты, едва ли нашелся такой, кто смог не поддаться воздействию переломного для Рима момента: умер великий римлянин.

На этом заседании сенат не дал того ответа, на который как бы намекал император своей автобиографией: сенат еще не возвел его в ранг государственных богов. Было вполне достаточно последних почестей на государственных похоронах. Римляне, наблюдавшие за похоронной процессией на узких улочках или с крыш, никогда не смогли ее забыть. На носилках они увидели восковую статую своего императора, облаченную как для победного парада в триумфаторские одежды. Как полагалось на похоронах представителей высшей сенатской аристократии, участники шествия несли восковые маски предков и покойных представителей рода, которыми всегда сопровождали усопших. Только напрасно высматривали Цезаря, «отца», потому что он уже вошел в римский пантеон богов. Во всем своем величии предстала взорам вся римская история, в которую теперь вошел покойный. Ведь похоронная процессия несла портреты всех великих римлян, начиная с Ромула. За ними следовали изображения покоренных племен и народов, включенных в Империю победоносным императором, в своих национальных одеждах и вооружении.

Похоронная процессия дважды останавливалась, чтобы почтить память покойного надгробными речами. Перед храмом божественного Цезаря, который построил усопший, Тиберий, приемный сын Августа, восславил заслуги отца перед государством, а с древней ораторской трибуны речь о добродетелях покойного от имени рода произнес сын Тиберия, Друз. Процессия дошла до места кремации у мавзолея, куда через пять дней были перенесены бренные останки и где сегодня, у Тибра, останавливаются люди.

Когда запылало пламя, один сенатор увидел, как к небу возносится тень кремированного императора: он подтвердил факт под присягой, получив за это царское вознаграждение от Ливии, вдовы покойного. Сенаторы на заседании 17 сентября вынесли решение о «божественных почестях». Август, «сын» божественного Цезаря, был признан сенатом богом государственной религии. Отныне новому богу воздвигались храмы в Италии и провинциях, а жрецы в его честь совершали священнодействия. В столице первой жрицей стала сама Ливия. Бог Август был включен в культовые песнопения, а также в текст присяги магистратов[11], его статуи предоставляли право убежища. С тех пор его портрет находился среди богов в больших шествиях в цирке[12]. В государственной религии Рима только для мертвого был возможен переход через порог, отделявший даже самых могущественных людей земли от богов. Но такой чести в Риме удостаивались не благочестивые и безгрешные, не трудолюбивые и смиренные граждане, а только великие государственные мужи. И не жреческая коллегия, а политики и сенаторы были правомочны воздавать покойному за необычайные заслуги перед обществом включением его в божественный культ. Обожествления гражданина Рима, которое римляне называли консекрацией, кроме Ромула, мифического основателя города и первого царя, до сих пор удостоился только Цезарь, о неземном происхождении которого возвестила народу появившаяся комета. Теперь этой высшей почести удостоился Август — «сын бога Цезаря».

АВТОБИОГРАФИЯ ИМПЕРАТОРА — ОПИСАНИЕ ЖИЗНИ ДЛЯ РЕСПУБЛИКИ

Когда самый могущественный после Августа человек, Тиберий, которому по постановлению сената было поручено управление государством, и Ливия начинали строительство храма новому богу, пепел покойного находился в мавзолее на Марсовом поле. Около 35 лет назад, в возрасте, когда римлянин обычно еще не думает о смерти, часто хворающий победитель в гражданской войне, в 28 г. до н. э. недалеко от Тибра начал строить для себя и своей семьи гробницу, одни только размеры которой должны были свидетельствовать о выдающемся положении его рода. Без колоссальной, увенчанной короной статуи круглое сооружение имело высоту 44,5 м и вдвое больший диаметр. В завещании наследникам было поручено выгравировать его автобиографию на двух железных колоннах перед мавзолеем. Так он хотел увековечить для потомков свои заслуги. Благодаря счастливой случайности в Малой Азии сохранился римский оригинал, хотя и не весь, а только фрагменты трех копий, дословно передающих весь текст, за исключением некоторых отрывков. Самую большую найденную в Анкире (Анкара) копию «Деяний» часто называют Monumentum Ancyranum.

