Верь в мою ложь - Элизабет Джордж

Дебора рассматривала всё взглядом профессионального фотографа. И точно так же она всматривалась в людей, работавших здесь, — большинство из них выглядели пенсионерами. У неё не было с собой хорошей фотокамеры, а только маленький цифровой фотоаппарат, соответствовавший её роли посыльного от продюсера, который просто проводит предварительную разведку. Дебора достала этот фотоаппарат из сумки и начала снимать всё вокруг.

— Работа по воссозданию действительно исцеляет. Именно сам процесс, а не его результат, вот я о чём. Конечно, сначала они сосредотачиваются на результате. Это вообще в природе человека. Но потом начинают понимать, что настоящий результат — это вера в себя, чувство собственного достоинства, самопознание. Назовите как хотите.

Дебора обернулась. За её спиной стоял Николас Файрклог. Она сказала:

— Честно говоря, ваши рабочие не кажутся достаточно сильными для того, чтобы много работать, мистер Файрклог. Почему здесь нет людей помоложе, чтобы помогать им?

— Потому что именно эти сильнее всего нуждаются в спасении. Здесь и сейчас. Если никто не протянет им руку, они погибнут на улицах в ближайшие год-два. А я считаю, что никто не заслуживает такой смерти. По всей стране и во всём мире работают программы помощи молодым, и поверьте, я это хорошо знаю, потому что потратил кучу времени на многие из них. Но что есть для людей вроде этих? Убежище на ночь, пара сэндвичей, горячий суп, Библия, одеяла и прочее в этом роде. Но не вера в них. А они не настолько глупы, чтобы не рассмотреть жалость за полсотни ярдов. Они видят, какие чувства люди испытывают к ним, а потому просто пользуются вашими деньгами и плюют на вашу благотворительность. Вы меня извините, да? Я вас ненадолго оставлю. Нужно поговорить с одним из них.

Дебора проводила взглядом Николаса, пробиравшегося сквозь завалы мусора. Он крикнул:

— Эй, Джо! Что там слышно от каменщиков?

Дебора побрела в сторону большой палатки, увидев на ней плакат с надписью: «Еда и встречи». Внутри бородатый мужчина в вязаной шапке и плотной куртке — слишком плотной для такой погоды, но у мужчины явно не хватало на теле жирка для того, чтобы согревать кости, — готовил еду. Он поставил на спиртовки большие кастрюли, и от них уже поднимался замечательный запах хорошего мяса и картофеля. Мужчина увидел Дебору, его взгляд остановился на фотоаппарате в её руке.

Дебора вежливо произнесла:

— Привет! Вы не беспокойтесь. Я тут просто смотрю, что да как.

— Вот вечно так, — пробормотал мужчина.

— Что, много гостей?

— Постоянно кто-нибудь является. Самому-то деньги нужны.

— О… понимаю. Но, боюсь, я не из жертвователей.

— Да не вы одна. Мне-то всё равно. Я тут готовлю еду и место для собраний, и если меня кто спросит, что я думаю, поможет ли оно, так я скажу — поможет.

Дебора присмотрелась к нему повнимательнее.

— Но вы сами не верите в это?

— Я так не говорил. Да и кому какое дело, во что я верю? Я же говорю, я готовлю еду и место для собраний, и всё на этом. И ничего я не имею против всех этих разговоров, людям нравится. И спят под крышей.

— Во время собраний? — уточнила Дебора.

Он бросил на неё острый взгляд. Но увидел, что она улыбается, и хихикнул.

— Ну, как бы то ни было, я же говорю, люди-то на самом деле не такие уж плохие. Немножко им не повезло, немножко сами виноваты, но я лично к ним хорошо отношусь. Они хотят попытаться. Я тоже. Десять лет жить где попало… с меня довольно.

Дебора решила помочь ему накрывать столы. Рядом с мужчиной на стуле стоял большой короб, из которого он начал доставать вилки и ложки, тонкие оловянные тарелки, пластиковые стаканы и чашки и гору бумажных салфеток. Всё это они с Деборой принялись раскладывать на столах.

— Учитель, — тихо произнёс мужчина.

— Что? — не поняла Дебора.

— Я учителем был. В средней школе в Ланкастере. Химия. Спорю, вам бы и в голову не пришло такое.

— Верно, не пришло бы, — также очень тихо откликнулась Дебора.

Мужчина махнул рукой в сторону выхода.

— Здесь кого только нет, — сказал он. — И хирург у нас имеется, и физик, и агент по недвижимости, и парочка банкиров. Это те, кто уже готов рассказать, что они потеряли в прошлом. А другие?.. Ну, те ещё не готовы. Им нужно время, чтобы признаться себе в том, как низко они пали. Вам незачем так аккуратно укладывать салфетки. У нас не отель «Ритц».