Эта биография, «царица надписей», была отдана на хранение в храм Весты не позднее 3 апреля 13 г. н. э. Получилось так, что такому человеку как Август, который сильнее и дольше, чем любой другой правящий римлянин до него, воздействовал на потомков, который еще при жизни хотел создать миф о себе, только в 75 лет внезапно пришла в голову мысль дать описание всей своей жизни. И то, что мы можем прочесть сейчас, является текстом, написанным в последние годы его жизни. В этом тексте явно заметно не только намерение оставить на все времена в истории свои личные достижения, но и обрисовать достойный подражания образ «Первого Человека» и идеологию принципата.

В глазах римлян из сенаторской элиты «Деяния» (Resgestae) совершаются только для государства. Поэтому и у Августа все, что касается его частной жизни, остается скрытым, и только в силу необходимости он пишет, что когда через несколько месяцев после убийства Цезаря он вступил в политическую борьбу, ему было 19 лет. Круг замыкается в 76 лет последними словами его завещания. Даже при ретроспективном взгляде его близящаяся к концу жизнь кажется необыкновенной. Она начинается с беспрецедентного, стремительного восхождения к власти. Почти за один год девятнадцатилетний Август (в ноябре 43 г. до н. э.) получает наивысшую власть и становится одним из триумвиров, назначенных для реорганизации государства после отмены конституции. Покойному было достаточно только напомнить о своих политических и культовых должностях, чтобы без лишних объяснений подчеркнуть свой исключительный ранг в политическом обществе римлян. Порой ему трудно сдержаться и не добавить гордо, что в римской истории никогда ничего подобного еще не было, и те или иные меры он предпринял первым.

В каждой строке чувствуется уверенность в себе и удовлетворенность своими свершениями. Сначала он говорит о внешней политике. «Я увеличил территории всех провинций римского народа за счет соседних племен, которые не подчинялись нашим приказам», — такими словами начинается глава. Август предстает собирателем Империи, чьи победоносные войска прошли по миру от Ютландии до Эфиопии. Он вернул Империи безопасность и распространил авторитет своей личной и государственной власти далеко за обозримые границы страны, так что народы до самого Каспийского моря и Грузии искали его дружбы, и даже индийские цари направляли к нему послов. Так Август стал истинным повелителем мира, не будучи, однако, рьяным завоевателем. Покойный хотел войти в историю как великий миротворец, основатель «Мира Августа» (Pax Augusta).

Перечень деяний, написанный от первого лица, свидетельствует не только о гордости за собственные достижения и об их признании политическим сообществом. Его жизнь должна была предстать как самоотверженное служение государству. Он был только «Первым из Граждан» (princeps civium). Даже его дебютное политическое выступление, которое обнаруживает безмерное стремление к власти, было включено в идеологию принципата. Оно написано языком политики, выработанным со времен Цезаря и Цицерона с помощью греческой философии государства. «В 19 лет я по собственному решению и на собственные средства набрал войско, благодаря чему я привел (из рабства) к свободе общество, угнетенное тиранией одной группы». И чуть дальше с указанием года и круга получателей мы читаем об огромных суммах, которые он пожертвовал гражданам Рима и отслужившим свой срок легионерам. Великий строитель, предсказавший однажды, что оставит после себя Рим, который он принял городом из кирпича, городом из мрамора, предоставляет читателям или слушателям право судить о том, сколько сестерциев он вложил в бесчисленные, по отдельности названные культовые и светские здания, и чего ему стоили игры для «народа», служившие не только для праздного времяпрепровождения, но и посвященные богам. Так было испокон веков: богатство высшего политического слоя во славу рода служило всему обществу. Народ ждал этого, и «Первый Человек» по традиции чувствовал себя обязанным совершать такие поступки, которым подражали другие с их более ограниченными средствами. Даже на надгробных памятниках прославлялись такие дары.