— Ох, я… Просто сила привычки.

— Как у Самого, — кивнул учитель. — Происхождение не скроешь.

Дебора не стала объяснять мужчине, что её собственные корни лежат в той почве, какую в другой век назвали бы «быть в услужении». Её отец долгие годы работал на семью Сент-Джеймс, а последние семнадцать лет заботился о Саймоне, делая вид, что ничуть о Саймоне не заботится. Это была очень осторожная деятельность, и к своему приёмному сыну её отец обращался как к «мистеру Сент-Джеймсу». Дебора пробормотала что-то себе под нос, как бы реагируя на слова учителя, и сказала:

— Вам, похоже, он очень нравится.

— Сам-то? Достойный человек. Но уж слишком доверчив, хотя, по сути, это и хорошо.

— Думаете, они тут ищут какой-то выгоды? Те джентльмены, что здесь находятся.

— Это вряд ли. Большинство из них понимают, что им повезло, иначе бы они окончательно погибли из-за пьянки или наркотиков, так что они стараются продержаться здесь как можно дольше.

— Тогда кто?

— Кто выгоды ищет?..

Учитель посмотрел на Дебору в упор, и это был весьма многозначительный взгляд. Женщина заметила, что на его левом глазу начала расти катаракта, и подумала, какого же он может быть возраста. Но после того, как человек десять лет провёл на улице, по внешности определить это было невозможно.

— Ходят тут всякие, обещают разное, а он им верит. Он по этой части наивен.

— Это связано с деньгами? С пожертвованиями?

— Иногда. А в другой раз им что-то от него нужно…

И снова — многозначительный взгляд.

Дебора поняла, что и её учитель поместил в разряд людей, которым что-то нужно от Николаса Файрклога. Что ж, ничего удивительного в подобном выводе не было, если учесть, как представилась Дебора. И всё же она спросила:

— Например?

— Ну, его история очень ведь интересна, разве не так? Он думает, что, если её как-то обнародовать, это принесёт деньги в его проект. Только вот ничего не получается. Ни к чему не приводят его попытки. Тут к нам приезжал один парень из какой-то газеты, четыре раза приезжал, обещал статью, и Сам уж просто видел, как у нас появятся мешки денег, когда это опубликуют. И ни чёрта не получилось, и мы всё там же, откуда начинали, собираем средства понемножку. Вот что я имел в виду. Наивен он.

— Четыре раза? — переспросила Дебора.

— А?

— Вы говорите, репортёр приезжал сюда четыре раза, а статьи так и нет? Это очень необычно — такая трата времени без какой-либо отдачи. Должно не на шутку разочаровать. Да и что же это за репортёр, который расходует столько времени на подготовку статьи и ничего в итоге не пишет?

— Вот и я хотел бы это знать. Он говорил, что его газета в Лондоне, называется «Сорс», но никто ведь его документы не проверял, так что он мог быть кем угодно, тот парень. Я лично думаю, что он просто хотел нарыть какой-нибудь грязи на Самого, надеялся выставить его плохим парнем. Чтобы собственную карьеру сделать, я о том репортёре, если вы понимаете. Но Сам — он такого не думает. «Просто время ещё не пришло», — вот что он говорит.

— Но вы с ним не согласны.

— Я лично думаю, что ему надо быть поосторожнее. Он никогда осторожным не был, а от этого у него могут быть неприятности. Не сейчас, так позже. Неприятности.

Камбрия, Уиндермир

Именно Яффа Шоу предположила, что Зед мог бы сделать куда больше, чем просто сидеть в «Иве и колодце» в Брайанбэрроу и ждать, когда что-нибудь чудесным образом свалится прямо ему на голову, вроде, например, сыщика из Скотленд-Ярда с лупой в руке и пенковой трубкой в зубах, чтобы никто не ошибся при взгляде на него. Они с Зедом поговорили после того, как тот записал всё, что относилось к старому фермеру Джорджу Коули, которого стригли на лугу. Зед отметил и тот факт, что сына фермера, подростка, явно смущала многоречивость отца. А пожалуй, решил Зед, неплохо было бы поболтать на эти темы ещё раз, только на этот раз с Даниэлем Коули, а не с его отцом.

Яффа, играя роль озабоченной его делами будущей подруги жизни, поскольку мать Зеда находилась рядом, в комнате (а когда её не было в комнате, если речь шла о личной жизни сына?), заявила, что смерть Яна Крессуэлла и намерения Джорджа Коули могут противоречить друг другу, а не связаны напрямую, как то предполагал Зед.

Поначалу эта идея рассердила Бенджамина. В конце концов, журналистом-расследователем был он, а не она. А Яффа была просто студенткой университета, пытавшейся ускорить процесс обучения, чтобы побыстрее вернуться к своему Михе, студенту-медику из Тель-Авива.